Потемнело в глазах, из памяти вплыла картинка: улыбающаяся Лада на заднем сиденье шикарного Павловского «Лэнд Ровера». Если пассажирка вылетела через лобовое стекло, то она сидела на переднем сиденье, значит, жива Виолетта, не Лада. Давид бестолково уставился на расплывшиеся от набежавших слез строчки.

Может, он пропустил что-то важное и от этого важного изменится смысл газетной заметки? Но, увы! Ничего не менялось, как можно изменить смерть? Теперь Давид горько пожалел, что остался в Ангельске и не поехал вместе с Ладой, лучше бы он лежал на холодном металлическом столе городского морга. Испугался Бернса, который не одобрит внезапное исчезновение референта. Да и Тина Андреевна согласилась, что отпроситься у босса надо. Тина! Знает ли она? Господи, надо срочно позвонить ей! Немного отпустило, рука судьбы разжала пальцы на Давидовом сердце, они с Тиной друзья по несчастью, есть кому излить свое горе, поплакаться в жилетку. Тина Андреевна любила своих подруг, да и Павлов, судя по всему, был ей не безразличен. Давид набрал номер Тины. Ее мобильный долго не отвечал.

— Она же на съемках! — хлопнул себя по лбу Давид, быстро собрался и, схватив ключи от машины, выбежал из квартиры.

Садиться за руль в таком состоянии было полным сумасшествием, он был опасен на дороге и вполне мог присоединиться к своей возлюбленной, но сейчас перед Давидом стояла цель — как можно быстрей переговорить с Тиной. В первые минуты от боли он ничего не ощущал кроме своей утраты, но теперь, он был полон решимости выяснить, какого черта и кому понадобилось взрывать автомобиль с мирными гражданами? Давид взял себя в руки, нельзя показать Бернсу, в каком он состоянии, ведь любовные приключения Давида ему не известны, как неизвестна и его помощь подругам Тины Андреевны и ее интрижка с Павловым. Пусть и останется неизвестным. Они с Тиной поговорят с глазу на глаз. Интересно где сейчас Бернс? На съемочной площадке или в офисе?

Тина заканчивала съемки сцены, когда Давид появился на съемочной площадке. Федор Клюкин, не отрываясь от монитора, приветственно поднял руку. Директор картины испуганно закивал, решил видно, что Давида прислал Бернс распекать их за какую-нибудь ерунду, в виде превышения нормы отпущенного целлулоидного материала гением отечественного порно. Давид притаился за спинками кресел у монитора, сжимая в руке утреннюю газету, и не подавал признаков жизни. О нем тут же забыли. Наконец Федерико остановил съемки. Ассистентка накидывала на Тину халат, когда, путаясь в кабелях и наталкиваясь на декорации, к ней поспешил Давид.

— Ну и видок у тебя! — воскликнула Тина и тут же спросила. — Случилось что-нибудь?

Давид взглянул на себя. Не брит, растрепан, рубашка пахнет духами Лады…

— Давид, ты в домашних тапочках! — трясла его за плечи Тина. — Что стряслось?

Говори!!!

— Где Бернс? — озираясь, проговорил Давид, ослепленный софитами.

— Его здесь нет. Да что случилось-то?!

— Ты когда заканчиваешь съемки? — спросил опрокинутый ее напором Давид.

— Давид, говори! — крикнула Тина.

— Тина, в этой газете на второй странице, — он протянул ей смятую газету, — пожалуйста, прочти, но только после съемок!

— Дай сюда! — Тина попыталась схватить газету, но Давид, одумавшись, быстро спрятал ее за спину.

— Нет, это было ошибкой, я подожду тебя, а потом мы вместе…

Давид отступал от взбешенной и напирающей на него Тины.

— Идиот, неужели ты думаешь, что теперь я смогу сниматься? Дай сюда!

Директор картины подошел к Тине, и заискивающе улыбаясь, но потом все более удивленно, видно рассмотрел Давидовы тапочки, произнес:

— Тина Андреевна, мы начинаем.

Давид рванул в темноту, за перегородку, крикнув Тине:

— Я подожду вас!

Злая и встревоженная Тина окинула площадку и директора картины ненавидящим взглядом и крикнула в темноту:

— Федор, ты слышишь меня? На сегодня съемки закончены!

Директор картины подпрыгнул на месте.

— Как закончены, Тина Андреевна?! — заверещал он.

— А вот так! — топнула ногой Тина.

— Федор Иванович, да что ж это такое! Да нас Бернс живьем съест! — кипятился директор картины, перелетая как бабочки МММ из света софит, где стояла Тина, в тень, где за перегородкой восседал режиссер.

— Тина, а что собственно произошло? — спросил Федерико, которому не нравилось работать в воскресенье, и он был рад отложить съемки.

— У меня возникли непредвиденные обстоятельства, — неожиданно спокойно объяснила Тина.

— Вы нас без ножа режете, Тина Андреевна, — чуть не плача взывал к ней директор.

— Роман Израилевич будет недоволен, ведь оплачено, а два часа съемок пропадут!

Деньги киностудия не вернет, Бернс меня снимет, ведь вы же знаете его присказку: если вы не умеете снимать кино, то я сниму вас.

— За два часа снимете сцены без моего участия, — Тина вскинула брови, будто говоря «какие мелочи».

— Так актеров еще надо вызвонить, да пока приедут, все два часа и пройдут! — жалобно ныл директор. Тине надоело препираться, ее ждал Давид.

— Все, не обсуждается! — твердо сказала она и удалилась в свою гримерную.

Давид согбенно сидел на небольшом пуфике в гримерной Тины Андреевны. Газета торчала в его намертво сцепленных ладонях. Она вошла вместе с ассистенткой, скинула халат и обнаженная прошла в душ, крикнув ему на ходу:

— Пять минут!

Давид вскинул голову, и услышал захлопнувшуюся дверь ванной комнаты.

— А…да…

Ассистентка отнесла Тине махровое полотенце и удалилась.

— Соберись, ты на себя не похож, — строго сказала появившаяся спустя несколько минут Тина.

Давид вздрогнул.

— Да, конечно. Прости. Там на второй странице. Прочитай. Нам надо срочно ехать.

Нам надо…

Тина села, развернула газету и увидела заголовок. Взрыв… Боже мой! Девчонки!

Павлов! Газетный листок выпал из рук, она подобрала его с рыжего ламината гримерной, прочитала снова. Так они и сидели. Некоторое время молча, не зная, что сказать друг другу. Первой очнулась Тина.

— Брось раскачиваться, как вдова на поминках! Их кто-то убил, и мы с тобой обязаны узнать кто! Одна лишь эта мысль выводит меня из ступора. Мы найдем этого человека или эту организацию или… Мы найдем, не можем не найти, кому могут помешать две девчонки? А может это из-за Павлова? Все равно, и за Павлова отомстим!

— Тина, опомнись! Первым делом надо подумать о похоронах! О живой Виолетте!

— Да, да, ты прав, Ветку надо допросить, может быть, она сможет пролить свет на это дело.

— Месть блюдо холодное. Сейчас мы не в силах правильно соображать. Сначала отдадим долги мертвым. Я позвоню в прокуратуру, попробую связаться с теми, кто в Москве вел дело, в которое замешана Лада, я не хочу, что бы в газетах трепали ее доброе имя. Дело надо закрыть.

— Давид, я так благодарна тебе, ты поступаешь, как мужчина. Ладушка смотрит на нас с небес…

— Не надо, Тина, иначе я не справлюсь с собой. Звони ее родителям, скажи, что мы готовы на любую помощь. Финансовую часть я возьму на себя.

Давид произнес слова Бернса, и интонацией и выражением лица сейчас он напоминал своего дядю, как будто был не его племянником, а сыном. Тина вздрогнула. На какое-то мгновение она подумала, так ли она права, что безоговорочно доверяет Давиду? Кровь не водица. Одернула себя, сумасшедшая, это Давид, мальчик, испытывающий такое же горе, а родство… бог с ним, с родством! Но напомнить о вездесущем и всесильном Бернсе решилась:

— Как мы объясним свою заинтересованность Роману Израилевичу? — осторожно спросила она.

— Погибла твоя подруга, — с трудом произнес Давид, но Тина видела, какие перемены в нем происходят, он становится жестче, решительней, безжалостней. — Мое участие — твоя просьба. Если будет чинить препятствия, попробуем другие меры.

Одевайся. Мы уходим.

Тина послушно ушла за ширму.

В это время в столице узнали новость о случившемся на трассе Москва-Ангельск.

Ожидали приезда Павлова и вот тебе раз! Следствие заходит в тупик. Кто может ответить на вопросы? Придется привлекать косвенных свидетелей, хоть и так ясно, что на их показаниях версии не выстроишь, а что делать? Амбросимов и Наумов после новостей из Ангельска и Ельской городской больницы сделали несколько запросов и, наконец, получили разрешение вызвать на допрос гражданина итальянской республики Маурицио Камилиери.