У стола Берты Кул сидел посетитель. Это был богач, случайно попавший в трущобы, где ему все противно, даже сам воздух.

Когда я вошел в кабинет, Берта приветливо улыбнулась, а посетитель посмотрел на меня так, словно заранее приготовился увидеть нечто отвратительное.

Берта была сама любезность – значит, об оплате они еще не говорили.

– Знакомьтесь, мистер Шарплз, это мой партнер Дональд Лэм, – сказала Берта. – Выглядит он не очень солидно, зато ума ему не занимать. Дональд, это мистер Шарплз, горнопромышленник из Латинской Америки. Он пришел к нам по делу.

Вертящийся стул издал резкий металлический звук, когда Берта, устраиваясь поудобнее, навалилась на него всей своей тяжестью. На ее губах по-прежнему играла улыбка, но по глазам я видел, что требуется моя помощь.

Я присел.

– Мне это не нравится, – глядя на меня, недовольно произнес Шарплз.

Я промолчал.

– По-моему, ваша коллега считает, что мною движет праздное любопытство, – продолжил Шарплз нарочито обиженным тоном, но лицо его оставалось невозмутимым, как у тех, кто говорит: «Я не люблю брать последний кусок с тарелки», а затем этот кусок преспокойно съедает.

Берта попыталась что-то сказать, но я взглядом дал понять, чтобы она помолчала. Наступившая пауза тяготила Берту, и она, не выдержав, начала:

– Но ведь мы для этого и существуем...

– Речь идет не о нас, – перебил Шарплз тем же холодным тоном. – Речь идет обо мне.

– Разумно, – сказал я.

Шарплз резко, словно на пружине, повернулся, но не прочел на моем лице ничего, кроме вежливого интереса...

Очередную паузу прервал скрип стула, на котором сидела Берта. Но Шарплз больше не обращал на нее внимания – он смотрел на меня:

– Я уже рассказал обо всем вашей коллеге. Придется повторить специально для вас. Согласно завещанию покойной Коры Хендрикс – я один из двух опекунов ее наследства. Наследников тоже двое – Ширли Брюс и Роберт Хокли. Вам известны завещания такого рода?

– Да, – ответил я.

– Дональд – дипломированный юрист, – поспешила вставить Берта.

– Почему же он не работает по профессии? – съязвил Шарплз.

Берта хотела ответить, но я опередил ее:

– Я понял, что в законодательстве есть лазейка, зная о которой убийца может избежать наказания.

– Вы имеете в виду состав преступления? – спросил Шарплз с видом знатока.

– Вы правы. Я счел это несправедливым, но вышестоящим инстанциям не понравились мои соображения.

– И что же, законодательство не изменилось?

– Увы.

Тон Шарплза стал иным. Теперь в нем слышалось уважение, смешанное с любопытством.

– Может быть, когда-нибудь вы расскажете об этом подробнее? – спросил он.

Я покачал головой:

– Однажды я совершил ошибку. И начальству это не понравилось. Вот и все.

Какое-то мгновение Шарплз молча смотрел на меня, а затем продолжал:

– По условиям завещания опекуны до истечения срока опеки вольны выделять наследникам такую сумму, какую считают нужной. А срок опеки истечет, когда младшему из них исполнится двадцать пять лет. Тогда все должно быть разделено поровну. – Снова помолчав, Шарплз многозначительно добавил: – Это налагает на вас особую ответственность.

– И как велико наследство? – спросила Берта.

Шарплз даже не повернул головы в ее сторону.

– Это не имеет прямого отношения к делу, – бросил он через плечо.

Стул под Бертой снова заскрипел.

– Так на чем мы остановились? – спросил я.

– Мне нужна ваша помощь.

– Чем же мы можем помочь?

– Дело весьма деликатное. – С этими словами Шарплз мрачно уставился на меня.

Я молчал.

Опять скрипнул стул – Берта, бросив на меня короткий взгляд, склонилась над столом. Нарушить молчание пришлось Шарплзу.

– Должен сообщить вам кое-что о тех, кто имеет непосредственное отношение к делу, – начал он. – Кора Хендрикс скончалась скоропостижно. Близких родственников у нее не было. Ширли Брюс – дочь ее давно умершей двоюродной сестры. Осиротевшую девочку Кора Хендрикс взяла к себе. Было это всего за несколько месяцев до того, как она умерла сама. Что касается Роберта Хокли, то он ей вообще никакой не родственник. Он сын близкого друга Коры, который умер на год раньше ее. – Шарплз откашлялся. – Роберт Хокли, – продолжил он тоном судьи, оглашающего приговор, – молодой человек весьма сомнительного поведения. По правде сказать, просто дикарь. Он упрям, невоспитан, подозрителен, в нем так и клокочет дух противоречия. – Уловив на моем лице тень сомнения, Шарплз добавил: – Я отвечаю за свои слова.

– Игрок?

– Естественно.

– И ему нужны деньги, – заметил я.

– Естественно.

– И вы их даете?

– Мы выделяем Роберту Хокли довольно скромную сумму, мистер Лэм. То, что он от нас получает, едва превышает минимум, определенный завещанием.

– Ну а мисс Брюс?

– О, – Шарплз заметно смягчился. – Мисс Брюс совсем другое дело. Это весьма сдержанная, воспитанная, красивая девушка, и она не бросает денег на ветер.

– Блондинка или брюнетка?

– Брюнетка. А собственно, зачем вам знать?

– Просто так.

Шарплз внимательно посмотрел на меня.

– Ее внешность не имеет к делу никакого отношения... Нам очень не хотелось бы обделять Роберта Хокли. Мы могли бы давать ему больше...

– Но он игрок. И каждый полученный цент ставит на карту. Не так ли?

Шарплз задумался, а затем медленно произнес:

– Роберт Хокли – своеобразный молодой человек. Когда мы отказались давать столько, сколько он хотел, он занял денег и открыл небольшое авторемонтное предприятие.

– Ну и как у него идут дела?

– Не знаю. Я пытался навести справки, но ничего не смог выяснить. Вообще-то я сильно сомневаюсь, что такой человек может чего-либо добиться. Угрюмый, замкнутый...

– Он служил в армии?

– Нет. Признали непригодным по состоянию здоровья. Меня это очень огорчило. Ведь, окажись он в армии, многие наши проблемы решились бы сами собой. К тому же армейская дисциплина, по всей вероятности, благотворно повлияла бы на него.

– Но его ведь могли убить, – заметил я.

Шарплзу мои слова не понравились. Он повернулся к Берте.

– Не знаю, что заставило меня прийти сюда...

Берта улыбнулась:

– Знаете, посещение частных детективов чем-то похоже на посещение турецкой бани. Попав туда впервые, испытываешь неловкость. Но потом, побывав там во второй, третий раз, входишь во вкус и понимаешь, что именно этого тебе и не хватало.

Шарплз вроде бы снова обрел самоуверенность.

– Мне нужна информация. Сам я не могу ее получить, – сказал он.

– Для этого существуем мы, – подхватила Берта.

– С Ширли Брюс тоже не все так просто, – продолжил Шарплз. – Но здесь совсем другие проблемы. Дело в том, что юридически мы имеем право выдавать каждому из наследников столько, сколько считаем уместным. Например, одному десять тысяч долларов в месяц, другому вообще ничего. Сами понимаете, это нарушило бы баланс... Короче, я хочу сказать, что мы вправе выделять одному из наследников больше, а другому меньше.

– На сто двадцать тысяч долларов в год, – заметил я.

– Не надо понимать столь буквально, мистер Лэм. Это всего лишь пример.

– Так я и понял, мистер Шарплз.

– Теперь вам ясно?

Я кивнул.

– Ширли Брюс – решительная молодая девушка. У нее свои правила и убеждения. Самое удивительное, что она наотрез отказалась принять хоть на цент больше, чем мы даем Роберту. Так что мы попали в сложное положение...

– Вы хотите сказать, что Ширли возвращает вам деньги? – спросила Берта.

– Увы, это так.

– Ничего не понимаю! – воскликнула Берта.

– Я тоже, – сказал Шарплз. – Но она считает это правильным. Не хочет, чтобы ей оказывали предпочтение. Считает, что наследство должно быть разделено поровну, и ей плевать на наше право выдавать деньги по своему усмотрению.