– Сам видишь, сейчас не могу, хотя… давай, – и вдруг заорал решительно: – Я этого Шмуеловича…

– Шпееровича, – в очередной раз поправил его помощник, передавая телефон.

– Алло, – правильно поставленным голосом начал разговор Алексей Иванович, – депутат четвертого созыва Расшумелов слушает.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Виктор Андреевич.

– Ну, как поездочка? Не притомились? – с явной ехидцей спросил Бабарыкин.

Алексей Иванович довольно энергично сообщил:

– Все в порядке, наш регион, хотя и трудно было. Ты же знаешь, этот народец – рыбаки, шахтеры, заготовители, не простая публика. Хотя и люди неплохие, но уж того… слишком прямолинейные. Так что пришлось и нам с ними по-прямому и тоже по-простому.

– Ну, и что же? – опять с ехидцей осведомился Бабарыкин.

– Ничего, где лаской, обещаниями, а где пришлось и поприжать немного, сам понимаешь, все было не так просто. – Ой-ой, – неожиданно протяжно вздохнул он.

– Что вы там? – забеспокоился Бабарыкин, – плохо чувствуете себя?

– Нет, нет, как раз наоборот… все в порядке, не беспокойтесь. О-о-о, – опять на вздохе потянул он, – просто здесь люди из региона. Ой, Боже мой! Ай, осторожно!

– Что у вас там происходит? – забеспокоился Бабарыкин.

– Все в порядке, – успокоил его Алексей Иванович, – прикусили.

– Не понял.

– То есть, приступили, тьфу ты, – поправился Алексей Иванович, – наступили на ногу люди из региона. Ох, кажется, кончил…

– Как вас понимать? – спросил вконец встревоженный Бабарыкин.

– Прием кончил, идите, идите, товарищи, вас мой помощник проводит. – Депутат стал делать знаки Эльвире, чтобы не мешала.

– Ну, вот, теперь можно и спокойно поговорить.

– Так, и что вы там устроили, рассказывайте.

Голос Бабарыкина звучал строго, как и подобает начальнику.

– Вы это о чем, товарищ Бабарыкин, не понимаю? – Алексей Иванович явно почувствовал железные нотки в голосе начальника.

– Что вы не понимаете? – чувствовалось, что он уже был на взводе. – Мне уже оттуда звонили, те же рыбаки, шахтеры, наши представители на местах. Устроили, понимаете, комедию какую-то. На носу – выборы, а вам весело.

– Да что вы? Какую комедию? Так надо было по обстановке. Зато народ пошел, и пошел за нами, а не за этим Шмыеровичем, понимаете.

– Вот, вот, хорошо, что напомнили. Сегодня как раз приходил этот депутат, правда, несколько с другой фамилией, кажется, Шпеерович, порассказывал он про вас, как вы там себя вели, стыд просто один и срам.

– Я такого не знаю и знать не хочу, – тут же, как заведенный, отрубил Алексей Иванович.

– А зря. Это вы не хотите, зато он вас прекрасно знает и уже написал на вас жалобу в комиссию по депутатской этике. Имейте в виду, я за вас больше слова не скажу, сами выкручивайтесь, как хотите. Надоело вас вечно из всякого, простите, дерьма вытягивать. Не ждите больше от меня никакой помощи.

– Меня вытягивать? Ну, знаете, это я вытягиваю весь воз нашей партии отовсюду и в том числе и из дерьма, тоже простите. По всей периферии только я и скачу, не переводя дух.

– Вот именно, что скачете, да еще пьете, как сапожник, да еще устраиваете черт-те что с девицами легкого поведения… понимаете. И так про нас на каждом углу сплетни плетут, хоть косы заплетай. И это все из-за таких, как вы, нас клянут, а пародисты, Мишин, да там, всякие Задорновы за счет нас живут, и неплохо, заметьте. Вон, Задорнов новый дом в Прибалтике купил. Вам партия и государство какую дачу дали задарма, а почему? А потому, чтобы вы наш строй защищали. А вы? Да что с вами говорить, бесполезно. Сегодня же иду к самому и все, как есть, расскажу, хватит, надоело.

Помолчали. Затем мягким, извиняющимся голосом начал Алексей Иванович.

– Ну, зачем же так, мы ведь не чужие люди. Сколько уже в одной партии вместе состоим. Не по-людски как-то получается.

– Не по-людски? А вы по-людски поступаете?

Опять помолчали. Послышался тяжелый вздох Алексея Ивановича, вздохнул и Бабарыкин. Опять помолчали. Затем голос Бабарыкина зазвучал примирительно:

– Ладно. В порядке исправления тебе задание. Недалеко, в Московской области есть совхоз. Раньше он за нас был, а теперь что-то сбой дал. В чем дело – непонятно. Короче, его нам надо вернуть, нельзя столько людей потерять. Этот совхоз имеет влияние на весь регион. Видать, коммуняки там поработали и настроили народ против нас. Да и эти худосочные еще со своими худинскими ястребами, похоже, тоже яду подпустили. Вернуть его нам надо. Короче, вот вам и поручение. Справитесь, за вас горою буду, а нет – тогда уж извините. Кстати, там кроме Худинского, будет и ваш Шпеерович. Вот и поборитесь с ним в честной борьбе.

– Но в Подмосковье от нас Андрей Петрович.

– Он болен. Всё. Короче, жду результатов, и надеюсь, неплохих результатов. Пришлите своего помощника – пусть литературкой и деньгами загрузится. И помните: этот совхоз и прилегающие хозяйства нам очень нужны. Сможем там устоять, и вся округа пойдет за нами.

– Но, Виктор Андреевич, с Худинским не так просто справиться. Вы же знаете, что это за тип. Ему – факты, а он тебя из стакана водой поливать. Это еще в лучшем случае. На опасное дело шлете меня, да еще этот Шмыерович…

– Шпеерович, он от коммуняк. Придавите этих двоих – честь и хвала вам, а нет, я уже сказал, что нет. Всё. Помощника ко мне. Срочно постричься, помыться. За вами завтра придет машина, да не одна, очевидно, усилим ваши усилия. Сегодня сам дважды звонил и требовал результатов, и результатов, сами понимаете, хороших. Надеюсь, вы все поняли?

– Все, – вяло ответил Алексей Иванович. – А может?…

– Нет, не может, утром машины у вас. Желаю успехов.

Раздались короткие гудки. Алексей Иванович передал телефон помощнику.

– Все. Эти двое меня закопают.

– Вы это о ком? – поинтересовался Марк Семенович.

– О твоем Шмыеровиче и Худинском. Это мой конец, уроют меня, уроют, как пить дать.

– Подождите, но по Подмосковью же у нас Андрей Петрович?

– Всё на меня спустили. Там же будет Худинский, а он, ты же знаешь, без тормозов, его все боятся, как огня, вон, даже Эльвира знает об этом. А Андрей Петрович тут же сослался на нездоровье, соображает, что к чему. Чует мое сердце, – запричитал Алексей Иванович, – уроют они меня, точно, уроют. Да еще этот твой… Шпеерович там же будет. А у него козыри против меня.

Алексей Иванович обхватил голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Уроют они меня, как пить дать, уроют, туда их в качели.

Из-под одеяла показалась симпатичная головка Эльвиры:

– Было о чем печалиться, Алексей Иванович, как вам не стыдно, кого испугались. Да мы их завтра, вот так вот, – показывая руками, – скрутим в один момент, даже пикнуть не успеют.

– Эльвира, ты прикройся, – Алексей Иванович ревностно посмотрел на нее, – чего руками-то размахалась… того, кофточку застегни, смущаешь Марка Семеновича.

– Ничего она меня не смущает, отсмущался еще вчера, – с раздражением проговорил помощник.

Если бы сейчас в комнате находился посторонний человек, то, взглянув на Эльвиру, он бы сразу понял, что разговор в таком тоне ей явно не по душе. Алексея Ивановича не берем в расчет. Он бы сейчас и мать родную не признал, так ему было нехорошо. Марк Семенович злобно посмотрел на Эльвиру и с раздражением произнес:

– Вы так говорите, Эльвира, как будто бы для вас это дело простое. Да и кто вы такая, Господи, тоже, нашлась мне, еще Жанна д'Арк.

– Я – Эльвира Иванова, и этим все сказано. На Ивановых, вы это знаете, Россия стояла и стоять будет, а на сибирских еще и умом прирастать. И если я что сказала, все так и получится. Вопросы еще будут? – Она сказала, как отрезала. – Вы, Алексей Иванович, главное – приготовьте речь для выступления перед избирателями, мы ее потом вместе с Марком Семеновичем посмотрим, если что, поправим. А об остальном – не беспокойтесь, все будет сделано в лучшем виде.

– Нет, Эльвирочка, пропаду я, видать, ничем ты здесь не поможешь, – опять запричитал он. – Ты даже не представляешь, о чем говоришь.