— Ваш порыв благороден, но лишён смысла, — заговорил он снова, уже мягче. — Даже если я уйду, опасность останется. Поезжайте с детьми. Все вместе. Клан Коварди даст вам кров и защиту.

Она туго затянула бинт и повернулась к нему, заканчивая узел зубами.

— Спасибо. Но это ничего не изменит.

— Объясните.

— Вы знаете правила трёх основ Сатии? — спросила она, и голос её стал сухим, как у штабного офицера, объясняющего устав новобранцам.

Вистест молча покачал головой. Законы небольших государств Ландинии его мало интересовали.

— Аристократ сохраняет титул и защиту закона, пока у него есть три вещи, — она перечислила по пальцам здоровой руки, не выпуская гиганта из поля зрения.

— Честь — не совершил бесчестного или уголовного проступка. Ум — имеет образование и дал его детям до их двадцатилетия. И Земля — имеет надел земли или, как в нашем случае, собственный дом в городе. Потерять дом — значит потерять статус. А статус — это единственная причина, по которой нас с детьми до сих пор не убили, а лишь «вежливо» запугивают. Убийство аристократа расследуется без срока давности. Здесь, в Сатии, мой конфликт со Скондрелами — общее место. Убийство же простолюдинки? — она горько усмехнулась. — Расследование можно прекратить за взятку размером с месячное жалование клерка. Или вовсе не начинать: «поскользнулась, упала». Бросить дом — всё равно что добровольно снять с себя бронежилет и повесить на спину мишень. Ваша защита на Гиантии не отменит законов Сатии. Да и брачный договор Линеи, — она сделала едва заметную паузу, — потеряет силу вместе с моим титулом.

Она закончила. В комнате повисло молчание. Вистест Коварди медленно переваривал информацию. Его план, такой ясный и логичный с точки зрения клановой чести, разбивался о местные, причудливые, но незыблемые правила игры. Он смотрел на эту хрупкую, окровавленную женщину, которая с холодной яростью защищала не просто детей, а местную дикость под названием «статус» — этот гротескный танец на лезвии, который она выучила, чтобы не упасть. И понимал, что недооценил ситуацию. И её.

— Значит, дом нужно сохранить, — резюмировал он.

— Несомненно.

— А денег нет.

— Только долги.

— Скондрелы не отступят.

— Никогда.

Он задумался, его взгляд ушёл куда-то внутрь, перебирая варианты, как перебирают патроны перед решающим штурмом.

— Есть один путь, — произнёс он наконец. — Но вероятность успеха — один к двадцати. Если сильно повезёт.

— Говорите. Секунду назад шансов было бесконечно меньше.

— Меридан погиб как герой, — сказал Вистест. — Гибель в неравном бою при выполнении боевой задачи — считается подвигом в империи. Флот ушёл — задача выполнена. Последнее сообщение с его корабля гласило: «Системы разрушены. Остаюсь». Жуки пленных не берут. Годовой срок ожидания истёк. Если вы… как его вдова… подадите прошение о признании его смерти в бою и внесении имени в Великую Книгу Славы Витаиспои…

Он сделал паузу, и в его глазах читалось, что он говорит о чём-то невероятном.

— По законам Империи, жена и дети национального героя получают пожизненную пенсию и личную опеку императорского дома. Ваш семейный очаг и титул становятся неприкосновенны, независимо от правил Сатии. Образование детей — за счёт казны. Правда, исключительно в кадетских корпусах.

— Что мешает? — спросила Виктория, чувствуя, как в груди загорается первый за долгое время крошечный, жадный огонёк надежды.

— Бюрократия Витаиспои, — выдавил Вистест с такой гримасой, будто говорил о чумной язве. — Это как… сто боевых жуков против одного безоружного. Документы, комиссии, печати, свидетельства, проверки на лояльность, взятки… Система создана, чтобы ничего не делать. А мы просим её сделать исключение для ландинки, вдовы с другой планеты. Они из принципа будут филонить.

Виктория посмотрела на свою перебинтованную руку, потом подняла глаза на гиганта. В её взгляде не осталось ни ярости, ни страха. Была только холодная, абсолютная решимость, которую Вистест видел лишь у самых отчаянных командиров штурмовых групп, отправляющихся на верную гибель.

— Один к двадцати, говорите? — Она медленно улыбнулась. Это была не женская улыбка. Это был оскал. — Кап… Виктория Андреевна Тухонест готова порвать и двести жуков голыми руками. Лишь бы выбраться из этой чёртовой мышеловки. Что мне нужно сделать в первую очередь?

Вистест смерил её долгим взглядом. В нём было всё: недоверие, уважение, досада и даже тень того, что могло бы стать союзом.

— Первым делом, — сказал он, — вы моете руку и перевязываете её как следует. А потом мы с вами садимся и пишем черновик прошения. У меня есть кое-какие связи в Мемориальном Совете. Но предупреждаю: это будет ад.

— Я уже в аду, — тихо ответила Виктория, глядя на окно, за которым сгущались сумерки. — В окружении, под бомбёжкой. Пора начинать прорыв.

Свет. Не слепящий, а густой, тягучий, словно патока из расплавленных звёзд. Он струился бесконечной рекой через не-пространство, унося в своих потоках обрывки мыслей, крики, слова и последние вздохи. В одном из завихрений этого светопадного потока зияла пустота — идеально круглая, как дыра, проткнутая в самой реальности.

Посреди пустоты находился зал судебных заседаний. Если это нечто можно было так назвать. Три кресла, сотканные из сплетённых лучей и сгустков тьмы. Стол, напоминавший разрезанный напополам чупа-чупс на тонкой палочке, уходящей в никуда. Три существа за столом. Рогатые, хвостатые и с крыльями, сотканные из движущихся лент света и струящихся полосок тьмы. Их формы мерцали, как плохая голограмма, но в этой нестабильности чувствовалась невероятная, отстранённая мощь очень важной шестерни в безразличном вселенском механизме.

Фоном отовсюду доносилась легкая музыка, напоминающая неторопливое течение воды.

Советник № 371 сидел в центре, его рога были чуть массивнее, а крылья сложены со строгой, почти геометрической чопорностью. Справа — Помощник № 244, чьи тенеподобные пальцы мелькали, выписывая в воздухе светящиеся строки отчётов. Слева — Помощник № 579, его форма была настолько размыта, что казалось, он присутствует здесь лишь на тридцать процентов — остальное внимание рассеяно по другим, не менее скучным процессам.

Перед ними, как на скамье подсудимых, висело бледное, пульсирующее световое пятно — сгусток отчаяния, обиды и каприза. Энергетический контур, записанный в деле как «Виктория Андреевна Тухонест (в девичестве Яропайская)». Или, для краткости протокола, — «Субъект Виктория Яропайская».

Советник № 371 взял предмет, похожий на молоток из сгущённого мрака и стукнул им по прозрачной поверхности стола.

Т-дыщ!

Звук, похожий на треснувший колокол, прокатился по пустоте, заставляя световой поток на миг замереть в судорожной ряби.

— Заседание Совета по Ненамеренным Инкарнационным Аномалиям продолжается, — голос Советника был лишён тембра, будто слова напрямую вколачивали в сознание. — Дело H-21/14-18 по заявлению С-77-Сигма, она же субъект «Виктория Яропайская». Рассматриваем запрос на аннулирование незаконного заселения в носитель T-889. Помощник № 244, огласите выводы по инциденту.

Помощник № 244, не отрывая пальцев от невидимой клавиатуры, заговорил монотонно, как прибор, считывающий штрих-код:

— Инцидент 445-Дельта. В секторе L-768 произошёл каскадный коллапс энергетических контуров (в обиходе — «душ») в результате масштабного боестолкновения. Система ретрансляции VT-342 была перегружена. Один из контуров, идентифицированный по остаточным сигнатурам как C-015-Тетта или «Виктор Таранов», был извлечен в аварийном режиме с критическими повреждениями матрицы стабилизации. Процедура полной очистки и переформатирования не могла быть завершена в отведённый тайм-слот — контур начал дезинтеграцию. В соответствии с протоколом «Красный Уровень», для сохранения целостности энергоструктуры было санкционировано экстренное размещение в ближайшем совместимом агонизирующем носителе сходного психо-энергетического типа. Таким носителем, согласно автоматическому логу поиска за 0.00036 секунды, оказался T-889, биологическая оболочка, зарегистрированная на субъекта «Виктория Яропайская».