– Да, да, – заторопилась графиня, – покажите цветы и мне тоже!

Тем временем Фиона подтолкнула Джонатона плечом, и он быстро повел ее назад по той же дорожке, по которой они сюда пришли.

Они не произнесли ни слова до того момента, пока благополучно не добрались до коридора и не захлопнули за собой дверь оранжереи.

– Оказывается, вы имеете поклонника в лице графа, – медленно произнес Джонатон. – Он очень красивый мужчина, должен признать.

– Действительно красивый и отлично это знает. – Фиона весело посмотрела на него: – А вы, стало быть, ревнуете?

– Не говорите вздор. Я никогда не ревную. – Джонатон свел брови вместе. – Впрочем, за исключением данной минуты.

– Полагаю, это комплимент? – Фиона осмотрелась по сторонам и раньше, чем маркиз успел воспротивиться, прильнула к нему и быстро поцеловала. – Не могу припомнить, чтобы когда-либо до такой степени была рада комплиментам. – Она уверенно взяла его под руку, после чего они направились в бальный зал.

Джонатон хмыкнул:

– А мужчины имели основания для того, чтобы проявлять ревность?

– Вероятно. – Она спокойно встретила его взгляд. – Но я не придавала этому значения.

Они вошли в зал и остановились возле пальм.

– А сейчас придаете?

– Да, – просто сказала Фиона, понимая, что тем самым дает обещание, пусть и не выраженное словами.

Лицо маркиза осветилось улыбкой.

– Могу я предложить вам танец, мисс Фэрчайлд?

– Буду счастлива, милорд. – Фиона улыбнулась и шагнула к нему.

– Напомните мне, чтобы я поблагодарил Джудит за предусмотрительно близкое размещение этих деревьев к периметру танцевальной площадки. Это очень разумно с ее стороны.

– И удобно.

– Не забудьте, я намерен завтра нанести вам визит. Надеюсь, мне не придется конкурировать с другими джентльменами за право удостоиться вашего внимания…

– Не уверена. – Фиона улыбнулась. – А что тут такого: это будет даже полезно для вас.

– Сомневаюсь. По крайней мере я предпочел бы не встречаться с Орсетти: мне очень не нравится этот тип.

Фиона с невинным видом посмотрела на маркиза:

– И для этого есть причины?

– Одна – наверняка. Я никогда не встречал этого человека, но у меня такое чувство, будто я видел его где-то раньше.

Фиона засмеялась.

– Вероятно, мимолетное воспоминание, – беспечно сказала она.

– Вероятно.

Через несколько мгновений они незаметно влились в толпу танцующих, словно вообще никуда не отлучались. И снова, находясь в его объятиях под звуки музыки, Фиона не думала ни о чем другом, кроме как о прикосновении его губ и обещании завтра нанести визит.

Ранним утром следующего дня, перед самой зарей, когда любой цивилизованный и респектабельный человек должен давным-давно спать, а чей уровень цивилизованности и респектабельности не соответствует высоким стандартам, лишь возвращается домой…

– Черт побери!

Джонатон отбросил покрывало и, соскочив с кровати, ударился коленом обо что-то невидимое. Он попытался нащупать свою одежду и столкнулся с еще каким-то неопознанным предметом.

Проклятие, комната такая неудобная, что в ней можно передвигаться лишь тогда, когда она хорошо освещена, а среди ночи это настоящая западня. Эдвардс, без сомнения, найдет здесь поутру несчастную жертву, сраженную какой-либо непонятного предназначения громадной штуковиной, вырезанной и раскрашенной аборигенами, живущими недалеко от вершин Гималаев.

Маркиз представил себе, как Эдвардс ошеломленно разглядывает его распростертое на полу тело, рассуждая вслух, что этого можно было бы избежать, если бы его светлость прежде прислушался к его словам.

Дворецкий и правда советовал Джонатону использовать в качестве спальни комнату, которая, по желанию сэра Николаса, была почти пуста, во всяком случае, по сравнению с другими комнатами в этом доме. Маркизу, однако, пришлись по душе именно хаотические джунгли, которые наилучшим образом характеризовали дом. Спотыкаясь, он направился к комоду, больно стукаясь о многочисленные сильно выступавшие вперед ручки.

– Проклятие! – Втянув в себя воздух, Джонатон пошарил рукой, пытаясь найти спички, которые, как он знал, находились где-то здесь. Вероятно, он нашел бы свою смерть, если бы попытался спуститься по лестнице без света. Накинув на себя халат, Джонатон взял лампу и направился в библиотеку.

Спускаясь по лестнице, маркиз старался не думать о том, что до сих пор не сделал ничего существенного. Разумеется, он извинился, сказал Фионе, что хотел бы нанести ей официальный визит, но ничего не сказал ни о женитьбе, ни о любви.

Впрочем, после того как они с Фионой вернулись в бальный зал, у него ни разу не появилось возможности для приватного разговора. Им удалось станцевать еще лишь один танец, хотя даже это было непросто, Фиону постоянно приглашали, а графиня Орсетти ухитрялась следить за каждым его шагом.

Даже леди Норкрофт, похоже, пристально наблюдала за поведением Джонатона, и это очень его раздражало, хотя он не мог не признать, что эта настороженность в какой-то степени была оправданной.

В итоге ему так и не выпал шанс снова заключить Фиону в объятия и поцеловать настолько крепко, насколько она того заслуживала; однако всякий раз, когда их взгляды встречались, приводящие обоих в трепет искры постоянно проскакивали между ними, а в воздухе стояло некое осязаемое ощущение ожидания. Джонатона удивляло лишь, что все, кто смотрел на них, этого не замечали.

Разумеется, Оливер, Уортон и Кавендиш дружно прокомментировали возвращение Джонатона из оранжереи, заявив, что теперь он не выглядит столь несчастным, как прежде. Ничего удивительного, он и в самом деле чувствовал себя на редкость веселым и общительным.

Спустившись по лестнице, Джонатон повернул в сторону библиотеки, двигаясь с большой осторожностью, поскольку в этом доме любая вещь способна была ни с того ни с сего наброситься на него. Вероятно, ему следует что-то сделать с домом, прежде чем он приведет сюда жену.

Жену? Фиону?

Странно, но мысль о Фионе как о жене больше не наполняла его сердце ужасом. Правда, оставалось еще некоторое опасение, иначе он не колебался бы и признался ей в любви, попросил руки и так далее. Впрочем, он мог бы уже сделать все это, если бы им внезапно не помешали графиня и ее Бернардо.

Джонатон презрительно фыркнул и толкнул дверь, после чего, войдя в библиотеку, поднял лампу вверх, чтобы избежать возможных столкновений на пути к письменному столу.

Как ни странно, Фиона не сказала, что не проявляет интереса к графу; более того, она вообще ничего о нем не сказала, лишь упомянула о его высокомерии. Судя по всему, она была рада избавиться от его присутствия, но это может объясняться естественным нежеланием любой женщины видеть, как новый любовник сталкивается лицом к лицу со старым.

Но неужели прошлое Фионы – это Бернардо? Этот вопрос лишал Джонатона сна. Определенно он где-то уже видел графа, но где именно?

Джонатон сел за стол и раскрыл папку с рисунками. Перелистывая страницы, он обращал внимание лишь на изображения обнаженных людей и вскоре нашел нужный рисунок.

Это был настоящий шок. Поднявшись, маркиз зажег все находящиеся в библиотеке лампы, вернувшись к столу, долго разглядывал рисунок.

Итак, он видел прежде это лицо, но что касается тела…

Джонатон тихо чертыхнулся. Что ж, рано или поздно, но он все равно узнает правду.

Фиона приподняла дверной молоточек, висевший на входной двери дома Джонатона. Понимая, что это самая предосудительная вещь, которую ей когда-либо довелось совершать, она все же опустила молоточек. Прийти в дом мужчины без приглашения и без сопровождения общество непременно сочтет серьезным проступком, но Джонатон был так близок к тому, чтобы сделать весьма приятные заявления и дать не менее приятные обещания! Кто знает, чем бы все кончилось, если бы им так внезапно не помешали накануне вечером?

Фиона сунула завернутый в коричневую бумагу экземпляр «Прекрасной капитуляции» под мышку и нетерпеливо топнула ногой. Законный повод или нет, но большинство людей расценили бы ее визит сюда в столь ранний час не иначе, как скандальный.