Чтобы не мешать рассказчице и слушателям, я подошёл к пожилому японцу и поклонился. Он ответил сдержанным поклоном.

— Добрый день, — его английский звучал с сильным акцентом, но я сумел разобрать слова.

— Я должен задать вопрос, и лишь надеюсь получить ответ. Вы можете мне рассказать, не связан ли как-то культ божества Аматэрасу Омиками и древнего философа, имя которого могло звучать как Фейрефиз или как-то похоже?

— Пожалуйста, говорите медленнее, мой английский не так хорош как ваш.

Пришлось тщательно повторить странный вопрос.

— Да, — кивнул священник, — Всё-таки сны не врут. Вы не поверите, но я знал, что однажды придёт человек вроде вас и задаст такой вопрос. Странно, что этого не случилось раньше. Но это значит, что всему своё время. Был такой монах-философ, но не в этом храме, а в Киёмидзу дэра, это буддийский храм.

— Мне нужно туда?

— Не думаю, что вы найдёте там больше, чем здесь, мой друг. Я, кажется, знаю, чего вы ищите. Хотите узнать историю, пожара 1200 года по вашему календарю, когда храм обратился в пепел?

— Да? Здесь были люди из Европы? Крестоносцы?

Священник в длинном светлом одеянии и высокой чёрной шляпе чуть отвернулся.

— Я уже хотел изложить вам официальную версию. А вы, оказывается, знаете гораздо больше, чем хотите показать. Но не всю историю легко вспоминать, иные страницы надо забыть, понимаете? Всем будет легче. Тот философ действительно жил в этих краях и утверждал, что имя божества начертано на небе узором созвездий. Я думаю, он имел в виду Будду. Вы это хотели узнать? Или думали, что сумеете отыскать тут Святой Грааль? Такого никогда не было, тем более здесь. Его здесь никто и не искал. Ни тогда, ни позже.

По короткому кивку головы я понял, что беседа окончена. Кое-как я отблагодарил пожилого каннуси. Здесь мне нечего больше делать. Всё что можно было, узнал, об остальном можно лишь догадываться.

Старик окликнул меня.

— Эй, путник.

Мы встретились взглядами, и он подмигнул мне, словно с одобрением.

— Если захочешь, найдёшь то, что ищешь. Удачи тебе!

Я сглотнул от удивления и замер, бессильный сказать хоть слово. Последнюю фразу старик сказал по-русски. Или мне это показалось? Теперь я ни в чём уже не был уверен. Точнее, иначе. Не видел возможности и смысла опровергать реальность событий, участником которых становился по воле случая или по чьей-то иной воле.

Была мысль остаться на несколько дней, но таинственный зов тянул меня обратно. Там, в местах привычных мне с детства, ждала Алёна, измученная какой-то внутренней раной. Но самое главное, там меня ждали письма от Маши. А может, и сама Маша.

На обратном пути…

Кто знает, что будет на обратном пути? Может, я сойду с поезда и встречу её на пол пути из края в край Мирокрая.

А он, Мирокрай, дышал вокруг своим вкусным восточным запахом, и я поспешил в обратный путь. Здесь опасно вдыхать полной грудью. А всё потому, как стремительно эта древняя земля побуждает путников к любви. Да, влюбляет в себя раз и навсегда. Неспешной тишиной, лаской солнца, почти тропического. Таинственными тенями храмов, спрятанных в прохладе ухоженных рощ и садов. Загадочной графикой рисунков, иероглифами, этим живым продолжением внутренней гармонии и чувства красоты. Нет, надо возвращаться. А то уйти становится всё труднее.

Постепенно древняя земля отпускала. Электричка мчалась к берегу, где под лучами закатного солнца не то белел, не то алел могучими бортами паром, готовый плыть на материк. Высоченные башни префектуры Эдо сверкнули арками и тарелками антенн на прощание. А сакура осыпала мои следы лёгким розовым цветом. Это промчался над площадью резвый прибрежный ветерок.

Потом я вернулся в привычный мир и помчался на железных колёсах в сторону дома. Вернулась память о плеере, забытом в кармане плаща. Странно, но там, на островах, я о нём и не вспоминал. Казалось, воздух сам пел песни и пульсировал живой музыкой.

День шёл за днём, и внутри нарастал странный, тревожный поток. Приближался Машин дом, а значит, и она сама. В нужный день точно по расписанию поезд притормозил возле пыльного перрона, и я спрыгнул на асфальт. Разгорячённый майским солнцем вокзал гудел заботами и толкотнёй, а я смотрел на часы и всматривался в лица. Нелепо, да? Ждать, а вдруг она окажется здесь. Выйдет к поезду в тот день и час, когда я оказался так близко. Мелькали лица и одежды, взгляды цеплялись и скользили мимо.

А я смеялся своим гаданиям и догадкам. Мысль появилась где-то там, в глубине подсознания, и, что было сил, обретала форму, достойную содержания. Может ли быть так, что Маша не придёт, даже если я попрошу её об этом? Вон, цифровая кофейня напротив. До отправления ещё целых пятнадцать минут. Стоит того, чтобы попробовать?

Пожалуй, да, но я ещё не был готов получить ответ, который рвался наружу. Не сейчас.

И как тогда я объясню сам себе странный опыт сновидения?

Или…

Ну и кто тебя кормит, странный зверь-воображение?

Нет ответа, и где искать — не знаю.

Пока мысли топтались на месте, а я рядом с ними у подножки вагона, истекло отпущенное время. Проводница засуетилась:

— Давайте, заходите. Сейчас отправляемся.

Вот и всё. Время не только лечит, оно отбрасывает варианты, на которые не хватило духа. Странное оно, время. Я посмотрел на часы. Да, поезду пора в путь.

За спиной захлопнулся тамбур, и я, как ни в чём не бывало, снова очутился внутри вагона.

Металл под ногами ритмично задвигался, и перрон поплыл мимо взгляда.

И тут…

Я не мог ошибиться.

С другой стороны, конечно мог. Кто же разглядит с такого расстояния?

Там, в глубине вокзала, у высоких садовых решёток стояла одинокая фигурка. Синие джинсы, кремовая толстовка, и капюшон на голове, чтобы не напекло. Над ней тенисто мерцали листья какого-то дерева. Её лицо я не мог разглядеть, но видел, куда направлен взгляд. Прямо в мою сторону. Безмолвно, стремительно и ясно воздух снова сгустился, но сейчас ему и так положено дрожать от зноя. Так в чём же разница?

И что это было? Кто была она, эта девушка? Маша?

Смешно думать, будто это так. Нелепо думать, что она опоздала к поезду, если хотела меня встретить. Не стояла же она тут в ожидании каждого поезда из дальних краёв?

Прошло немало часов прежде, чем странное переживание поутихло. Над полем вдоль железной дороги ветер гнал траву, срывал и подбрасывал в воздух белый пух одуванчиков. Заворожённый зрелищем я простоял довольно долго. Не слишком ли рано, для семян-парашютистов? А они летели вдоль рельс, словно нарушали законы природы.

Сколько продолжалось странное зрелище? Минуту, максимум две.

Крестик на руке молчал и не напоминал о своём существовании. Как будто успокоился тем, что успокоил меня. Но потом произошла случайность.

Я посмотрел на экран телефона и вздрогнул.

Часы снова отстали. Ровно на сто двадцать минут.