– Ваша честь, мы замечательно продвинулись вперед, я просто должен признать, что у меня нет причин возражать против относящихся к делу улик и не хочу Допрашивать свидетелей, которые, очевидно, говорят правду. Поэтому мне кажется, что обвинение может выставить своего последнего свидетеля, а потом люди смогут уйти на перерыв в обычное время.

– Нет, ваша честь, – возразил Гамильтон Бюргер. – Несомненно, этот свидетель будет подвергнут долгому и изнурительному перекрестному допросу. Это неожиданный свидетель и…

– И поэтому, – перебил его Мейсон, – обвинение, очевидно, хочет воспользоваться преимуществом внезапного нападения. Обвиняемая настаивает на том, чтобы мы работали в обычном порядке и этот свидетель был вызван сейчас. Мы возражаем против попыток сделать сейчас перерыв.

– Думаю, позиция защиты верна, – заключил судья Седгвик. – Мистер обвинитель, можете вызвать свидетеля.

Гамильтон Бюргер с неохотой объявил:

– Эзекил Элкинс.

Эзекил Элкинс вышел вперед и занял свидетельское место. Он назвал свое имя, возраст, род занятий и откинулся назад, сжав губы.

– Вы директор «Силван Глэйд девелопмент компани» и держатель акций той же компании?

– Да, сэр.

– На вашем собрании директоров третьего июня сего года происходило что-нибудь необычное?

– Да, конечно.

– Я заявляю суду и защите, – сказал Бюргер, – что я установлю связь между этим вопросом и расследуемым делом.

– Нет возражений, – согласился Мейсон, – продолжайте.

– Опишите, что произошло на собрании директоров, – сказал Гамильтон Бюргер.

Элкинс вкратце описал, как происходило собрание. И что вы делали после собрания? – спросил Бюргер.

– Я подумал, что Джордж Латтс собирается скрыться и…

– Не важно, что вы подумали, – резко прервал его Бюргер. – Я спрашиваю, что вы делали.

– Ну, я решил последовать за Джорджем Латтсом, так как подумал, что он может быть в…

– Не важно, что вы подумали. Вы последовали за Джорджем Латтсом, так?

– Да.

– Куда он направился?

– Он пошел на ленч с Докси – своим зятем и секретарем компании. Потом он сел в машину и поехал в парикмахерскую и косметический салон.

– И что потом?

– Он остановил машину и стал ждать.

– Как долго он ждал?

– Могу сказать, две-три минуты.

– Где были вы в это время?

– Примерно в полуквартале сзади от него.

– Что случилось потом?

– Потом из косметического кабинета вышла обвиняемая, Джордж Латтс открыл дверь машины и позвал ее.

– И что она?

– Она села к нему в машину.

– Потом?

– Потом они немного поговорили.

– Дальше?

– Дальше Латтс проехал примерно полквартала к автостоянке, где стояла машина обвиняемой. Обвиняемая вышла и направилась к тому месту, где стояла ее машина…

– Минутку, – прервал его Гамильтон Бюргер. – Вы сами знали, что это была ее собственная машина?

– Нет, сэр, не знал.

– Тогда говорите только то, что знаете сами.

– Ну, она пошла к машине. Там она открыла отделение для перчаток, и я не знаю, что она там сделала.

– Вы видели, как она открыла отделение для перчаток?

– Я видел ее руки в том месте, где было отделение для перчаток.

– И что потом?

– Потом она вышла из машины, захлопнула дверь и вернулась к тому месту, где ее ждал Латтс в машине. Она села к нему, и они уехали.

– А что сделали вы?

– Я ехал за ними до тех пор, пока не понял, что они направляются в сторону участка «Силван Глэйд» и…

– Не важно, что вы поняли. Как далеко вы за ними проехали?

– Я сопровождал их примерно за полмили до того места, где дорога поворачивает к участку «Силван Глэйд».

– Что вы делали потом? – спросил Гамильтон Бюргер. Кажется, свидетель смутился.

– Продолжайте, – сказал Бюргер.

– Ну, я так сосредоточился на преследовании, что я… ну, столкнулся с другой машиной. Она врезалась в меня сзади, потом обогнала и притерла к обочине, так что я был вынужден остановиться.

– Что было дальше?

– Потом произошла перебранка.

– Что вы имеете в виду под перебранкой?

– Я ведь торопился, чтобы последовать за Латтсом и обвиняемой, а этот человек начал ругаться. Я спешил, не мог ждать и сорвался, и… ну, слово за слово и…

– Продолжайте, – сказал Бюргер.

– И он двинул меня в глаз, – признался Элкинс.

– И что дальше?

– Ну, потом рядом остановилось несколько машин и… и я замахнулся в ответ, а он меня ударил в живот, а я… мне стало плохо. У меня перехватило дыхание от его удара.

– Что дальше?

– Потом он сел в свою машину и уехал.

– Бросив вас там, где вы стояли?

– Да. Но я не стоял… я согнулся пополам.

– Итак, что вы делали потом?

– Я развернулся и поехал домой.

– А когда вы в следующий раз увидели мистера Латтса?

– Я увидел его тело на похоронах.

– Можете спрашивать, – сказал Бюргер. Мейсон посмотрел на часы и улыбнулся в сторону судьи:

– С разрешения суда, уже подошло время перерыва.

Судья Седгвик понял, наконец, тактику Мейсона и, улыбнувшись ему в ответ, объявил:

– В самом деле. Пора делать перерыв.

– С разрешения суда, – проговорил Бюргер, – мне кажется, если защита проведет краткий перекрестный допрос, то можно будет закрыть обвинительную часть и…

– Вы полагаете, что перекрестный допрос будет кратким? – спросил судья Седгвик. – Суд не может сделать такое предположение. Сейчас обычное время перерыва, мистер окружной прокурор, и суд объявляет перерыв до завтрашнего утра.

Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк собрались в личном офисе адвоката. Настроение у всех было мрачное.

– Черт возьми, Перри, – сказал Пол Дрейк, – неужели ты не мог усомниться в уликах? Разве ты не мог задать перекрестный вопрос и…

– Конечно, мог, – перебил его Мейсон. – Но в этом деле такой способ не пройдет. Присяжные – неглупые ребята, Пол. Как только пытаешься бросить тень на улики, которые для всех очевидны, довольно скоро присяжным приходит в голову мысль, что ты боишься правды. Можно понять, что произошло в этом деле, – продолжал Мейсон. – Гамильтон Бюргер взялся за меня. Он подготовил все заранее, настроившись на то, что это дело должно быть разработано настолько тщательно, что не останется ни малейшей возможности для чего-то непредвиденного. Конечно, он надеялся, что я буду биться лбом о стену, постоянно протестуя и задавая массу перекрестных вопросов. Я бы мог выиграть пару технических моментов, но потерял бы сочувствие присяжных. В этом деле все факты так аккуратно согласованы, что не может возникнуть никаких вопросов. Конечно, моя клиентка сказала мне, что из пистолета, который она положила обратно в отделение для перчаток, не стреляли, что это был тот самый пистолет, который она доставала из отделения для перчаток; что она взяла такси до дома, так как ее чулки и туфли настолько запачкались при беге, что ей было стыдно показываться. Может быть, это правда. Но она лгала мне раньше. Без сомнений, она снова лжет. В отчаянном положении женщина всегда старается приукрасить факты в свою пользу.

– Будь я адвокатом, – произнес Пол Дрейк, – я бы не представлял клиента, который мне лжет.

– Тогда бы у тебя было не слишком много клиентов, – заметил Мейсон, – особенно в уголовных делах. Не знаю, почему так выходит, но, пожалуй, лишь один клиент из пятидесяти говорит тебе полную правду. Почти все клиенты, даже полностью невиновные и честные, пытаются подсластить факты так, чтобы они говорили в их пользу.

– Что ты собираешься делать? – спросил Дрейк.

– Боюсь, я все поставлю на подбитый глаз Эзекила Элкинса, – сказал Мейсон. – Если бы я мог устроить ему перекрестный допрос и придать особое значение его синяку, то я, возможно, заклеймил бы его как убийцу Джорджа Латтса. В противном случае мне придется вызвать обвиняемую для показаний перед присяжными, а когда я это сделаю, Гамильтон Бюргер ее прикончит.