Я сканировал линии вероятности с той самой секунды, как подошвы моих ботинок коснулись брусчатки во дворе, пытаясь предугадать, что ждет Лесю и меня. И до сих пор горизонт был чист, по крайней мере, от прямой угрозы, вроде снайпера на крыше или проклятия на дверной ручке. Но стоило мне переступить порог этого кабинета, как будущее взбесилось. Оно дробилось, ветвилось на сотни троп, как трещины на льду Байкала, и теперь я понимал почему.

Прорицание — наука точная, но у нее есть предел. Можно предсказать падение камня, потому что у камня нет желаний. Но вы не можете предсказать Игру Костей, когда их бросает сама Судьба. Любая сложная система — это хаос. Но есть кое-что похуже хаоса.

Воля.

Свободная воля — это та скала, о которую разбиваются волны предвидения. Если человек, обладающий Силой, еще не сделал выбор, ни один Видящий не заглянет за этот горизонт. Ты видишь варианты, но это всего лишь призраки, морок, который тает так же быстро, как утренний туман над рекой.

Пытаясь прочесть намерения Боярина Левашова, я получал столько ответов, что голова шла кругом. Десятки сценариев, меняющихся каждую секунду. В одних мы пили чай, в других он приказывал меня убить, в третьих — нанимал. Это был опасный человек. Игрок.

Когда я остался стоять у двери, не двигаясь с места, Левашов ленивым жестом указал на кресло из карельской березы по правую руку от себя.

— Присаживайся, Максим.

— А как насчет неё?

Левашов поднял на меня тяжелый взгляд, в котором плескалась вековая скука.

— Кого?

Я прочистил горло, не сводя глаз с пустой точки пространства.

— Вы приказали всем выйти, ваше сиятельство. — Я кивнул на пустоту за его спиной, метрах в двух от кресла. — А как насчет нее?

Левашов смотрел на меня долго, его лицо оставалось неподвижной маской, вырезанной из мореного дуба. Во второй раз за эти пару минут по моей спине пробежал холодок, который бывает, когда заглядываешь в открытый гроб.

— Машенька, — произнес он наконец, и голос его лязгнул, как затвор. — Явись.

Воздух в том месте, куда я смотрел, подернулся рябью, словно марево над асфальтом в жару, и начал густеть. Секунду назад там было пусто, а в следующее мгновение там стояла призрачная, полупрозрачная фигура.

Это была не Ветряна и не привычный элементаль воздуха. Обычные духи стихий несут в себе что-то дикое, первобытное, чуждое человеческому пониманию. Эта же…

Это была Мавка. Или Навка, как их звали в старину. Неупокоенная душа, вырванная из Нави и закованная в кандалы служения.

Выглядела она как живая женщина, только сотканная из лунного света и речного тумана. Высокая, статная, с распущенными волосами, которые падали на плечи тяжелыми, влажными волнами, похожими на водоросли. Она была абсолютно нага, её тело, безупречное, молочно-белое, с едва заметной синевой вен, просвечивало сквозь дымку. Она была пугающе, порочно красива той красотой, от которой в омутах тонут рыбаки.

Я почувствовал невольный отклик мужского естества, инстинктивную реакцию на нагую красоту, но тут же подавил её, когда встретился с ней взглядом.

Её глаза светились ровным, мертвенным белым светом без зрачков. В них не было ни мысли, ни желания, ни души. Только пустота. Она смотрела на меня с безразличием, абсолютно неподвижная, не дышащая. Идеальное оружие, у которого вырезали всё человеческое, оставив лишь прекрасную оболочку и инстинкт убийцы.

— Любопытно, — произнес Левашов, и в его голосе проскользнула тень интереса. — Как вы её учуяли, Максим?

Я не учуял её. Ни нюхом, ни магическим зрением.

— Профессиональная тайна, ваше сиятельство.

— Хм. — Левашов потерял интерес и отвернулся к окну. — Садитесь. Машенька, в угол. Пошла.

Молча, не касаясь пола, призрачная Мавка скользнула в самый темный угол кабинета. Я заметил, что точка, где она стояла секунду назад, находилась бы аккурат за спинкой того кресла, на которое мне указал боярин.

Кем бы или чем бы она ни была, это существо меня пугало до икоты. Она была абсолютно невидима — как для глаз, так и для моего внутреннего взора. В эфире она не фонила. Единственный способ, которым я узнал о её присутствии, это «дыры» в будущем. В тех вариантах реальности, где я садился в предложенное кресло, моя жизнь внезапно и болезненно обрывалась.

Я демонстративно обошел стол и рухнул в кресло с другой стороны от Левашова то, на которое он не указывал.

Пока я устраивался, мой мозг лихорадочно перебирал досье на человека, сидящего рядом. Хотя Левашов официально еще не входил в ближний круг старейшин, в кулуарах шептались, что он один из самых сильных колдунов Совета. Это ставило его в десятку самых опасных людей страны. Если Сергей его цепной пес, значит, мой бывший друг поднялся по карьерной лестнице куда выше, чем я думал.

Как и про большинство Бояр, про Левашова ходили слухи, что он, Морочник, менталист высшего круга, способный влезть в голову и переставить там мебель по своему вкусу. Но это могли быть и байки для острастки. Его истинные цели оставались загадкой… но ничто из того, что я слышал, не вязалось с идеей нанимать опальных провидцев с Хитровки.

Внизу, за бронированным стеклом, кипела жизнь. Окно выходило прямо на сферу дуэльной арены. Двое магов внутри гоняли «Ярило» — старинная забава, смесь фехтования и перестрелки шаровыми молниями. Один катал сгусток белого пламени, другой — черного. Лица их были искажены напряжением. Вокруг арены на ступенях толпились зрители, делали ставки, смеялись, но до нас не долетало ни звука. Эта немая сцена за стеклом выглядела жутковато, как немое кино про конец света.

— Полагаю, вы можете помочь мне с одной… деликатной проблемой, — наконец прервал молчание Левашов.

Его голос был сухим, отстраненным, лишенным эмоций, как шелест страниц в архиве. Он даже не смотрел на меня, его тяжелый взгляд блуждал по толпе внизу, выискивая кого-то или просто оценивая стадо.

— Надеюсь, Сергей ввел вас в курс дела?

— Кое-что он упомянул, — ответил я.

Краем глаза я все еще фиксировал Машеньку. Эта мертвая красавица в углу не шевелилась, но я чувствовал её внимание кожей, как сквозняк в морге.

— Статуя… это не просто идол, — произнес Левашов, не оборачиваясь. — Это саркофаг. Контейнер. Истинная ценность, артефакт Предтеч — находится внутри. Я хочу, чтобы вы его извлекли.

— Содержит? — мне удалось придать голосу лишь легкий оттенок вежливого любопытства, хотя внутри всё сжалось. Я вспомнил пустую ладонь каменного старца.

— Статуя, это сейф. Замок. Мы перевезли её в спецхранилище. Бункер «Глубина-4» прямо под Кремлем. Там защита такая, что муха не пролетит, но вскрыть истукана наши специалисты не могут.

Внизу, в сфере дуэльной арены, сгустки света столкнулись с беззвучной яростью. Один шар вылетел за пределы круга и погас. Толпа за стеклом беззвучно зааплодировала.

— Я думаю, — медленно произнес я, — если я собираюсь лезть в потроха этой штуке, да еще под Кремлем, я хотел бы знать о ней немного больше.

— Это не ваша забота.

— Прошу прощения, Боярин, — я позволил себе немного грубости в голосе. — Я не мальчик на побегушках и не смертник. Я не возьмусь за эту работу, пока не узнаю точно, что эта дрянь делает. И почему вы так боитесь её открыть.

Левашов наконец соизволил повернуться ко мне. Вблизи его глаза казались выцветшими, бледно-серыми, как зимнее небо перед бураном. В них не было ничего человеческого. Я затаил дыхание, чувствуя, как напрягаются мышцы. Линии будущего вокруг нас задрожали и поплыли.

Левашов открыл рот, и один вариант будущего затмил остальные, став реальностью. Он решил сказать правду. Или ту её часть, которая могла меня мотивировать.

— Артефакт известен как «Рассекатель», или, если верить берестяным грамотам, Клинок Мары, — сухо произнес он. — Внешне это не впечатляющая вещь. Длинный нож, скорее даже серп, из черного металла, который не отражает свет. Но он обладает способностью разрезать не только материю, но и нити вероятности. Кроить судьбу, как портной сукно.