— Нет, — сказал Уитком, уже успевший глубже разобраться в теории путешествий во времени. — Видишь ли, это все равно что представить континуум в виде клубка из тугих резиновых лент. Такой клубок нелегко растянуть: он все время будет возвращаться в «первозданное» состояние. Одно насекомоядное не играет роли, важен генофонд, ведущий от данного вида к человеку. Ведь если я убью овцу где-то в средние века, я тем самым отнюдь не уничтожу все ее потомство, тех овец, которые должны появиться, скажем, к 1940 году. И, хотя за столь долгий срок сменилась не одна сотня поколений овец, все они в целом (применим такое же сравнение к людям в целом) ведут свое происхождение от более ранних овец (и людей). Генофонд не нарушен. Происходит своеобразная компенсация: где-то в генетической линии какой-нибудь другой предок восполнил те гены, которые, как тебе кажется, ты уничтожил. Или другой пример: предположим, я возвращаюсь в прошлое и предотвращаю убийство Бутом президента Линкольна. Если я не приму особых мер предосторожности, может случиться, что выстрелит кто-то другой, но обвинят все равно Бута. Такая упругость, или пластичность, времени и объясняет, почему нам разрешено совершать в нем путешествия. Если ты намерен изменить порядок вещей, придется правильно взяться за дело и хорошенько потрудиться.

Уитком криво усмехнулся.

— Воспитательная работа! Нам снова и снова повторяют, что если мы вмешаемся в историю, то будем наказаны. Значит, я не могу вернуться назад и убить этого негодяя Гитлера еще в колыбели! Я вынужден сидеть и смотреть, как он набирает силу, начинает войну и убивает мою любимую!

Некоторое время друзья ехали молча. Слышались лишь поскрипывание кожаных седел да шуршание высокой травы.

— Извини, — прервал наконец молчание Эверард. — Может быть, ты хочешь рассказать мне об этом?

— Да. Но рассказывать, по существу, нечего. Ее звали Мэри Нелсон. Она служила в женских вспомогательных частях. Мы собирались пожениться, как только кончится война. Это произошло семнадцатого ноября сорок четвертого года в Лондоне. Я никогда не забуду этой даты. Она пошла к соседям в Стритхэм (была в отпуске у матери). В их дом угодил снаряд «фау». Не осталось даже развалин, а ее собственный дом уцелел.

Уитком, бледный как смерть, смотрел вперед невидящими глазами.

— Будет очень трудно… не вернуться хотя бы на несколько лет назад и увидеть ее живой. Только увидеть… Но нет! Я не имею права.

Эверард с грубоватой лаской положил руку ему на плечо, и они молча поехали дальше.

Занятия в Академии продолжались. Каждый студент совершенствовался по индивидуальной программе, но закончили обучение все вместе. За краткой церемонией выпуска последовал пышный банкет, выпускники растрогались, стали договариваться о будущих встречах и сборах. Затем каждый вернулся в тот же год и в тот же час, из которого явился.

Эверард выслушал поздравления Гордона, получил список других агентов своего времени (некоторые из них, как оказалось, работали в военной разведке) и вернулся домой. Позднее ему, возможно, предоставят какую-нибудь важную работу, но сейчас — для официального статуса у налоговых властей — он был назначен просто консультантом Компании технологических исследований. В его каждодневные обязанности входило просматривать десяток-другой документов, связанных с путешествиями во времени (чему он был обучен), а в остальном сидеть и ждать вызова.

Случилось так, что первую работу он нашел сам.

Было странно читать заголовки газет и знать наперед, что произойдет дальше. Напряжение снималось, зато появлялась грусть, ибо время было трагическим. Эверард начинал понимать, почему Уитком так жаждал вернуться назад и изменить ход истории, но вместе с тем прекрасно сознавал, что возможности одного человека ничтожны. Он не мог изменить прошлое к лучшему — разве что каким-то чудом; скорее же всего, такая попытка только запутала бы дело. Вернуться, чтобы убить Гитлера или японских генералов, развязавших войну? А вдруг вместо них придут люди еще более изощренные в злодействе? Кто знает, может, в итоге атомную энергию никогда не откроют, и тогда не наступит блистательный век Венерианского ренессанса…

Эверард выглянул из окна. Во взбудораженном небе вспыхивали и гасли огни, по улицам сновали автомобили, куда-то торопилась безликая толпа. Отсюда не видны были башни Манхэттена, но Эверард постоянно помнил, что они дерзко вздымаются к облакам. И все это — всего лишь водоворот в той великой реке времени, которая текла из недавно покинутого им мирного доисторического прошлого к невообразимому данеллианскому будущему. Сколько миллиардов человеческих существ жили, смеялись, плакали, трудились, надеялись и умирали в ее водах!

Эверард вздохнул, раскурил трубку и отвернулся от окна. Длительное безделье не принесло успокоения: его мозг и тело жаждали действия. Но сейчас был поздний час, Эверард подошел к книжной полке, взял первую попавшуюся книгу и попытался читать. Это был сборник рассказов времен королевы Виктории и Эдуарда VII.

Одна из ссылок поразила его. Упоминание о трагедии в Эддлтоне и необыкновенной находке в древнем кургане. Гм… Путешествие во времени? Он улыбнулся.

И все же…

«Нет, — подумал он. — Этого не может быть».

Однако проверить не мешает. Как утверждалось, случай этот произошел в Англии в 1894 году. Можно просмотреть подшивку лондонской «Таймс». Все равно делать нечего.

Возможно, только от скуки он решил взяться за эту нудную работу. Истомившийся от безделья мозг искал любую лазейку, чтобы активизироваться.

В публичную библиотеку Эверард пришел к открытию.

Нужное сообщение он нашел в газете за 25 июня 1894 года и в последующих выпусках. Эддлтон — небольшая деревушка в графстве Кент, известная поместьем эпохи короля Якова, которое принадлежало лорду Уиндему, и курганом, относящимся к неизвестной эпохе. Лорд Уиндем, археолог-любитель, начал раскопки кургана вместе со своим родственником Джеймсом Ротеритом, экспертом Британского музея. Захоронение оказалось довольно бедным. Находившиеся там предметы либо сгнили, либо рассыпались от ржавчины; в могиле лежали человеческие и лошадиные кости. Там же обнаружили небольшой сундучок в удивительно хорошем состоянии, в котором лежали слитки неизвестного металла, похожего на сплав серебра. Лорд Уиндем заболел какой-то смертельной болезнью с признаками отравления неизвестным ядом, Ротерит же, который едва заглянул в сундучок, совершенно не пострадал, и начатое по этому делу следствие пришло к выводу, что он подсыпал своему родственнику какой-то неизвестный восточный яд. Когда 25 июня лорд Уиндем скончался, Скотланд-Ярд арестовал Ротерита, предъявив ему обвинение в убийстве. Родные обвиненного наняли знаменитого частного детектива, который путем сложных умозаключений, подкрепленных опытами на животных, нашел неопровержимые доказательства того, что подозреваемый невиновен и что кончина наступила от «смертельной эманации», исходившей из сундучка. Последний вместе с содержимым выбросили в Ла-Манш. Детектив принимает заслуженные поздравления. Наплыв. Хэппи энд.

Эверард молча сидел в тихой, уставленной книгами комнате. В сообщении явно не хватало данных, но оно наталкивало на весьма определенные выводы.

Тогда почему же викторианское отделение Патруля не провело расследования? А может, провело? Вполне возможно. Результаты своих изысканий, они, естественно, в газетах не печатали. И все же лучше послать запрос. Вернувшись домой, Эверард взял одну из выданных ему хронокапсул, вложил туда свое донесение и настроил прибор на 25 июня 1894 года. Когда он нажал на последнюю кнопку, капсула исчезла, оставив за собой едва ощутимое дуновение.

Она возвратилась через несколько минут. Эверард открыл ее и вынул аккуратно отпечатанный лист — да, разумеется, машинка в те времена была уже изобретена. Он пробежал его глазами с той быстротой, которой научился еще в стенах Академии.