«Это же экзамен! Первый выход в свет после суда! Ты должна выглядеть безупречно! В шкафу висит тот кремовый комплект из гибридного шёлка и матовой кожи — он подчеркнёт линию бёдер, а вставки визуально сузят талию!»

— Не выход в свет, — вслух, сквозь зубы, процедила Виктория, поправляя напульсник. — Полоса препятствий, кросс по пересеченной местности и, с вероятностью чуть более ста процентов, драка. Кремовый шёлк и матовая кожа будут безнадёжно испорчены после первой же грязной лужи. Ты готова проститься с этим костюмом?

«Но ты будешь выглядеть как… как грубая простолюдинка! Все эти гиганты, эти курсанты — они будут смеяться!» — голос Ви дрожал от обиды и ужаса.

Виктория резко повернулась от зеркала, поймав в отражении своё бледное, решительное лицо.

— Давай так! Сейчас не будем спорить, а в первый день в академии оденем этот самый костюм из шелка и кожи. Годится?

— Купим новый!

— Хорошо, все свои 27 минут потратишь на каталог с новой одеждой, — обречённо вздохнула Виктория.

— Не знаю, хватит ли… — «вздохнула» в свою очередь Ви.

Мир был восстановлен. До следующей тренировки.

Поездка в резиденцию Коварди напоминала переброску особо ценного груза в зоне боевых действий. Два автомобиля, четыре охранника, маршрут, меняющийся три раза. Чувствовать себя хрустальной вазой — унизительно. Но цель того стоила: короткая встреча с детьми и с Вистестом. Он обещал ей кое-что, что поможет на завтрашнем экзамене, если «всё полетит в тартарары». Заодно и наконец увидеть эту «палочку-выручалочку» вживую. И понять, чего она будет ей стоить.

Встреча была короткой, как выдох. Аррест, увидев её, на мгновение замер, а потом бросился, снося всё на своём пути, и вцепился в её талию так, будто хотел вжаться обратно под сердце.

— Мама! Я выучил все столицы союзных систем! И нарисовал карту сражения при Трех Солнцах!

Линея не бежала. Она подошла медленно, молча, и прижалась лбом к её животу, уткнувшись в складки костюма. Её маленькие руки вцепились в ткань.

Няня, верная Марта, нанятая ещё на Ландинии, стояла поодаль, а потом, когда дети отвлеклись на показ карты, осторожно приблизилась.

— Мадам… они очень скучают. Аррест… он дерется в саду с садовником. Линея целыми днями молчит у окна. Им очень тяжело.

Как совместить?

Вопрос висел как дамоклов меч. Академия — защита и надежда. Но дети… Они были причиной каждого её вдоха в этом чужом мире, чужом теле. Отказаться от экзамена — отказаться от борьбы, смириться с поражением и лишить их будущего. Отрезать себя от них — предать, оставить их души в чужих руках.

Она поймала себя на мысли, которая заставила бы её бывших боевых товарищей поспешно вызывать санитаров: материнство — сложнейшая диверсионная операция в её жизни. Нужно было быть в двух местах одновременно. Предвидеть угрозы, невидимые невооруженным глазом — не только пули и ножи, но и тоска, одиночество, чужие влияния.

А ещё и голос в голове!

Прервал её размышления Амадир Коварди.

— Отец ждёт вас в кабинете.

Вистест встретил её у окна, глядя на играющих в саду детей. Без предисловий протянул маленький, холодный металлический цилиндр — автоинъектор.

— «Феникс». Военный стимулятор. У меня осталось немного после миссии. На три-четыре минуты даст вам скорость и реакцию, близкие к пределу для вашей… текущей биологической оболочки. Цена — сутки полного истощения после. Потом — неделя, две восстановления. Крайняя мера.

Она взяла цилиндр. Тяжесть в ладони была обнадёживающей.

— Вы знаете, что будет завтра?

— Я знаю Скондрелов, — сухо ответил Вистест. — Они точно попробуют. Ваш экзамен — идеальное поле. Будьте готовы ко всему. Машины до академии будут ждать у входа через десять минут.

Виктория зашла в комнату детей. Сын снова бросился в её объятия, будто бы она не выходила всего на несколько минут.

— Аррест, — сказала она, опускаясь на колено перед сыном. — Твоя задача — изучить не только карту, но и тактику. Почему адмирал Кельт проиграл при Трех Солнцах? Найди ответ. Линея, — она мягко коснулась щеки дочери. — Тебе — шифры. Научись писать мне так, чтобы никто, кроме нас, не понял. Можешь?

Они кивнули, глаза загорелись огоньком. У них есть важная миссия. Это отвлечёт их. Ненадолго. А потом она что-нибудь придумает.

Вечером, в апартаментах, пахло машинным маслом и антисептиком. Виктория раскладывала снаряжение на столе. Маркер экстренного вызова спасателей, который на максимуме заряда работал как шокер. Проверка заряда. Тактический планшет, загруженный схемами полигона. Аптечка. Каждый предмет ложился на своё место с выверенной, годами отработанной точностью. Её пальцы на миг замерли над потайным карманом на бедре с холодным металлическим цилиндром. Мысли сразу вернулись к разговору с Вистестом.

Они попытаются завтра. Нет сомнений.

Мозг прокручивал варианты. Диверсия? Подкуп? Прямое нападение? Не важно.

«Раньше я водила отряд в тыл врага, — подумала она, глядя на аккуратно разложенный арсенал. — Теперь мой тыл — это двое детей в чужом доме. А враг — везде. Завтра — просто новый рейд. Для разнообразия назовём это экзаменом.

Их заперли в крохотной комнатке старой трёхэтажки, которую уже расселили, но ещё не снесли. Рай для бомжей, наркоманов и прочей нечисти.

Восьмилетний Витя и пятилетняя Валя были привязаны за ногу к батарее. Хотели приковать наручниками, но слишком тонкие ножки детей проскальзывали через браслеты.

Похитители, три крепких смуглых бородатых мужика, расположились в соседней комнате. Они называли себя «воинами Бога», но это не мешало им потребовать выкуп с родителей. Ими верховодил Хадат — худощавый некрасивый мужик, с глазами, как у голодного волка.

Сначала детям разрешали недолго побродить по комнате и хоть плохо, но кормили. А после совсем перестали отвязывать и кормить.

В тот самый день Хадат вошёл ранним утром злее, чем обычно. Вместо приветствия он зарядил Вите оплеуху и крикнул прямо в лицо:

— Че смотришь, баран?

Мальчик втянул голову в плечи и весь вжался в угол.

— Твой мать тебэ плевать. Ты — скот, я — охотник. Буду рэзат. Зря сидэли тут с эти.

Он вынул огромный тесак из-за пояса и поднёс к лицу Вити.

Мальчик заплакал и стал просить пощадить.

Вместо этого он получил очередную оплеуху, после которой на время выпал из реальности, а когда открыл глаза, то увидел расширенные от ужаса глаза сестрёнки, рот которой был зажат огромной лапой бандита. Её гортань была рассечена и оттуда хлестала алая кровь.

Мальчик заорал в отчаянии и ужасе, но очередная оплеуха выключила его.

Когда Витя снова открыл глаза в комнате за стеной что-то глухо бахало. Два широких, как медведи, силуэта в камуфляже и масках стояли в дверном проёме.

— Сдаюсь! Нэт оружия… Всё… всё… — Хадат в дальнем углу больше не выглядел «охотником».

— Это он сделал? — один из силуэтов кивнул на окровавленное тело Вали.

Слёзы потекли у Вити из глаз, и он затряс головой.

Два выстрела. И тишина.

Потом — врачи. Рыдающая мать. Гроб в цветах под проливным дождём. Пустота и боль. Кровавые сны — каждую ночь.

Попытка жить.

Развод родителей. Драки со сверстниками. Боль и кровь. Жестокость — как единственный язык. Детский психолог. Учёт в полиции.

Попытка жить.

Военное училище. Учёба и работа — без выходных. На износ, до талого. Навык забывать — без драки, без бутылки, почти без боли.

Попытка жить.

А потом Витя Таранов сам стал охотником. На «охотников», что считают людей скотом.

И жизнь… продолжилась.

Последние недели Виктория просыпалась каждое утро от одного и того же: глаза. Широко раскрытые, полные ужаса, отчаяния. Застывшие знаком вопроса без ответа. Глаза сестры в последний миг.