– Простите, я… У меня назначено свидание, да. – Джонатон схватил папку и шагнул к двери, стараясь не встречаться взглядом с Фионой. Он не был уверен, что, увидев желание в ее глазах, останется непоколебимым. – И вообще, я могу закончить историю самостоятельно, поскольку располагаю вашими рисунками, так что нам нет необходимости проводить много времени вдвоем. Недавно я приобрел в собственность городской дом – это весьма тихое место, где можно писать без помех.

– Джонатон, вы, кажется, не вполне в себе. – В голосе Фионы послышалось изумление.

– Не говорите вздор: никогда в жизни я не мыслил столь ясно, как сейчас. – Маркиз решительно направился к двери. Он должен был уйти сейчас, немедленно, пока соблазн и прелестная Фиона не одержали над ним верх. Даже святому непросто отказаться от такого предложения, какое сделала ему эта очаровательная девушка, а ведь он далеко не святой.

– Надеюсь, вы вернетесь? – крикнула Фиона ему вслед.

– Только когда история будет дописана до конца. – Впопыхах маркиз никак не мог найти ручку двери. – И когда сделают копии с ваших рисунков.

– Не забывайте, что у нас очень мало времени.

– Да, разумеется, но я постараюсь ускорить дело. – Его голос наконец приобрел деловой тон. – Мы закончим все на следующей неделе.

– Но я хотя бы увижу вас перед балом у леди Честер?

– Да. Конечно. Вероятно. Я не знаю. – Он наконец распахнул дверь.

– Джонатон!

– Да? – Маркиз резко повернул голову и только тогда понял, что Фиона стоит всего в нескольких дюймах от него. И еще он понял, что ограничен в движении, поскольку одной рукой держится за ручку двери, а второй сжимает папку с рисунками.

– Джонатон… – Фиона положила ладони ему на грудь, и он невольно прижался к двери. – Я просто хочу знать. Мне кажется, это вполне уместно…

– Что? – Он с трудом сумел выжать из себя это слово.

– «Прекрасная капитуляция». – Фиона слегка коснулась его губ своими губами.

Хотя Джонатону было очень неудобно говорить в таком положении, он все же попытался.

– Согласен, пусть будет «Прекрасная капитуляция». Для наших целей это просто идеально! А теперь до свидания, мисс Фэрчайлд. – Он выпрямился, кивнул и удалился, изо всех сил стараясь, чтобы это не выглядело как спасение бегством.

Джонатон смог восстановить нормальное дыхание лишь тогда, когда оказался на улице, где было холодно и ветер забирался ему под плащ. Однако сейчас он был даже рад этому: свежий воздух, остудив жар, помог ему думать, а подумать было о чем. Он дал знать своему кучеру, что хочет пройтись пешком, и карета последовала за ним на некотором расстоянии.

Черт бы побрал эту женщину. Что вселилось в нее, когда она дерзнула сделать такое предложение, и даже не предложение, а настоящую декларацию? Она не оставила ему никакого выбора. Хорошо еще, что он происходил из рода Эффингтонов, которые сделаны из более прочного материала и никогда не позволят женщине пожертвовать своей добродетелью, как бы она того ни хотела.

И все же любопытно, что с ними стряслось? Маркиз замедлил шаг. Добродетель Фионы Фэрчайлд оказалась ненарушенной, но определенно ее целовали и определенно она отвечала на поцелуи. Эта женщина не новичок в области флирта и в свои двадцать пять искушена не меньше, чем любая записная красавица.

Однако вопрос заключался прежде всего в том, почему Джонатон отверг ее предложение, и неумение ответить на этот вопрос приводило его в ужас.

Фиона некоторое время продолжала с чувством удовлетворения смотреть на дверь, затем довольно улыбнулась.

Наверняка она заслуживает попадания в ад за свои грехи. Никто не должен испытывать удовлетворения при виде страданий другого, а маркиз определенно испытывал страдания из-за создавшейся ситуации.

Впрочем, Фиона не ставила себе подобной задачи: в ее намерения входили обольщение либо капитуляция, и только. Ни один другой мужчина никогда прежде не вызывал в ней такого ноющего, острого, захватывающего желания: это одновременно будоражило и ужасало ее. Она никогда не испытывала похоти, но знала с уверенностью, которая пришла к ней откуда-то из глубины, что то чувство, которое взяло ее в тиски, было не просто криком плоти. Это чувство представлялось ей сильным, необоримым и неизбежным и присутствовало где-то в глубинах сознания и сердца с того самого момента, когда она увидела маркиза много лет назад.

Однако сейчас все выглядело совсем по-другому. Тогда она видела Джонатона в другом конце бального зала – этот обольстительный светский лев, державший в объятиях млеющую от счастья леди, представлял собой скорее романтический персонаж из какого-нибудь модного романа. Сейчас она знала Джонатона Эффингтона как привлекательного джентльмена, куда более интересного, чем его многочисленные друзья. Он был умен, любезен, обладал добрым сердцем. Несмотря на нежелание подтвердить свое согласие жениться, маркиз обладал природным благородством. Он без труда стал ее другом, и Фиона подозревала, что отныне не сможет жить без него.

На этот раз речь определенно шла о любви, а не просто о страсти, порожденной случайным прикосновением руки или теплом губ, прикоснувшихся к ее губам. Так или иначе, она действительно хотела его и всего того, что из этого вытекало. Что касается последствий, то Фиона не рассматривала их во всех подробностях, но тем не менее где-то в глубине сознания прекрасно помнила о притягательной силе денег и красоты.

И все же если ей суждено выйти замуж в соответствии с условиями завещания, составленного отцом, да будет так.

Итак, у нее появился мужчина, которого она любит, в этом не было никакого сомнения. Она любила Джонатона Эффингтона всей душой, и, по-видимому, любовь эта зародилась уже тогда, при первой встрече.

Однако сам всегда уверенный в себе лорд Хелмсли на этот раз определенно пребывал в сомнениях и в смятении. Иначе почему он столь поспешно убежал, словно перепуганный кролик? В конце концов, он мог бы высмеять ее предложение, превратить все в шутку и мягко, но решительно отклонить.

Тут Фиона громко рассмеялась. Джонатон вовсе не принадлежал к тому разряду мужчин, которые пугаются чего-либо; следовательно, он испытывает к ней столь сильные чувства, что они заставляют его совершать весьма странные поступки. Возможно, это вожделение? Однако вожделение он, без сомнения, испытывал и раньше и мог справиться с ним гораздо разумнее, чем сегодня.

Но если не вожделение, тогда что? Фиона протяжно вздохнула.

Боже милосердный, пусть это будет любовь!

На следующий день по случаю свадьбы леди Элизабет Лэнгли и сэра Николаса Коллингсуорта Эффингтон-Хаус гудел от разговоров о неумирающей любви и о неотвратимости предопределенной судьбы. Дискуссия либо чрезвычайно приятная, либо бередящая душу, в зависимости от семейного положения и состояния души…

Сначала предполагалось провести лишь небольшое мероприятие с участием членов семьи и ближайших друзей, но ничто не могло оставаться малым, когда дело доходило до празднования в Эффингтон-Хаусе. Даже поспешно устроенная свадьба с приглашением родственников, которые находятся в Лондоне, разрасталась до внушительных размеров, учитывая количество тетушек, дядьев, кузенов и их супругов с детьми.

Джонатон оценил возможное количество гостей где-то между шестьюдесятью и сотней, и по этой причине свадебный завтрак мог состояться исключительно в бальном зале. Малое применительно к сборищу у Эффингтонов было понятием относительным: его семья всегда охотно отзывалась на приглашение попраздновать, хотя все они лишь неделю назад были участниками рождественского бала. Тем не менее нынешний праздник сильно отличался от прежнего, поскольку отмечалось принятие нового члена в семейный клан.

Стоя в конце зала рядом с большой пальмой, которая служила некоторым укрытием и давала возможность быть очаровательным и любезным по отношению к каждому из присутствующих родственников, что было его обязанностью как будущего герцога, Джонатон зорко наблюдал за происходящим. Атмосфера сложилась по-настоящему праздничная, хотя настроение маркиза праздничным назвать было никак нельзя. Он прилагал все усилия к тому, чтобы забыть о своих треволнениях и таких понятиях, как вожделение, любовь, женитьба, однако мысли о Фионе и об их дальнейших взаимоотношениях не оставляли его. Казалось, что эта женщина поселилась у него в мозгу и отказывается это место покинуть. Такое коварство порождало в его душе настоящее смятение.