Кто-нибудь, выключите это сейчас же.

Я почувствовала, как вспыхнули щеки. Я ненавидела такое внимание, особенно когда Двейн пытался свести меня с кем-то, хотя половина зала — мои родственники. Предоставьте моему брату и Холли быть в центре внимания на протяжении всего вечера.

Поппи подбежала к нам на танцпол, и заиграла музыка.

— Нет. Неет, — замотала я головой.

Поппи прикрыла рот рукой, а Эйс переводил взгляд с нее на меня.

— Чего я не понимаю? — спросил он, сосредоточенно прислушиваясь к ритму, пока Двейн не выдал первую строчку самой известной песни Бейонсе — «Single Ladies».

— «Все одинокие оленихи, все одинокие оленихи!» — заорал он в микрофон, и зал дружно подхватил.

Ничто так не подчеркивает твой статус свободной женщины, как песня про это — да еще и в костюме оленя.

Брат с Холли тоже вышли танцевать рядом с нами, и мы все — я, Поппи, они, гости — пели и ржали до слез.

И Эйс Бонетти ни разу не отошел от меня.

Ни когда Двейн пел «Hot in Herre» Нелли, превратив ее в «Становится жарко, Хит Майзер» для Пола Бельмонта, шафера, который пришел в костюме Хита Майзера, и раз за разом подбадривал всех «снять всю одежду».

Ни когда он завел «Come on Eileen» и переделал в «Come on Virgin Mary», пока мои родители танцевали так, будто пробовались на шоу «Танцы со звездами».

Эйс был рядом даже тогда, когда праздник наконец закончился. Он пообещал Поппи, что отвезет меня домой, так как ее дом был в противоположной стороне.

Я сидела рядом с Эйсом в машине, а брат с Холли наперебой вспоминали, как им все понравилось. Мы подъехали к их дому, так как они не придерживались традиций и у них не было никакого желания проводить ночь перед свадьбой порознь.

— Завтра утром, с самого раннего, все собираемся у нас, открывать подарки, — сказала Холли с глуповатой счастливой улыбкой. — А потом он весь твой на несколько часов до свадьбы, Эйс. Мне нужно превратиться в красавицу.

Мы пообещали прийти, обняли их напоследок.

— Я выхожу замуж завтра! — завизжала Холли, выбираясь из машины. Мы все засмеялись, дверь за ними захлопнулась, и мой брат помог ей взобраться по ступенькам.

— Куда дальше, босс? — спросил водитель.

Эйс посмотрел на меня, и я не смогла точно понять выражение его глаз. Сердце у меня ускорило ход, и я поспешно продиктовала водителю свой адрес.

Несколько секунд в машине стояла тишина, и только потом он заговорил:

— Ты вообще знала, что я сох по тебе, когда мы были подростками?

Я закатила глаза:

— Ну конечно. Не смеши.

— Еще как, — он пожал плечами, откинулся на спинку сиденья, и на губах у него появилась чертовски притягательная улыбка.

— Ты пьян.

— Не пьян, Санни. Просто мне больше не нужно это скрывать.

Я вгляделась в него, пытаясь понять, дразнит он меня или говорит серьезно:

— И почему ты мне никогда этого не сказал? Ты же наверняка знал, что я была в тебя влюблена почти всю юность.

Он медленно кивнул и наклонился вперед, опершись предплечьями на свои могучие бедра:

— Я догадывался. Но мы были детьми, и я бы все испортил. К тому же, ты знаешь, мою семью всегда обсуждали в городе по самым неприятным поводам. Я не собирался втягивать тебя в свое дерьмо. Тогда мне за это было стыдно.

— А сейчас?

— А сейчас я знаю, что их поступки — не про меня. И я больше не собираюсь позволять чужим ошибкам мешать мне говорить тебе правду.

У меня чуть сжалось сердце. Каким бы везучим и успешным он ни был, все в городе знали, что дома у него было несладко. Он умел прятать это ото всех, кроме меня. Я всегда считала честью то, что он раскрывался передо мной еще тогда, в школе.

— Значит, ты просто держал это при себе? — спросила я.

— Я уезжал учиться, а тебе оставался еще год школы. Это казалось правильным.

У меня слегка поехала крыша от того, что я услышала.

— И потом прошло? — спросила я, притворившись легкомысленной, хотя сердце грохотало так, будто хотело выбраться наружу.

— Я бы так не сказал, — усмехнулся он, снова откидываясь на сиденье, когда машина остановилась. — Ты уехала в колледж на следующий год, и потом много лет встречалась с тем придурком.

— И ты тоже не бездействовал. Встречался так, будто это твоя вторая работа, — прищурилась я.

— Ладно, принято. Но это впервые, когда мы оба свободны с тех самых времен.

Мы оба свободны.

И мне по-прежнему казалось, что он чертовски сексуален.

Мы остановились у моего дома. Водитель обошел машину и открыл мне дверь.

Мне не хотелось, чтобы вечер заканчивался, но что я могла сказать? Это же Эйс Бонетти. Лучший друг моего брата. И один из моих самых близких друзей. К тому же он здесь не живет.

Я развернулась, собираясь выйти, и вдруг почувствовала панику.

А вдруг мы никогда больше не поговорим об этом?

Я резко обернулась и наклонилась обратно в машину:

— Не знаю, как долго ты в городе, но завтра свадьба, потом начнется суматоха…

— Я улетаю в Лос-Анджелес утром после свадьбы.

— Я знаю, как ты любишь моих собак… и, возможно, другого шанса увидеть их уже не будет, — выдала я, будто полный идиот.

Господи. Можно я перестану говорить?

— Ты приглашаешь меня зайти и увидеть СДП и Клуни? — улыбнулся он краешком губ.

— Ну… не совсем, — я прочистила горло. — Хотя… да. Просто если хочешь их увидеть, это, возможно, единственный момент. Но только если хочешь.

Пожалуйста, заставьте меня замолчать.

— Разумеется.

Раз-черт-побери-умеется.

Эйс Бонетти только что признался, что был в меня влюблен в старших классах.

И сейчас он согласился зайти ко мне домой.

Я определенно не паниковала.

Не. Паниковала. Совсем.

Эйс

Сара Джессика Паркер подскочила ко мне и пару раз лизнула в щеку. Я рассмеялся, обнял ее и стянул пальто. Водителю я уже сказал, что он может ехать домой, так как отель, в котором я остановился, был недалеко отсюда, и я мог бы дойти пешком.

Я бросил пальто на скамью в прихожей. Старина Клуни неторопливо подошел, переваливаясь с лапы на лапу, и я наклонился, чтобы почесать его по голове.

— Хочешь вина? Горячего чая? Воды? — спросила Голди. Она выглядела нервной, и это было чертовски мило, особенно учитывая, что она все еще была в костюме оленя.

Я был готов вылезти из этого идиотского костюма, поэтому расстегнул молнию на спине и стянул верх вниз. Под ним была белая футболка и джинсы. Я скинул с ног эту зеленую меховую хрень, и Голди уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

— Расслабься. На мне же есть одежда, — усмехнулся я. — Просто я больше минуты не выдержу в этом зеленом меху.

— Я расслаблена. Полностью расслаблена. Вот, смотри — абсолютно расслаблена, — сказала она, размахивая руками.

Конечно же, ни капли не расслаблена.

— Ага, вижу, — сказал я, бросив на нее игривый взгляд.

— И я тоже хочу снять этот костюм, — она подошла ко мне и повернулась спиной. — Поможешь с молнией?

Она перекинула длинные светлые волосы на одно плечо, и я вдохнул ее запах лаванды, когда кончики моих пальцев коснулись нежной кожи на ее затылке. Я провел пальцем по маленькому солнышку — татуировке, которую она сделала прямо под линией волос. Я тогда вернулся домой с колледжа, и она умоляла меня ни родителям, ни Джеку не говорить и отвезти ее туда, где я сам сделал пару своих татуировок в старших классах.

Я нашел молнию и медленно потянул вниз, слушая, как учащается ее дыхание. Когда молния дошла до конца, я спустил ткань с ее плеч, и она замерла. Я наклонился, мои губы коснулись раковины ее уха.

— Помнишь тот день? Ты так чертовски нервничала. Такая милая была.

Она резко обернулась:

— Эй! Это самое бунтарское, что я когда-либо делала.

— Спасибо, что взяла меня с собой в тот бунт, — шагнул я ближе.