Девушка отступила на шаг. Затем на другой. Повернулась. И только тогда, спиной к залу, позволила себе коротко перехватить воздух сквозь стиснутые зубы. Шаг сделан! Теперь главное выплыть из зала так, чтобы никто не заметил, что она сейчас умрёт от боли.

Виктория села в машину, неловко открыв дверь левой рукой — правую трогать было больно.

«Потенциально хороший бизнес закончился засадой с озабоченным самцом», — горько подумала она.

Весь её план, который выстраивался неделю — от бизнес-плана до заученной деловой речи — разбился о сексуальные стереотипы этого тестостеронового троглодита.

«Замес» — место на окраине Сатии, где когда-то тренировался Меридан, — давно сменил владельца. На её деловое предложение — проводить занятия для столичных аристократок по тактике ближнего боя — новый хозяин, Ратибор, лишь посмеялся. С масляной улыбкой он издевательски процедил:

— Со мной так: сначала отношения, — он многозначительно глянул на её ноги, — потом — дела.

Когда она попыталась отшутиться — «Дела — тоже отношения», — это только раззадорило его. Вместо аренды получила вызов на спарринг и недвусмысленный намёк на «групповую разминку» после.

Теперь он лежит.

А она едет домой, дрожа от боли и ярости.

Но есть и плюс: слава опасной бешеной дуры — гораздо лучше славы просто дуры.

Дома Викторию встретило не радостное «мама!» детей — они ушли гулять с няней, — а безрадостное письмо от банка. Теперь угроза стала конкретнее: изъятие особняка — через месяц.

Не успела она скинуть платье, как раздался звонок.

На пороге стоял князь Гремучев — высокий, поджарый, с усами, закрученными, как у имперского офицера, и взглядом, что скользит по коже, как лезвие.

— Виктория Андреевна, — произнёс он с лёгким поклоном, — не помешаю?

— Князь, — ответила она, не отступая, — вы всегда мешаете. Просто редко замечаете.

— Я пришёл с добрым намерением. Ваш дом… он слишком велик для вдовы без покровителя.

— Зато в нём много воздуха. Особенно когда нежданные гости не задерживаются.

— Зря Вы так. Скондрелы же не витают в облаках. Ваш сын — последний Тухонест. А это… мишень. Вам же он дорог?

— Пусть придут. Кое-что я отгрызу и выцарапаю. — Холодно усмехнувшись, она с сожалением взглянула на сломанный ноготь правой руки.

— О, я слышал про ваш… хм, подвиг в «Замесе». Мило. Но умение сбить с ног неотёсанного мужлана не спасёт от, скажем, пожара.

— А покровительство князя спасёт от позора? Для меня уж лучше огонь.

— Не спешите отказывать. Между гордостью и глупостью опасно сделать лишний шаг.

— Князь, — она чуть наклонила голову, губы тронула ледяная улыбка, — а не глупость ли продавать последнее, что у тебя есть, даже если это всего лишь честь?

И, помолчав, добавила:

— Вы ошиблись адресом. Я — проблема, а не приз.

Он помолчал. Взглянул на ушибленную руку, что она невольно прижимала к боку.

— Проблемы, мадам, имеют свойство… быть решёнными. Совсем.

— А дураки — находить их снова. До свидания, князь.

Дверь закрылась.

— Не пойму, я — аристократка или ведьма? Почему все хотят меня или трахнуть, или сжечь?

Для Вистеста Коварди, главы одного из старейших родов Витаиспои, этот парк всегда казался… игрушечным. Не потому что он был мал — нет, липы здесь вымахали под тридцать локтей, а аллеи тянулись на полгорода. Просто всё здесь было слишком хрупким. Скамьи — слишком изящные, будто сделаны из проволоки. Трава — мягкая, без единого колючего стебля. Даже кора деревьев — гладкая, как кожа младенца. На Гиантии даже мох царапал ботинки.

Он сидел на скамье, слегка ссутулившись, чтобы не выделяться. Рост под два с половиной метра не был редкостью для его народа, но на Ландинии это сильно привлекало взгляды. Люди здесь будто созданы из стекла: красивые, звонкие и… хрупкие.

Вистест был на отдыхе после многолетней миссии. Вспомнил Меридана, который любил этот парк и говорил, что здесь пахнет детским счастьем его жены. Глупо. Тогда он добивался её руки и сражался за её сердце отважнее, чем в самом жарком бою. До чего же неуместная любовь! Она разрушала все планы их родов! А теперь парень погиб и будущее двух родов в руках ветренной особы, которая, судя по слухам, совсем забыла об осторожности.

Цепкий взгляд Вистеста сразу отметил три подозрительные фигуры, возникшие из-за кустов жасмина. Походка — вразвалку. Спины неестественно напряжены.

Один потянулся к мальчику. Второй — к няне, чтобы зажать ей рот ладонью. Третий замер в тени, у кустов жасмина: рука глубоко в кармане плаща, поза расслабленная, но какая-то неловкая. Прикрытие. Вооружён. Чем — неясно.

Они не обратили на старика внимания.

Вистест встал. Медленно. Без спешки. Как будто просто решил размять ноги.

Но в тот же миг — молниеносное движение. Из-под плаща, будто из ниоткуда, высвистел кнут. Первый щелчок — ствол, всё-таки это был пистолет, вылетел из руки прикрытия. Второй — ноги бандита, тянущего мальчика, подкосились от острой боли. Третий, увидев, как его товарищи падают без единого выстрела, оттолкнул няню, развернулся и бросился бежать.

Он не стал его преследовать. Пусть передаст: Коварди не спят.

Кнут мягко скользнул обратно под плащ. Этот артефакт мог обретать твердость стали по желанию владельца.

Няня, дрожа, подняла детей и заторопилась прочь, не оглядываясь.

Вистест снова сел. Липы над ним шелестели — тихо, мирно, как будто не знали, что в этом мире уже идёт охота.

Спутниковый телефон лежал на столе. Чёрный, воронёный, с угловатым корпусом — он напоминал не столько о прошлой жизни, сколько о военном складе. Здесь такая штука была не гаджетом, а признаком роскоши, которую она не могла себе позволить. И последней надеждой, которую уже не могла игнорировать. Включить его — всё равно что вскрыть вену: деньги утекали с каждой секундой эфира. Виктория сжала холодный металл в ладони, палец замер над единственной кнопкой.

Кому звонить?

Алисе? Чтобы услышать очередной салонный совет «найти мужчину»? Нет.

В полицию? Пожаловаться, что князь намекнул на возможный пожар? Они вежливо предложат написать заявление.

Бывшим сослуживцам Меридана? Они уже помогали, чем могли, отдавая последнее. Их долги чести — перед погибшим другом — были выплачены. Полностью.

«Раньше я была капитаном-простолюдином. Но без страха и упрёка, с честью на "ты". А сейчас — аристократка-побирушка. С петлёй этой самой чести на шее», — горько усмехнулась она про себя.

Сознание работало, как штаб окруженной дивизии, лихорадочно составляя сводку безнадёжности. Тыл отрезан. Боеприпасы на нуле. Подкрепления не предвидится. В распоряжении — одна условно боеспособная единица с легкой шизофренией, два «некомбатанта» и укрепрайон, который через месяц из крепости превратится в склеп для всех троих.

Внезапный шум из прихожей — гомон, топот маленьких ног, взволнованный голос няни — заставил её вздрогнуть и с почти животной радостью отшвырнуть телефон. Отсрочка приговора. Не в этот раз.

— Мама! — Аррест влетел в кабинет, размахивая сломанной веткой, как мечом. — Мы видели, как гигант с кнутом побил плохих дядь! Он как герой из хроник!

Линея молча прижалась к её коленям. Её глаза — огромные, тёмные — были не по-детски серьёзны. И полны страха.

Няня, бледная как полотно, заломила руки.

— Мадам Виктория… в парке… на нас напали. Трое. Хотели… — её голос сорвался в шёпот. — Но какой-то старик… я не поняла, как… у него был кнут… Он их… разогнал. Я так испугалась…

Лёд растекался по жилам, сковывая всё, кроме одного чувства — знакомого по десяткам засад. Холодная, звериная ярость, замешанная на беспощадном расчёте. Не намёки. Не угрозы. Уже действие. Загонная охота началась. Скондрелы (а кто же ещё?) перестали церемониться.