– Он имеет на это право, – отрезал судья Хойт. – Протест отклоняется. Свидетель ответит на вопрос.
Таксист совсем смутился:
– Честно говоря, вы меня так запутали, что я теперь не знаю, что же на самом деле случилось.
– Вы теперь допускаете, что ваша память могла сыграть с вами шутку? – спросил Мейсон.
– Да, может быть.
– И что вы видели подсудимую позже вечером, и что без четверти пять вы подобрали другую женщину, а не подсудимую?
– Честно говоря, я теперь не знаю, что случилось, – ответил таксист. – Думал, что знаю, но сейчас – не уверен.
– Все, – заключил Мейсон.
Теперь на свидетеля набросился Гамильтон Бюргер.
– Не позволяйте какому-то хитрому адвокату себя запутать, – сказал он. – Вы знаете, что вы видели и что вы не видели. Итак, вы видели подсудимую третьего числа?
Свидетель колебался.
– Третьего я ее, наверное, видел, потому что четвертого я ее узнал на проверке.
– После того, как вы видели ее впервые третьего числа, – продолжал Гамильтон Бюргер, – вы могли встретить ее еще раз перед проверкой четвертого числа?
– Нет, – сказал свидетель. – В этом я абсолютно уверен. Я видел ее один раз перед проверкой, но не дважды.
– Только раз? – переспросил Гамильтон Бюргер.
– Да.
– И, насколько вы помните, первый раз вы увидели ее в указанном вами на карте месте примерно без четверти пять вечера?
– Ну, мне так кажется, но я сейчас немного запутался. Я хожу вокруг да около. По правде говоря, я уже не знаю, когда я ее видел.
– Ладно, – резко сказал Гамильтон Бюргер, – как хотите.
Окружной прокурор вернулся на свое место и упал на стул.
– Другими словами, – сказал Мейсон вежливо и дружелюбно, – говоря, что вы не знаете, когда вы ее видели третьего числа, вы имели в виду время?
– Да, верно.
– Просто вы помнили, что вы ее видели третьего числа, и поэтому, когда вы увидели ее лицо на проверке четвертого числа, оно показалось вам знакомым и вы указали на нее.
– Должно быть, так и случилось.
– Это – максимум, что вы сейчас можете вспомнить? – спросил Мейсон.
– Минутку, – вмешался Гамильтон Бюргер. – Это спорный вопрос. Со свидетелем явно проделали трюк, чтобы его запутать и…
– Вы заявляете протест суду? – Голос Мейсона прозвучал как щелчок хлыста.
– Да.
– Тогда заявляйте его суду, – сказал Мейсон.
– Я протестую, ваша честь. Перекрестный допрос не отвечает порядку. Он некомпетентен, не имеет отношения к делу и необоснован.
– Отклоняется, – рявкнул судья Хойт.
– По правде сказать, – вяло начал свидетель, – чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что она могла быть одной из тех двух женщин, которых я подобрал на Северном Ла-Бреа. Я сейчас смотрю на нее, как она держит голову… да, может быть.
– Но вы сейчас уверены, – спросил Мейсон, – что третьего числа вы ее видели только раз?
– Да.
– Но вы считаете, что вы увидели ее на третьей поездке, не так ли? – вставил вопрос Бюргер.
– Вопрос тенденциозный, я протестую, – заявил Мейсон.
– Ваша честь, это прямой допрос, – возразил Гамильтон Бюргер.
– Но это не дает вам права говорить за свидетеля. Меня не волнует, какая это стадия следствия, – возразил Мейсон.
– Тем не менее, – сказал судья Хойт, – положение своеобразное. Я отклоняю протест. Я хочу, чтобы свидетель ответил, и думаю, он имеет право на ответ.
– Честно говоря, – произнес Кедди, – я думал, что это та самая женщина, которую я тогда подобрал. Теперь я не уверен. Но я точно знаю, если это та женщина, которую я подобрал после загородного клуба, то во второй раз я наверняка бы ее узнал.
– Значит, она не могла быть одной из тех двух женщин, которых вы подобрали на Северном Ла-Бреа?
– Это так.
– Это все, – сказал Гамильтон Бюргер. Приветливо улыбаясь, Мейсон сказал:
– Как я понимаю, если бы оказалось, что она была среди двух женщин, которых вы взяли на Ла-Бреа, то она не могла быть той женщиной, которую вы взяли после загородного клуба?
– Правильно. Во второй раз я обязательно бы ее узнал… Как на проверке в полиции… Только на Ла-Бреа я ее видел… Постойте! Я просто не знаю.
– Вы помните, что вы видели эту женщину третьего числа? – спросил Мейсон.
– Да.
– И вы видели ее в тот день только раз?
– Женщину, которую я подобрал после загородного клуба, я видел в тот день лишь раз, я в этом уверен.
– Все, – сказал Мейсон.
Вопросов нет, – мрачно произнес Гамильтон Бюргер.
– Есть еще улики, мистер Бюргер? – спросил судья Хойт.
– Ваша честь, – сказал Гамильтон Бюргер, – я абсолютно уверен, что пистолет, представленный в качестве улики, был приобретен мужем подсудимой, мистером Энрайтом А. Харланом. Но сейчас я не могу это доказать.
– Можно спросить почему? – поинтересовался судья Хойт.
– Ну, кто-то записал имя Энрайта А. Харлана в квитанции на покупку и в регистрационном журнале стрелкового оружия, но очевидно, что это почерк не мистера Харлана. Похоже, это почерк женщины.
– Подсудимой? – спросил судья Хойт.
– Нет, ваша честь, это почерк другого человека. Очевидно, какая-то другая женщина подписалась за Энрайта А. Харлана. А продавец пока не может вспомнить обстоятельства этой покупки.
– Вы можете сказать, кем приобретался пистолет?
– Единственный способ, которым я могу это доказать, – это свидетельство мужа. И конечно, я столкнусь с отрицанием, так как в такого рода деле муж не может свидетельствовать против своей жены без ее согласия.
– Понимаю, – нахмурился судья Хойт.
– Думаю, довольно очевидно, что здесь произошло, – продолжал Гамильтон Бюргер. – Был состряпан план, чтобы запутать свидетеля. Полагаю, что суд должен к этому присмотреться. Считаю это неуважением к суду.
– Не понимаю, как вы защищаете суд, не являясь судьей, – сказал судья Хойт. – Но весьма вероятно, что этим заинтересуется Ассоциация адвокатов.
Судья Хойт сверкнул глазами в сторону Перри Мейсона.
– Почему? – спросил Мейсон. Судья Хойт еще больше нахмурился.
– Вы должны знать, почему. Если ваши знания судебной этики настолько смутны, что вы не знаете, почему, без моего объяснения, то вам надо лучше подучить судебную этику.
– Я ее изучил, – сказал Мейсон. – Я имею право на перекрестный допрос свидетеля. Я имею право делать все, что служит проверке свидетельских показаний. Если бы свидетель был абсолютно уверен, что женщина, которую он подобрал, была подсудимая, и если подсудимая снова взяла его такси вечером того же дня, то он сразу узнал бы ее и сказал: «Добрый вечер, мэм. Сегодня вы уже были моей пассажиркой».
– Но она больше не брала это такси, – заявил Гамильтон Бюргер. – Адвокат боится признать такую возможность. Это самое неприятное. Он заставил другую женщину взять такси, а затем передал квитанцию обвиняемой.
– Вы предъявляете это как обвинение? – спросил Мейсон.
– Да, это обвинение.
– И вы собираетесь заявить суду, что обвиняемая не была вечером третьего числа в такси – мы говорим о судебной этике, мистер окружной прокурор. Вы заявляете суду о точном факте.
– Минутку, – начал обороняться Гамильтон Бюргер, – я знаю лишь то, что сказал свидетель. Вы же не собираетесь устраивать мне перекрестный допрос! – воскликнул он.
– Если вы делаете суду заявление о каких-то фактах, то я буду задавать вам перекрестные вопросы, – пообещал Мейсон.
– Тише, тише, джентльмены, – подключился судья Хойт. – Суду не нравится такая ситуация.
– Я не позволю обвинять себя в непрофессиональном поведении, – заявил Мейсон. – Если бы я готовился выступать обвинителем в этом деле и наткнулся на квитанцию на поездку номер девять восемьдесят четыре, то, конечно же, проверил бы, что это за поездка стоит под этим номером.
– Да, – сказал судья Хойт, – думаю, окружной прокурор должен признать, что такое положение было обусловлено небрежным расследованием дела. Своеобразная ситуация сложилась оттого, что эта квитанция должна быть представлена как свидетельство в пользу определенной поездки.