– Но я не хочу быть симпатичной! – вскричала я. – Я хочу быть красивой! Такой же красивой, как вы когда-то! Такой красивой, как эта… Симона! – вырвалось у меня ненавистное имя.
Мадам Одетта весело расхохоталась.
– Так вот оно что! Ты ревнуешь к Симоне! Ну, я должна сказать, что, если ты хочешь достичь такого же успеха, как Симона, тебе придется обратить внимание на многое другое, кроме лица и фигуры.
– Не понимаю.
– Ты не знаешь приличных манер, дитя! – Мадам Одетта всплеснула руками. – Только вспомни свое безобразное поведение сегодня. Даже досаждать своим врагам нужно с большей грацией! Настоящая женщина никогда, никогда не опустится до ругани и угроз. Она не кричит, не швыряется вещами и не бегает вверх-вниз по лестнице. Настоящая женщина никогда не споткнется о мебель и не разобьет чашку. Если настоящая женщина услышит что-то для нее неприятное, она промолчит и сделает вид, что ничего не случилось. Даже если в ее голове зреет какой-то план, по лицу этого никто не сможет заподозрить. Но ты! У тебя нет силы воли, нет изящества, ты так ужасающе необразованна!
– Увы, – согласилась я, – это так. Но я не понимаю одного, мадам. Вы не любите Симону, а она не любит вас, но вы болтали с ней, словно со своей лучшей подругой. Какая от этого польза?
– Большая, – сказала мадам Одетта. – Если я откажусь видеться с теми, кого недолюбливаю, мне придется до конца дней своих сидеть в одиночестве. Но мы с Симоной настоящие женщины и умеем хорошо притворяться, изображая видимость крепкой дружбы.
– Вы знаете так много, – восхитилась я, – я даже слышала, что дочери лучших семейств Парижа посещали вас, чтобы научиться хорошим манерам.
Мадам Одетта слегка покраснела.
– Да, это правда, но я больше этим не занимаюсь. К сожалению, в последнее время… мое здоровье…
– О, – грустно вздохнула я, – какое несчастье! Я бы согласилась даже обрезать волосы, лишь бы иметь возможность поучиться у такой женщины, как вы. Я бы нашла способ вас отблагодарить. Стала бы просить милостыню на улицах. Но я пришла слишком поздно. Я проклята судьбой! У меня никогда не будет своего дома, я всегда буду скитаться – одинокая, невежественная и заброшенная девушка, и никто не побеспокоится обо мне. Мой дедушка-граф, – здесь я еще раз вздохнула, – наверное, сейчас горюет на небесах, видя, какая судьба меня ожидает.
Я исподтишка взглянула на старую женщину, оценивая эффект, произведенный моими словами.
Мадам Одетта медленно прошлась по комнате.
– Это правда, – сказала она задумчиво, – что, э… обстоятельства вынудили меня отказаться от преподавания. Должна признаться, что я страшно скучаю по компании молоденьких девушек. – Она остановилась и долго меня разглядывала. Я молчала. – Вот это будет достойная шутка, – бормотала мадам Одетта, – превратить посудомойку-цыганку в самую красивую женщину Парижа! Что за удовольствие – как следует утереть нос Симоне. И показать Сету Гаррету!.. Да, – громко произнесла она, – это возможно. Это определенно возможно! – Мадам обошла вокруг меня. – Выпрямись, – приказала она. Я послушно выпрямилась. – Одной красоты недостаточно, Рони. Без хороших манер ты будешь, как красивый сорняк среди оранжерейных роз. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Нет, мадам.
– Роза, – терпеливо объяснила мадам Одетта, – даже самая невзрачная, отличается чем-то особенным от любого сорняка. В тебе действительно заметны признаки высокого происхождения, сейчас я хорошо их вижу. Как говорится, голубая кровь всегда проявится. Как же я раньше этого не замечала! Но так как ты росла среди этих ужасных цыган, ты не смогла получить достойного воспитания.
– Они не были ужасными, – возразила я, – они были замечательными.
– Да-да, но они все, как дикие цветы, дитя. Сорняки! Неужели ты не понимаешь, что я имею в виду? Среди цыган твоя жизнь шла бы спокойно, ты знаешь их обычаи и привычки. Уверена, любой мужчина-цыган с удовольствием взял бы тебя в жены.
– Это правда, – с готовностью согласилась я. – Я даже была помолвлена и вышла бы замуж, если бы Джанго не убили.
– Но судьбе было угодно, – размышляла вслух мадам Одетта, – чтобы ты попала в мои руки.
– Мне несказанно повезло, – твердо сказала я. – Я многому научилась, даже просто глядя на вас и на тех элегантных людей, что заходят в ваш дом.
– В самом деле? Тогда ты должна была видеть, что мои гости-мужчины не похожи на цыган. Цыганский мужчина мог счесть твое дикое поведение и отсутствие манер очаровательными, но это оттолкнет любого цивилизованного человека.
– Вы правы. – Я кивнула, вспомнив, как Сет Гаррет с трудом скрывал свое отвращение. – Здесь я никогда не встречу мужчину, который захочет на мне жениться. Я больше не цыганка, но еще не горгио, и ни один цивилизованный мужчина не захочет взять меня в свой дом. О, как мне необходимо стать настоящей воспитанной женщиной! А вы единственный человек в мире, который может мне помочь! Только, увы, слишком поздно!
– Возможно, и нет. – Одетта Морней улыбнулась впервые за все время нашего разговора. – Может быть, наоборот, тебе повезло, что ты оказалась здесь как раз тогда, когда у меня есть… э… возможность посвятить все время твоему обучению.
– Не могу поверить собственным ушам! – воскликнула я. – Вы действительно будете меня учить? Правда? О мадам! – Я опустилась на колени и с благодарностью припала губами к руке мадам Одетты. – Я никогда не смогу отблагодарить вас. Но я постараюсь, – поклялась я. – Я буду просить милостыню на улицах, чтобы заплатить вам!
– Нет-нет! – Мадам Одетта заставила меня встать. – Это неприлично! Ни за что! Послушай меня, дитя. Если ты будешь делать все, что я скажу, если ты будешь во всем мне повиноваться, то сможешь выйти замуж за приличного господина. Не верь той ерунде, что наплела Симона о предложениях руки и сердца. Ты думаешь, она осталась бы незамужней, если бы все это было правдой? – Мадам потерла свои сухонькие ручки. – Мы с тобой покажем им всем. Мы покажем, какие Одетта Морней могла бы сотворить чудеса с их глупыми дочерьми. Я выдам тебя замуж за благородного человека. За принца! И это само по себе будет достаточной платой для меня!
– Не могу поверить своему счастью! – вскричала я. – Я буду делать все, что вы скажете, мадам. О, мадам, мой дедушка-граф, – я испустила благочестивый вздох, – был бы так горд, если бы узнал об этом.
– Ты будешь внучкой моего старого друга, – решила мадам Одетта. – Мы встретились, когда он приезжал в Париж, э… много лет назад. Он никогда меня не забывал и теперь доверил мне твое воспитание. Я научу тебя вести себя за столом, танцевать и петь. Ты научишься красиво ходить, хорошо говорить по-французски, узнаешь, как не заснуть в опере, как танцевать вальс!.. Ах, нам предстоит большая работа. А когда я увижу, что ты готова, твой дебют состоится на самом роскошном балу Парижа. Я все еще обладаю достаточными связями, чтобы ввести тебя в лучшие дома. Мы начнем немедленно! Я прослежу, чтобы тебя заново одели.
У меня осталось несколько приличных платьев, которые можно подогнать по твоей фигуре: глупо тратиться на новую одежду, пока ты не перестанешь расти. И наше обучение продлится до тех пор, пока тебя можно будет без смущения показать на публике. Больше никакой грязной работы – это смертельно для рук. А сейчас встань прямо – прямо! Не стыдись своего роста, девочка, в нем твоя прелесть! Как бы я хотела иметь такую же царственную осанку, как у тебя. Радуйся, что ты не коротышка, как мы, бедные француженки. Когда ты появишься в толпе, ни один мужчина не захочет и смотреть на других женщин. Ты будешь великолепна, очаровательна, ты станешь настоящим цветком Парижа, это я, Одетта Морней, тебе обещаю!
Тем вечером я сидела у окна, смотрела на звезды и думала о своей жизни: из Брянска – в Париж, на рю де Вожирар, из цыганки-попрошайки – к светской даме. И еще я думала о Сете, который как-то сказал, что я на всю жизнь останусь грязной цыганкой. Он ошибался. Я была готова выдержать любые испытания, лишь бы доказать ему, как же сильно он ошибался. Он больше никогда не посмеет смеяться надо мной, поклялась я себе. Никогда! Я научусь всем манерам горгио, и узнаю этих людей лучше, чем они сами знают себя. Я буду спать в кровати, носить летом обувь и надевать платья всего с одной юбкой и без единого кармана. Я стану лучшей горгио, чем они сами. Я буду цивилизованной.
