— Лежи спокойно. Через пару минут будет готово.

— Ты не должен этого делать, — простонал Раулинс. — У нас ведь есть первоклассное медицинское оборудование в лагере. А ведь тебе уже наверняка не хватает множества полезных вещей. Если бы ты дал этому роботу забрать меня обратно в лагерь и…

— Я не хочу, чтобы автоматы кружились у меня здесь под ногами. А мой диагностат снаряжен, по крайней мере, лет на пятьдесят. Я редко болею. К тому же, к этой штуке я добавил аппарат, который может сам синтезировать большинство необходимых лекарств. Надо только время от времени подкармливать его протоплазмой, а остальное он сделает сам.

— Но позволь тогда, чтобы мы дали тебе некоторые очень редкие и новые лекарства.

— Обойдусь. Я не нуждаюсь ни в чьем милосердии. Хватит! Диагностат уже совершил с тобой свои чудеса. У тебя, наверное, не будет даже шрамов.

Наконец, аппаратура отпустила Раулинса. Он лег на спину и посмотрел на Мюллера. Тот стоял в одном из шести углов этого здания, прислонясь спиной к стене.

— Если бы я мог предположить, — сказал Мюллер, — что они тебя атакуют, то не оставил бы тебя одного надолго. У тебя не было с собой оружия?

— Нет.

— Звери, которые питаются падалью, никогда не нападают на живых. Что их привлекло к тебе?

— Клетка, — ответил Раулинс. — Она издает запах гниющего мяса. Я думал, что они съедят меня живьем.

Мюллер улыбнулся:

— Любопытно. Значит, эта клетка еще и ловушка. Благодарю тебя, ты помог мне немного углубить знания о лабиринте. Ну что ж, мы оба получили любопытную информацию благодаря твоему приключению. Я даже не могу тебе передать, как интересуют меня эти клетки. И как меня интересует все, что хоть как-то связано с лабиринтом. Акведук. Столбы-календари. Приспособления, очищающие улицы…

— Я знаю еще одного человека, который так же смотрит на, жизнь. Для него неважно, кто рискует или сколько это стоит — лишь бы вытянуть из своих экспериментов полезные данные. Бордмен…

Энергичным взмахом Мюллер прервал Раулинса.

— Кто?

— Бордони. Эсмилио Бордони, мой профессор системологии в университете. Лекции читал поразительно. Геоминистику… как учить…

— Эвристику, — поправил Мюллер.

— Ты уверен? Я готов спорить, что…

— Ошибаешься. Ты говоришь с экспертом. Геоминистика — это дисциплина, занимающаяся интерпретацией священного писания. Твой отец знал это отлично. Собственно, моя миссия к гидрянам и была экспериментом по прикладной геоминистике. Но, увы, неудачным.

— Эвристика, геоминистика, — Раулинс фыркнул. — Но во всяком случае, я рад, что помог тебе хотя в чем-то и чем-то. Но на будущее я хотел бы обойтись без этой эвристики.

— Я думаю. — Мюллер почувствовал удивительный прилив добрых чувств. — Ты пьешь, Нед?

— Спиртное?

— Ну да, я это имел в виду.

— Умеренно.

— Здесь есть один напиток… Его делают какие-то гномы во внутренностях планеты, — он достал искусно сделанную плоскую бутылку и налил в кубки по глотку. — Я добываю это в зоне С. Там напиток бьет прямо из фонтана. Наверное, ему надо прилепить этикетку: «Пей меня!» — он подал один кубок Раулинсу.

Раулинс осторожно попробовал.

— Крепкий!

— Примерно, шестьдесят процентов алкоголя. Даже понятия не имею, что в нем еще есть, как его приготавливают и для чего. Мне он просто кажется вкусным. Одновременно и сладкий, и выдержанный. Конечно, не очень сильно пьянящий. Думаю, это еще одна ловушка: достаточно выпить один стакан, чтобы окосеть, а остальное довершит лабиринт, — он поднял кубок. — Твое здоровье!

— На здоровье!

Они оба улыбнулись этому архаичному тосту и выпили.

«Осторожно, Дик, — напомнил себе Мюллер. — Ты уже начинаешь брататься с этим парнем. Не забывай, где ты и почему».

— Могу я взять немного этого напитка в лагерь? — спросил Раулинс.

— Пожалуйста. Но для кого?

— Для того, кто может его по достоинстову оценить. Он у нас дегустатор. Путешествует с запасом различных напитков. У него их, наверное, сто сортов. И, как мне кажется, со ста различных миров. Я даже не смог бы запомнить все названия.

— А есть там что-нибудь с Мардука? С планет Денеба? С Ригеля?

— Точно не знаю. Это значит: «Люблю пить, но не знаю названий».

— А может, твой док захочет выменять какой-нибудь напи… — Мюллер оборвал сам себя. — Нет, нет. Забудь о том, что я сказал. Не хочу я никакой торговли.

— Ты мог бы и сейчас пойти со мной в лагерь. Он бы с удовольствием угостил тебя всем, что у него есть в баре.

— Очень уж ты хитрый, Нед, — Мюллер уже уныло смотрел в свой кубок. — Я не дам себя охмурить. Не хочу иметь ничего общего с этими людьми. Мне жаль, что ты так уверен в этом.

— А мне жаль, что ты так уперся.

— Выпьешь еще?

— Нет. Мне пора идти. Я ведь шел сюда не на целый день и мне, наверное, зададут в лагере, что я не выполнил дневного задания.

— Но ведь ты просидел большую часть времени в этой клетке. Тебе не может попасть за это.

— Могло бы. Мне и так немного попало за вчерашний день. Наверное, им не нравится, что я прихожу к тебе.

Мюллер внезапно почувствовал, что сердце у него сжалось. Раулинс продолжал:

— Я потерял весь сегодняшний день, поэтому не удивлюсь, если они мне и вовсе запретят приходить сюда. Итак уже держали зуб на меня, и раз уж знают, что ты не горишь желанием сотрудничать с ними, то уже точно считают мои визиты сюда пустой тратой времени.

Допив кубок до дна, он встал, кряхтя, и посмотрел на свои голые ноги. Какая-то распыленная из диагностата субстанция покрыла ранки пленкой телесного цвета, так, что ран было совсем не видно. Он с трудом натянул свои разодранные ботинки.

— Мостовая здесь очень гладкая, — сказал Мюллер.

— Так ты дашь мне немного этого напитка для моего друга?

Без слов Мюллер вручил Раулинсу флягу, заполненную наполовину. Нед пристегнул ее к поясу.

— Это был очень занимательный день. Надеюсь, мы сможем встретиться снова.

Когда Раулинс, хромая, шел в зону Е, Бордмен спросил:

— Как твои ноги?

— Измучился. Но ранки быстро заживают. Ничего страшного.

— Ты смотри, чтобы у тебя не упала эта бутылка.

— Не бойся, Чарльз. Я хорошо ее прикрепил. Мне не хотелось бы лишить тебя такого удовольствия.

— Послушай, Нед. Мы действительно посылали за тобой много роботов. Мы все время наблюдали твою мучительную борьбу со зверями. Но мы ничего не могли сделать. Каждого робота Мюллер останавливал и уничтожал.

— Все в порядке, — сказал Раулинс.

— Но он действительно неуравновешен. Не захотел впустить ни одного робота в центральную зону.

— Все хорошо, Чарльз. Ведь я жив.

Бордмен, однако, продолжал говорить о том же.

— Я даже подумал, что если бы мы не посылали роботов, то это бы было значительно лучше, Нед. Потому что они слишком долго занимали внимание Мюллера. А ведь за это время он мог вернуться и выпустить тебя. Или, по крайней мере, перебить этих зверей. Он…

Бордмен замолчал, надул губы и скорчил гримасу перед зеркалом, взял себя за складку жира на животе. Проклятая старость. Пора снова подвергнуть себя преображению. Принять опять внешность шестидесятилетнего мужчины, одновременно вернув хорошее самочувствие пятидесятилетнего. После длинной паузы он добавил:

— Думаю, Мюллер уже подружился с тобой. Я очень рад. Пришло время попытаться выманить его из лабиринта.

— Как я должен это сделать?

— Пообещай вылечить его.

Они встретились через два дня в южной части зоны B. Мюллер приветствовал Раулинса с явным облегчением, чего тому и надо было. Раулинс подошел к нему, пересекая наискосок овальный зал — наверное, бальный — между двумя сапфировыми башнями с плоскими крышами. Мюллер кивнул головой:

— Ну как ноги?

— Отлично.

— А твой приятель… Ему понравился напиток?

— Естественно. — Раулинс вспомнил блеск в глазах Бордмена. — Он прислал тебе какой-то особый коньяк и надеется, что ты еще угостишь его своим нектаром.