В руках предмет потеплел и утратил зябкую сырость от хилого городского снега. Несколько дней он не покидал моих рук, чем вызывал приступы сочувствия знакомых.
— Ты бы сходил, омыл его святой водой, а то мало ли что.
— Что?
— Ну не знаю, мало ли что.
Трогательная забота соседки Алёны вогнала меня в краску. Интересные всё-таки вещи творятся вокруг, подумал я.
Как раз в этот момент связь восстановилась.
Прежде всего — почтовый ящик, уже потом сайт знакомств.
Уверенная мысль упредила цифру «один» в пометке о новых письмах. На сайт знакомств я больше не вернусь. Никогда.
Даже если.
Два слова, а за ними весь Мирокрай, и в нём моя судьба. Иногда и правда, такая пафосная чушь лезет в мысли.
Электронный ящик пополнился письмом от Маши Леоновой:
1bibaby : «Ну вот, теперь я точно не дождусь твоего письма. Жалко-жалко. Ты там, в тепле, и пьёшь свой горячий шоколад, а мне тут так зябко, ты даже не представляешь. И вот сейчас стучу эти строчки, а пальчикам зябко. Тут мало беды — клава тугая, как старая olivetti, ещё и холодина дикий. На почте плохо топят, представляешь? Мне как-то очень странно. Скажу тебе по секрету, не уверена, а буду ли дальше писать тебе? Всё очень-очень странно. Но я побежала. Доча там с бабушкой, но так ведь не хорошо, понимаешь? И так как кукушка торчу тут час за часом. Всё поки-поки. Не грызи от злости клаву, Трамплиер, может, напишу ещё».
Заинтриговала, что есть, то есть. И всё же, всё же… Первое впечатление иногда ведёт к ошибкам. Впрочем, оно было таким смутным, и осталось где-то в глубине прошедшего времени. Так глубоко, словно возникло вчера, а то и вовсе неделю назад.
Нужно освежить в памяти и подумать. Вдруг, и правда зацепила внешностью? Тогда сосед по цифровой кофейне был прав. От таких размышлений стало противно.
Я снова открыл экранные картинки. Ну да, крашеная блондинка, не то чтобы полненькая. Не из тех, кто рискует услышать в свой адрес «спичка». У Маши лицо с изящным, но несколько широким носом, должно быть, след восточной крови. Во взгляде какая-то напряжённость, но это она перед камерой смутилась. На снимках, где Маша смотрит в сторону фотографа, на лице появляется улыбка. Улыбнись когда-то Джоконда ярче и веселее, получилось бы очень похоже.
На другом снимке серьёзный пупс в объёмистом детском комбинезоне. Выглядит ошалелым и огорчённым тем, что взрослые мешают бегать-прыгать. Если бы не мамины руки, девочка давно бы убежала возиться в песочницы-горки. Желанная кутерьма как раз пестрела на заднем плане. Но маме срочно понадобилось фотографироваться. Даже причесаться не успела, и получилось естественно, в самом хорошем смысле. И фотография может стать образцовой картинкой под титлой "мать и дитя Мирокрая".
На той же закладке фотографии "за работой". Умиляют снимки с ноутбуком и пометкой "вот купила себе компьютер". Даже мне понятно, какое это бэушное старье. Ну да, не все зарабатывают так, как некоторые. Получается, я сам где-то в общей массе большинства, но вот ведь бывает и того хуже.
На ум пришёл вопрос и сильно меня смутил: "сколько стоит содержать ребёнка, и как она на жизнь зарабатывает?"
Задам эти вопросы завтра, решил я и прервал соединение с сетью.
Прохладный воздух вечернего Мирокрая резво потянулся за моим теплом, но я поднял парус воротника. Стало теплее, только странная дрожь не исчезла. Словно жгло изнутри чем-то лёгким и сильным. От этого жжения хотелось лететь над землёй вольной птицей, чтобы ветер холодил размах крыльев.
Звонко застучали в кармане ключи, когда я потянулся за доступом к дому. Пока шарил в кармане, устало облокотился на дверь.
Она мягко впустила меня внутрь.
— Ага, гуляешь?
Голос Алёны прозвучал не то, чтобы с сарказмом, но как-то так. С дружеской иронией.
— Гуляю. А ты?
— Сижу.
— Клёво. А почему тут?
Алёна фыркнула. Только девушки с критичным взглядом на мир умеют фыркать так громко. Мне-то её соседу давно не привыкать, а кто другой может взбеситься.
— Ты знаешь, Тамплиерище, кого мне напомнил?
— Нет, — я снял ботинки, бросил плащ на хилые палки плечиков и просочился в комнату, где ярко светил монитор и сидела Алёна. Она вполне по-хозяйски стучала пальцами в мою клавиатуру и между делом успевала отрывочно следить за моими движениями.
— Там вон тебе кофе. Остыл, ну да ладно. Да не сядь ты сюда, тут моя сумка!
Пришлось искать место для сумки на диване, чтобы вернуть себе стул.
— Ты мне напомнил Сталкера из фильма Тарковского. Такая же тоскливая мордочка. И очень-очень задуманная.
Вот тут я поперхнулся холодным кофе, спасибо клавиатура не пострадала.
— Ой, — Алёна часто заморгала и обиженно скривилась, — Ты что, простудился?
— Нет, — потребовались долгие секунды, но кашель сдался, — Тот мужик вроде лысый был.
— Долго постричься что ли? Заросли сена на голове, а не причёска. Не обижайся, это я любя.
— Да вот ещё, обижаться на тебя.
— Верно. На друзей обижаться плохо.
Алёна снова заскребла модным маникюром по клавишам.
— Я это, — мой глубокий вздох вырывал соседку из сети обратно в реальный мир, — Меня уже сегодня сталкером назвали, представляешь?
Она посмотрела на меня очень-очень внимательно, как будто перебрала в уме все детали моей внешности, чуть ли не ресницы пересчитала. Тихо произнесла:
— Та-а-ак. Влюбился, значит. Ну, это дело с тобой не впервые, жить будешь.
— Ничего не влюбился.
— Только вот мне-то не надо бублик в чай крошить, Тамплиерище. Заливай, кому хочешь, а со мной такой номер мимо. Выкладывай.
Случается, голос как будто сохнет. Ничего не вытянешь кроме невнятных «ну» и «э». В этот момент всё красноречие, которого и так-то немного, совсем исчезло. Я чувствовал себя глупее некуда, и этим сильно рассмешил Алёну.
— Обалдеть! Ты что, меня стесняешься? — вопрос прозвучал с каким-то восторгом, а не удивлением, — Нашёл, кого стесняться, дружище. Вспомни, как год назад ты с похмелья нагишом отмокал в ванной, а я сидела рядом и занималась психоанализом. Тогда ты меня не стеснялся.
С такой аргументацией не поспоришь. И чего оказалось больше в жажде поспорить, блёклого стыда за давний случай или желания если не быть, то хотя бы казаться уверенным? На этот вопрос я не смог бы ответить. И сумбурный спор привёл к тому, что я ещё больше запутался. Алёна беззлобно посмеялась надо мной и окончательно обезоружила:
— Ну кто ещё, скажи мне на милость, заявит тебе, что ты бяка или дурашка, но всё равно останется на твоей стороне, что бы не случилось? Идиота кусок, я же за тебя волнуюсь.
— Она, — слова прозвучали как-то по своей собственной воле, — Она тоже.
На сей раз Алёна промолчала. Посмотрела на меня так, как врач на серьёзно, а то и безнадёжно больного.
Я открыл сайт и показал страничку Маши. Имя, несколько слов и цифр стандартной анкеты.
— Ну да, ну да, — она покачала головой, — А ничего, ты знаешь. Пообщаться бы с ней. Только ты не думай, я ваши любовные записки читать не хочу. Мне просто надо знать, когда и как в следующий раз лечить тебя от депрессии.
Замечание о том, что депрессии мне не свойственны, Алёна встретила ехидным смешком и фразой:
— Ты умеешь их скрывать, но меня обмануть трудно.
Мы помолчали. Алёна тихо щёлкала мышкой, и экранный курсор жил своей плоской жизнью. Некоторое время спустя она проверила свой почтовый ящик, допила кофе и засобиралась к дому. Я вызвался проводить, но она отмахнулась, мол, соседняя квартира это не так далеко, лучше займись каким-нибудь делом. Посоветовала написать Маше. Она любит читать письма, от чего-то вывела Алёна, и я в который раз подивился её проницательности.
— Нет, не стану. Она из дома писать не может, сети у них там нет. Вот и бегает на почту. Так и я буду писать из кофейни. Это… будет честно.
Алёна глубоко вздохнула. Еле заметно дёрнулся уголок губ. То ли улыбка, то ли что-то иное.