А несчастья сыпались, как из злого рога изобилия – умер отец, потом мать. И все это нужно было выстоять, пережить. В городе, куда Эльвира окончательно перебралась, она работала парикмахершей в дорогом салоне. Их много развелось в последнее время. А в деревню она приезжала только периодически, и то только, чтобы повидаться со своими любимыми учителями, мужем и женой Петровыми. Многие из ее одноклассников и знакомых хорошо пристроились в жизни, они подсмеивались над ее специальностью. Тогда же к ней стал приставать известный в городе бандит Гриша. В последнее время он ей вообще не давал прохода. Встречая на улице, он задавал ей один и тот же вопрос:
– Ну что, девочка, когда же мы совершим с тобою первородный грех?
Причем он это говорил громко, в присутствии своих дружков или просто случайных людей, абсолютно не стесняясь, да и, по правде говоря, плюя на окружающих. Она старалась не обращать на него внимания. А про себя думала:
«Был бы Федя живой, он бы ему показал».
Все это тянулось где-то около полугода и закончилось в конце концов плохо.
Однажды вечером, не дождавшись попутки, чтобы ехать в деревню, она повернула опять в город. Дорога ей было хорошо знакома, все детство и юность она по ней топала. Однако место было нелюдное и до города надо было пройти около километра. Ее догнал джип. За рулем сидел тот самый Гриша в сильном подпитии, а с ним еще трое ребят. Он остановился возле нее, открыл дверь, пригласил ее:
– Садись, подвезу, что грязь-то месить.
Она поблагодарила, отказалась. Машина отъехала вперед и встала.
Когда она проходила мимо нее, из машины выскочили те трое, затащили ее в машину, связали, заткнули рот. После чего развернулись и поехали в сторону ее деревни. Этот ублюдок Гриша сказал:
– Чтоб добираться до дома нетрудно было.
На опушке леса, рядом с деревней ее вытащили из машины. Двое держали, а эта сволочь насиловал ее. А когда закончил свое мерзкое дело, заржал:
– Ну, вот, а ты боялась…
Только один из этих мерзавцев отказался прикасаться к ней. Остальные… А Федька-то оказался импотентом!
Неделю она не выходила из дома. Петровы ежедневно навещали ее и, очевидно, догадывались, в чем здесь дело. Слух прошел по деревне, что она как будто бы спуталась с бандитом Гришкой из города. Да и он сюда приезжал до этого случая, но Эльвира не пускала его в дом, и он уезжал ни с чем.
Как-то, когда она уже отошла от произошедшего с ней, зашел Петров и сказал ей:
– Уезжай отсюда, покоя тебе не даст эта погань.
Через неделю она собралась, продала дом, распрощалась со всеми, сходила к Феде на могилку. Особенно ей жалко было расставаться с Петровыми, привыкла она к ним, всегда они ей помогали, чем могли. Распрощалась и уехала в город. В городе нашла Григория, он обычно ошивался в Доме офицеров, сейчас это называлось ночным клубом, вместе с казино. Как обычно, он сидел в компании молодых ребят и девушек. Он искренне обрадовался ее приходу и с усмешкой спросил:
– Нy что, отошла? Дело обычное, все это переживают.
После чего пригласил ее к столу. Она села, улыбнулась всем. Сделала вид, что она действительно все забыла. Он был необычайно щедр, она продолжала улыбаться, и всем казалось, что она счастлива…
В конце вечера попросила его отвезти к ней в деревню. А на ушко ему прошептала:
– Хочу, чтобы ты был один, хочется еще раз вспомнить все, как было… Но сейчас у меня одно маленькое дельце.
Договорились встретиться с ним у автобусной остановки за городом, где она обычно ждала попутку до своей деревни. Эльвира сходила на вокзал, купила билет на поезд до Москвы, затем зашла в хозмаг, где попросила найти ей нож, которым скопят поросенка. Продавец долго искал, но ничего подходящего не нашел, но протянул ей что-то подобное садовому ножу и с любопытством спросил:
– Сами будете делать, девушка, или помочь?
Эльвира была в хорошем настроении, она ему улыбнулась своею неотразимою улыбкой, сказав:
– Сама справлюсь, жаль только, что любимый хряк.
Продавец улыбнулся и с любопытством посмотрел на нее:
– Какая вы жестокая, девушка.
– Такая уж, – тоже с улыбкой ответила она.
Когда она пришла на встречу, машина уже ждала ее. Он, конечно же, предположил, что они с нею поедут к ней в деревню и там заночуют. Однако Эльвира, изобразив страсть, игриво пригласила исполнить любовь здесь же, сказав:
– Я хочу в машине, мне нравится романтика в любви.
Он сразу же полез к ней, и как только обнажил свои причиндалы, она чиркнула по ним припасенным ножом и сразу же в дверь. Тот взревел действительно как недорезанный хряк, выскочил из машины, пытаясь ее догнать. Но, увидев потоки крови, зажал руками то, что осталось, быстро сел в машину и погнал в больницу. Последняя фраза, которую услышала Эльвира, была:
– Ну, погоди, сука, мы с тобою еще поквитаемся.
Слава Богу, больше она его не видела. Узнав, что в городе принимает московский депутат, она решила искать защиты у него. Но депутат Расшумелов был под градусом, это ее не удивило: как же – из Москвы. Поэтому она не стала ничего рассказывать о том, что произошло. Ну, а что было потом, вы уже знаете. В этот же день они улетели в Москву.
Все это Эльвира рассказала, как на исповеди, честно, без лукавства. Марк Семенович внимательно слушал, ни разу не перебив ее. Они оба замолчали. Первая начала Эльвира:
– А вы знаете, после последних побед Алексея Ивановича на животноводческом поприще я даже как-то зауважала его, как бы к нему прониклась. Все-таки деловой он мужик, труженик, с крестьянской сметкой, не то что все остальные…
– А я? – поинтересовался Марк Семенович.
– Да и вы тоже, просто никто из вас не занимается своим делом. Все мы вечно куда-нибудь лезем, – подытожила она, – может быть, от того, что всем уже надоели эти современные дураки, которые нами помыкают, да и… – Она неожиданно остановилась: – Все, уже рассвет; всем спать, завтра нас ожидают еще большие дела, не надо расслабляться. – Затем последовала пауза, после чего Эльвира неожиданно сказала: – А вы очень симпатичный и очень искренний человек, спасибо вам за все.
Последнюю фразу она сказана, уже еле шевеля губами, мягко входя в царство Морфея.
Утром, часов в двенадцать, когда все еще спали, раздался звонок мобильника Марка Семеновича. Дабы не разбудить остальных, он вышел в коридор, плотно закрыв за собою дверь. Еще не отойдя от сна, он чуть заспанным голосом просипел в трубку:
– Доброе утро. Это я, Марк Семенович, здравствуйте, Виктор Андреевич.
Бабарыкин жизнерадостным голосом:
– Ну, вы молодцы, ребята, хорошо поработали. Здесь, в Думе, все только о вас говорят, здорово вы их там разложили, особенно этого – худосочного.
Он заливисто засмеялся.
– Ну, молодцы, ничего не скажешь…
– Позвать Алексея Ивановича? – приостановил его Марк Семенович.
– Нет-нет, пусть отдыхает, утомился, наверное, вчера. Да, ты это ему скажи, председатель звонил, возможно, захочет сегодня увидеться с ним, очень тепло об Алеше говорил. Передай ему привет и скажи: я рад за него и дружбе с ним, передай обязательно, не забудь. До свидания.
– До свидания.
Марк Семенович выключил телефон и тихо вошел в комнату, мягко ступая возле спящей Эльвиры. Остановился, поправил сползшее одеяло, думая про себя:
«Это же надо, и года не прошло, как стал опять лучшим другом. И как это у них так все просто получается, без всяких церемоний. Только еще вчера по стене размазывал, а сегодня – лучший друг. Да-а-а».
Он опять улегся на диване, пытаясь все-таки решить вопрос: уйти ему с этой работы или… Его размышления были прерваны всегдашним громовым:
– Марк Семенович! Где ты? Куда запропастился?
– Да здесь я, куда мне деваться, в самом деле, – проворчал он, стараясь говорить как можно тише.
Однако проснулась и Эльвира.
– Доброе утро, Марк Семенович.
Это она сказала тоже очень тихо.
– Ну, что, начался день, и опять все по-новому?