Я улыбнулся.

— Ну, это же батя, ма! Хорошо ведь, что двигается. Вдруг выстрелит у него! Верь в мужа-то!

Губарев с намёком кашлянул.

— Ты там поговори у меня! — шутливо возмутилась мама. — Выстрелит у него… Может, и выстрелит, кто знает. Но ты его знаешь, если в голове мысль есть у него, то от него даже в подполе не спрячешься. Всю душу вынул.

— Понимаю. А здоровье как у вас? — вперил я взгляд в генерала. Вертолёт остановился. Движение лопастей замедлилось. Адъютант постучал указательным пальцем по часам, но по-прежнему не вмешивался в беседу. Да-да, я понимаю всю важность предстоящей встречи, но вряд ли Его Императорское Величество сидит на троне и смотрит на часы в ожидании моего появления. Он, полагаю, уже и про приглашение забыл. А государевы люди, скорее всего, ещё и дыру будут в расписании выискивать какую-нибудь между послом чадским или каким-нибудь князем дальневосточным. Так что пять минут погоды не сделают.

— Да хорошо всё. У тебя-то как? Не болеешь? Кушаешь хорошо? Не… Не начал опять в этой своей дыре… Ну… — голос её дрогнул

— Нет, мама, пить я не начал, — успокоил её я и услышал облегчённый вздох.

— Господин Баженов, — подал голос, наконец-то, Губарев. И подал его явно не для комплиментов.

— О, Миша! Тебя зовут ведь, да? Тогда умолкаю. Ты звони, ладно? Почаще звони, — заторопилась мама.

— Обязательно, мама. Но не волнуйся, для тебя у меня время всегда найдётся, — тепло сказал я, направив весь свой холод во взгляд. Адъютант демонстративно положил руку на обшивку вертолёта. Колыхнулась сила техномагии, и я почувствовал, как корпус машины оплетает волна помех, глуша сигнал телефона. Господин Губарев показал свой дар и решил действовать? Зря. Невежливо так грубо прерывать чужой разговор. Так что я последовал его примеру, демонстративно хлопнув ладонью по обшивке, и с помощью своего Дара легко сбил возводимые барьеры. Заодно внимательнее изучив любопытный экранирующий сплав. Пригодится.

Глаза генерала в изумлении расширились. Продолжать противостояние он не стал, но теперь смотрел с бОльшим уважением.

— Ой, знаю я тебя. Весь в отца упёртостью! — отчётливо сказала мама в трубке. — Ладно, не буду мешать. Целую.

— Я тоже.

Сигнал прервался. Губарев смотрел на меня с удивлением.

— Нет ничего важнее родителей, — сказал я ему, и что-то в глубине его глаз дрогнуло, будто бы генерал-адъютант пропустил удар в солнечное сплетение. Он помолчал несколько долгих секунд, а затем подал знак.

Дверь распахнулась. Внизу, на вертолётной площадке, нас уже поджидал шикарный брутальный «волжанин» серебристого цвета, возле которого с несколькими костюмами в руках стояла стройная шатенка в деловом наряде и почти без макияжа на лице. Но всё равно симпатичная.

— Надеюсь, вы ничего не забыли, — сказал Губарев, приглашая меня на выход.

— Вилку для рыбы надо держать левой рукой, а нож-лопаточку в правой — буркнул я.

— Не иронизируйте, — почувствовал мой настрой Губарев.

Увы. Я, как бы ни старался показать себя непробиваемым, всё равно нервничал. Всё-таки меня ждал Император. Лично.

Это вообще не входило в мои ближайшие планы.

Почти два часа со мной колдовала симпатичная помощница, целиком посвятив себя работе. Я терпеливо отдался в нежные руки, и когда предстал перед зеркалом в полном парадном облачении, то не сразу и узнал себя. Из отражения на меня смотрел статный красавец в шикарном парадном наряде. Мой костюм, в котором я был на балу Скоробогатова, теперь казался грязным рубищем.

— Чудесно, — резюмировала помощница, зардевшись от внезапного смущения. — Просто чудесно. Выглядите великолепно, Михаил Иванович.

— Вашими стараниями, — чуть поклонился я, и та нахмурилась, подалась ко мне и смахнула пылинку с пиджака, а затем снова заулыбалась, удовлетворённая результатом. Я повёл плечами. Слишком шикарный наряд, движения стесняет, да и чувствуешь себя как ряженый. В моём мире так одевались только те, кто никогда не покидал своих дворцов. И уважения к подобным властителям было невысоким. Во время глобальной войны со Скверной не до красивых нарядов. В такие моменты ценятся практичные одежды, а ещё лучше доспехи.

Однако здесь принято иначе. Потому принимаем правила игры.

— Время, — сказал наблюдающий за этим Губарев. — Мы должны ехать.

Наш «волжанин» был перед воротами в Гатчинский дворец уже через десять минут. Кованая решётка, источающая Эхо чужого таланта, поползла в сторону, и наш автомобиль, просканированный несколькими техномантами, покатился по дороге, рассекающей изумрудные газоны с кустами, выстриженными в виде различных фигур. Машина свернула налево, мимо ряда скульптур мастеров разных эпох и стран. Одна из них, надо сказать, была подделкой. Белой вороной среди товарок. В плохом смысле этого слова.

Нашу машину снова встретили, мне помогли выйти очень вежливые люди. Я почувствовал лёгкое касание психомантии и перехватил взгляд пожилого человека, стоящего неподалёку. Магистр, не ниже. Ярко-голубые глаза одарённого излучали спокойствие. Однако я был уверен, что при необходимости этот старец с таким же умиротворённым видом вывернет мой мозг наизнанку, а все мои привычные обереги остались в домике, где меня готовили к встрече с Императором. Без них я ощущал себя голым.

— Прошу, — сказал Губарев и указал мне на дорожку, ведущую к дворцу.

Я шёл по парку, приближаясь к потрясающему произведению искусства, созданного руками строителей по планам знаменитых архитекторов, и задыхался от могущества Эха. Сюда бы протянуть силовую линию. Прекрасное место. Конструкт — великолепное изобретение, и способен сотворить многое. Объединить магию и технологию, открыть невероятные горизонты.

Но создать такое чудо, как дворец, могут только объединившиеся таланты десятков, сотен людей.

Я старался не озираться и держаться спокойно, но внутри всё захлёбывалось от восторга и бьющего Эха. На крыльце, в длинных коридорах, украшенных полотнами различных мастеров, в просторных залах, со звенящими полами. За мной поступью командора двигался Губарев, а почётные караулы охраны щелкали каблуками, вытягиваясь при нашем приближении.

Наконец, мы остановились перед массивной дверью, с кованым гербом Империи. Два солдата по краям застыли по стойке смирно, старательно глядя куда-то вперёд и ввысь. Генерал-адъютант обошёл меня и остановился у входа. Коротко постучал, дождался тихого: «войдите» и приоткрыл дверь. С него снесло всё высокомерие.

— Всемилостивейший Государь, простите за беспокойство, но Баженов уже здесь.

— Кто? — не понял находящийся в кабинете Император.

— Баженов. Зодчий. Вы просили…

— Ах да, пусть заходит. А ты подожди снаружи.

— Слушаюсь!

Генерал обернулся ко мне и сделал страшные глаза.

— Помню. Вилку в левую, — одними губами сказал я, сбрасывая напряжение шуткой, и вошёл в кабинет Императора.

Правитель Российской Империи сидел за большим столом из тёмного дерева. На столешнице лежала пачка бумаг, а сам Император, одетый в простую белую рубаху с расстёгнутым воротом, задумчиво крутил в пальцах ручку, глядя в окно на внутренний парк. Там, в пруду медленно гнул шею красивый лебедь, а в небольшой беседке сидела дама в белом наряде и читала.

— Приветствую вас, Михаил Иванович, — повернулся ко мне Император. — Присаживайтесь.

Я поклонился и прошёл к креслу напротив. Он внимательно наблюдал за мной, не прекращая поигрывать ручкой, а затем положил её на стол, будто поставив точку своим мыслям.

— Не ожидал, — вдруг сказал он. — Вы очень молоды, Михаил Иванович.

— Это пройдёт, всемилостивый Государь.

Губы Императора тронула улыбка. Он, не отрывая взгляда, открыл ящик стола. Вытащил оттуда папку и положил перед собой.

— Как вы думаете, Михаил Иванович, почему вы здесь?

— Затрудняюсь ответить, всемилостивый Государь, — честно признался я. Вариантов было несколько.