– Вот видишь, что значит настоящая поддержка. Ты уже сейчас не можешь без меня, а ты говоришь – Аграфена. Не надо бояться в жизни изменений. Они только на пользу тем, кто их не боится. Ты посмотри, даже Давид Копперфильд развелся с Клаудией Шиффер. А казалось бы, это была пара навеки. Мы с тобою начнем новую жизнь, и ты быстро достигнешь тех высот, которые действительно заслуживаешь.

Она обняла его. Алексей Иванович еще пытался как-то вырваться из пелены объятий, которыми окутала его Эльвира, лопоча:

– Нет, нет, только не это. Я люблю свою Машу, прошу тебя, не надо.

Но все было тщетно. Эльвира крепко держала ситуацию в руках, да заодно, похоже, и Алексея Ивановича. Ну, а слушать подобный бред, вы сами понимаете, Эльвира не могла, поэтому обрушилась на него с удвоенной энергией:

– Ты любишь? Да ты вчера такое про нее порассказывал, что я даже ни на секунду не задумываясь, бросила все и ринулась за тобой, готовая пожертвовать всем, прежде всего собой, ради тебя, ради твоей карьеры. Я приношу всю себя на алтарь нашей любви! – патетически произнесла она, широко разбросав руки по Алексею Ивановичу.

Чего здесь было больше – действительно искренности чувств человека, бросившего все ради любимого, или практический расчет, сказать было трудно. Хотя по выражению лица Марка Семеновича, который с иронией наблюдал эту сцену через полуоткрытую дверь, конечно же, было больше второго. Эльвира между тем продолжала обнимать и крепко прижиматься к Алексею Ивановичу. Она все говорила и говорила какие-то, очевидно, ласковые слова ему прямо на ухо.

– Позвольте, это как же, – пытался еще освободиться Алексей Иванович из окутавшего его дурмана и вырваться из объятий Эльвиры. Он даже закричал: – Марк Семенович, Марк, где ты? Иди сюда быстрее, меня здесь без меня…

Но Эльвира обняла его покрепче, прикрыв ему ладошкой рот, прошептала:

– Дорогой! Зачем нам Марк Семенович, не понимаю, разве нам плохо вдвоем?

На шум в гостиной из спальни вышел озабоченный Марк Семенович. Увидев на полу сидящих воркующих голубков, он, тяжело вздохнув, недовольно вполголоса проговорил:

– Опять все по-новому. Весь день насмарку.

Эльвира продолжала зажимать рот своему визави, что-то ласково нашептывая ему. А Алексей Иванович только мычал, да еще дико вращал глазами, но…

Марк Семенович тяжело вздохнул, флегматично раскрыл журнал, медленно развернулся и ушел в спальню, продолжая ворчать по дороге:

– И не надоест же ему, одно и то же, одно и то же…

Эльвира убрала ладошку, поцеловала его в губы, горячо зашептала:

– Ах ты, мой лапочка? Не возражай, именно лапочка, – Эльвира продолжала его целовать. – Как тебя вчера называли на митинге? Да, вспомнила, глубокоуважаемый Алексей Иванович. Это тебе не хухры-мухры. Это признание, милый, твоих заслуг. Да-да, не спорь со мной. А мне все-таки больше нравится Алешенька. Можно и тебя так буду называть?

Алексей Иванович, кажется, полностью разопрел и разомлел в объятиях и под действием чар Эльвиры, и уже не пытался вырываться, а смиренно, положив голову ей не грудь, пробулькал:

– Тебе можно и Алешенька, но только в интиме, а так, на людях, лучше все-таки Алексей Иванович.

Она еще крепче прижала его к себе и с нотками игривости в голосе прошептала:

– Сейчас, по-моему, можно, еще пока не интим, но уже… что-то…

Страсть, похоже, незаметно подобралась к Алексею Ивановичу и охватила его полностью. Он, отвечая на ее ласки, стал страстно целовать ее, был слышен его хриплый от волнения голос:

– Дорогая моя, божественная, ты бесподобная, очень сексуальная и даже, я не боюсь этого слова (с придыханием), чуть-чуть сексапильная.

При этом он довольно энергично стал ласкать ее. Она же слегка защищалась, приговаривая:

– Ой, не надо так, глубокоуважаемый Алексей Иванович, а то это будет как вчера…

– В самолетике? – игриво произнес Алексей Иванович.

– Да, там, подожди, – теперь уже Эльвира пыталась высвободиться из его страстных объятий.

– Подожди, Алешенька, вначале я хочу немного выпить.

– Да? И я хочу с тобою тоже, – он тяжело дышал, – немного водки.

– Нет, ни в коем случае, – запротестовала Эльвира, – только шампанское. Я боюсь, что ты опять начнешь делать глупости, как вчера.

– В «Tу»? – шутливо спросил Алексей Иванович.

– Да, именно там, – ответила она, поддерживая интонации его голоса.

Они громко засмеялись. Алексей Иванович вытянул руки, изображая ими и голосом шум летящего самолета. Неверное, он делал это слишком громко, поскольку в дверь заглянул Марк Семенович и обеспокоенно спросил:

– У вас все в порядке?

Увидев, что они целуются, он осуждающе покачал головой и проворчал себе под нос:

– И не подхватит ведь никакой заразы, толстожопый боров. Всё, день пропал. – Он, как и раньше, махнул рукой и вернулся в спальню.

Марк Семенович слышал, как в гостиной выстрелила бутылка шампанского. Ему уже порядком надоела вся эта кутерьма. Он тоже сам налил полстакана спирта.

– А, пропади оно все пропадом. – Помощник депутата поискал бутылку с водой, и, не обнаружив ее, крикнул:

– Алексей Иванович! Куда вы задевали бутылку с водой?

Голос Алексея Ивановича с придыханием сообщил:

– Ко мне нельзя, я занят, зайдите попозже.

Марк Семенович, подняв стакан спирта в руке, философски заметил: – Он жe не откинул копыта, чего же я должен? Пропади пропадом все эти депутаты, демократы, с капиталистами и коммунистами в придачу. – Чуть подумал и добавил: – Хай живе вильня Украйина.

Он поднес стакан ко рту, собираясь выпить, но в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Марк Семенович отставил стакан в сторону и тихо сказал сам себе: – Хм, кажется, вовремя. – Чуть подумав, добавил: – И вильную туда же. Алло. Помощник депутата Расшумелова вас слушает. Здравствуйте, господин Бабарыкин.

– Здравствуй, ты что это так торжественно? Надепутатились, что ли, с утра?

– Нет, все в порядке.

– Тогда зови меня по имени и отчеству, а то как не родной.

– Хорошо, Виктор Андреевич.

– А где твой бугор? Дрыхнет, наверное, видать, утомился от своей депутатской деятельности. Мне уже порассказывали о вашей, так сказать, предвыборной кампании. Хотя это не к тебе. Ну-ка, зови его.

– Сейчас, подождите секунду.

Он на цыпочках вошел в гостиную и увидел не совсем приличную сцену на полу. Оторвавшись от предмета своей страсти, Алексей Иванович крайне удивленно и одновременно возмущенно, шепотом спросил:

– Вам чего?

И тут же, не сдерживаясь, сорвался:

– Да как не стыдно подглядывать, черт вас побери…

– Тсс… Тише, пожалуйста. – Марк Семенович приложил палец к губам. – Я не подглядывал (шепотом), а вернее, нагляделся уже.

– Вы о чем это? – продолжал возмущенным голосом Алексей Иванович.

Марк Семенович махнул рукой:

– Тут, – показывая на телефон, крепко сжатый в руке, – Бабарыкин.

Алексея Ивановича прямо перекосило от злобы, он прошипел:

– Какой, к чертовой матери, Бабарыкин, в такой момент, вы в своем уме?

Марк Семенович сделал устрашающие глаза:

– Алексей Иванович, надо ответить, иначе будет скандал.

Алексей Иванович раздраженно зашипел:

– Этот твой Бабарыкин, как всегда, не вовремя. Скажи ему, что я в ванной комнате… или… лучше, что я принимаю людей из региона.

– Да вы понимаете, – шепчет Марк Семенович, усиленно прикрывая рукой трубку, – он уже все знает.

– Что знает? Что мы победили?

– Не-е-ет, – проблеял Марк Семенович, – о вашем поведении во время поездки.

– Уже успел нажаловаться твой Шмыерович?

– Шпеерович, Алексей Иванович, я вас прошу, возьмите трубку.

Депутат со злобой попытался отмахнуться:

– Достали вы своим Шпееровичем, да с этим, иже с ним, козлом Бабарыкиным.

Дама, видя напряжение в обстановке, предусмотрительно залезла под покрывало, которое стащила с дивана.

Алексей Иванович развел руками, сделал большие глаза и прошептал: