Девушка молчала, удивляясь разговорчивости старца. Форст закрыл глаза. Он вспоминал. После нескольких лет душевного блуждания Ноэль Форст осознал цель своей жизни. Он видел, как мог преобразовать мир. Надо только начать. И начать правильно. Основать первые ячейки, выдумать новые культовые ритуалы… Было ли его сумасшествие болезнью параноика? Возможно, и было. Форст сам считал себя фанатиком, и даже сумасшедшим, но сумасшедшим трезвым и рациональным. Он не останавливался ни перед чем, лишь бы достичь цели: он слишком недалеко заглянул в будущее, чтобы знать, достигнет он ее или нет.

— Когда собираешься изменить мир, — задумчиво сказал он, — то берешь на себя большую ответственность. Нужно быть чересчур наивным или просто одержимым, чтобы попытаться осуществить это, либо верить, что такое возможно.

— Это называется, бросить вызов жизни, — сказала девушка.

— Ах, не бередите мне старые раны, Дельфина! Довольно скучно играть пьесу, самим написанную и знать, что тебя ждет. Только одно меня и утешает: я не знаю подробностей и, вообще, понятия не имею, что произойдет в будущем. Поэтому я полагаюсь только на такие таланты, как ваш. К сожалению, даром предвидения я больше не обладаю. Но вы ведь видите все отчетливо, не так ли? Одолжите мне ваш талант. Возьмите меня с собой… О, как много я сегодня говорю!

Девушка робко начала готовиться к большим внутренним нагрузкам. В отличии от других экспертов она была способна на очень сильный самоконтроль. Большинство «пловцов» слишком рано теряли свой «якорь» и сгорали. А тридцатилетняя Дельфина (зрелый возраст для эспера) сохранила и ориентацию, и силу, сохранила жизнь. Но и она сгорит, когда не хватит сил. До сих пор этого не случалось, и Форст очень симпатизировал ей: он связывал с ней большие надежды. Если бы она продержалась еще немного, до тех пор, пока он не увидит продолжения своего пути! Тогда этот длинный экскурс закончится, и они смогут хорошенько отдохнуть.

Наконец она отошла от настоящего и вступила в сферу, где сконцентрировались все мгновения.

Форст наблюдал за девушкой и ждал момента, когда он отправится вместе с ней. Один он не мог совершить путешествие в будущее, ему нужен проводник. В конце концов его зрение ослабло, все вокруг замерцало, и он почувствовал, что движется навстречу туманному миру теней. Перед ним открылась завеса времени, он увидел смутную фигуру, в которой узнал самого себя, в окружении каких-то неясных силуэтов.

Неужели это Лазарус? Да, конечно, это он! А вот и Кирби! И Мандштейн! Собрались все фигурки в его великой игре. Далее Форст увидел совершенно незнакомый мир с необычным ландшафтом — не земным, но и не марсианским и не венерианским. Форст задрожал. Он взглянул на дерево, которое возвышалось над ним по меньшей мере метров на двести и словно упиралось вершиной в небо. Дерево было покрыто кроной ажурно-голубой листвы… Вдруг он стремительно перенесся в душную и вонючую атмосферу мокрого от дождя большого города, и увидел, что стоит перед одним из своих старых храмов. Храм горел, и запах горящего дерева щипал нос. От жары быстро испарялась дождевая влага. А потом он посмотрел на улыбающееся лицо Кирби. А потом…

А потом его покинуло чувство движения, и он вернулся в настоящее. Форст лежал в кресле с закрытыми глазами и тяжело дышал.

Немного отдохнув, он взглянул на Дельфину: она лежала рядом с его креслом. Старец позвал аколита:

— Отправьте девушку в отделение, — сказал он. — И пусть о ней позаботятся врачи. Ей нужно восстановить силы.

Аколит кивнул и легко поднял девушку. Форст продолжал сидеть неподвижно. Он был доволен результатом сеанса, который подтвердил его интуитивные мысли о ближайшем будущем, и это его умиротворило.

Потом он нажал кнопку селектора:

— Пришлите ко мне Каподимонте.

Через несколько минут в его комнату вошел толстяк. Каподимонте был начальником одного из районов Санта-Фе, причем в случае отсутствия Форста и Кирби ему же должен подчиняться весь Научный Центр. Это был лояльный, прилежный, исполнительный работник, и Форст часто доверял ему деликатные поручения, которые тот выполнял обычно с успехом.

Форст сказал:

— Каподимонте, сколько вам потребуется времени, чтобы подобрать экипаж для межзвездного полета?

— Для межзв…

— Да. Скажем так: для старта поздней осенью этого года. Сейчас можете подобрать людей только по анкетным данным. Нужные две или три команды.

Каподимонте уже пришел в себя:

— Какой численности должны быть команды?

— Различной: и два человека, и целый десяток. Начните с Адама и Евы и пройдитесь по всем парам. Принцип отбора таков: они должны быть здоровыми, выносливыми, способными рожать детей, хорошо приспосабливаться к меняющимся условиям.

— Это должны быть эсперы?

— Нет, лучше простые люди. В крайнем случае, можете взять пару эсперов на дюжину. Но они не должны быть очень чувствительными. Не забывайте, что они будут пионерами, а для такой трудной жизни больше годятся грубые и психически устойчивые люди. В такой экспедиции гении не нужны.

— Когда будет готов список, кому его показать: вам или Кирби?

— Мне. Хочу вас предупредить, чтобы вы вообще не говорили никому ни слова об этом. Даже Кирби. Просто сходите в архив, сделайте свою работу и принесите мне результаты. Я еще сам не знаю, какого масштаба будет экспедиция, но я хотел бы организовать такую группу, которая оправдала бы все мои расчеты. А сколько будет участников: два, три, восемь — я и сам не знаю. Даю вам на это два-три дня. Когда эта работа будет выполнена, мы еще раз с вами побеседуем. Потом возьмите парочку самых способных людей и займитесь с ними логистическими приготовлениями к полету. Используйте при этом капсулу, которая может приводиться в движение энергией эсперов. Попытайтесь разработать наиболее приемлемый и целесообразный проект. Используйте старые достижения. У вас ведь богатый арсенал всяких проектов, просмотрите их внимательно. Созданный проект будет вашим детищем, Каподимонте.

— Один нескромный вопрос, сэр?

— Прошу.

— Это всего лишь гипотетическая тренировка или все довольно серьезно?

— Я и сам еще не знаю, — сказал Форст.

На экране появилось голубое лицо венерианина. Оно казалось каким-то чужим и неприятным, но тем не менее венерианин родился на Земле, что было видно по форме головы и чертам лица. Это был Дэвид Лазарус, Основатель и воскресший пророк культа лазаристов. Прошло двадцать лет с тех пор, как Лазарус отправился на Венеру. За это время он часто разговаривал с Форстом. И всякий раз пророки позволяли себе такую дорогую роскошь, как разговор с полным визуальным контактом. Даже телефонный разговор между Землей и Венерой с помощью промежуточных космических станций был чрезвычайно дорогим, а уж о сопровождении разговора телевизионным изображением и говорить не стоит. Но расходы не смущали пророков. Сам Форст настоял, чтобы связь была визуальной. Ему было очень важно видеть измененное лицо Лазаруса. Это позволяло Форсту концентрировать свои мысли во время вынужденных пауз: даже если учесть, что информация неслась со скоростью света, все равно проходило несколько минут, прежде чем она достигала другой планеты. Поэтому даже самый короткий и незначительный обмен мнениями требовал более часа связи.

Расположившись поудобнее в своем кресле, Форст сказал:

— Я думаю, Лазарус, что пришло время объединить наши движения. Мы дополним друг друга. Ведь от нашей разобщенности никто из нас не получил выгоды.

— Но если мы соединимся, мы можем кое-что и потерять, — в раздумье произнес Лазарус. — Ведь наше движение моложе и слабее, и воссоединение может привести к тому, что вы поглотите нас, и мы полностью растворимся в вашей иерархии.

— Ни в коем случае. Гарантируем вам, что ваши лазаристы полностью останутся автономными. Даже больше: я гарантирую вам доминирующую роль в определении политического курса движения.

— А какие гарантии вы можете предложить? — поинтересовался Лазарус.