В девять утра провели проверку. Командиры отделений прошли по строю, смотрели снаряжение, оружие, форму. Всё на месте, всё исправно. В десять погрузили рюкзаки и ящики с боеприпасами в грузовики, повезли на военный аэродром. Там уже ждали два транспортника — старые С-160 «Транзаль», брюхастые, серые, с открытыми трапами. Двигатели грелись, воздух дрожал от выхлопов.

Построились на лётном поле. Массон прошёл вдоль строя, смотрел в лица. Остановился у Дюбуа, посмотрел на шрам, кивнул. Ничего не сказал. Пошёл дальше. Легионеры стояли молча, оружие на плечах, лица твёрдые. Триста мужчин, готовых убивать и умирать. Армия последнего шанса, летящая в горячую точку.

— По самолётам! — скомандовал Леруа.

Потекли по трапам. Дюбуа сел у иллюминатора, пристегнулся ремнями. Рядом Ковальски, напротив Милош, Попеску, Гарсия. Лица серьёзные, сосредоточенные. Трап закрылся, турбины взревели, самолёт задрожал. Покатился по полосе, набирая скорость, оторвался от земли, пошёл вверх.

Дюбуа смотрел в иллюминатор. Внизу уходил Марсель, порт, море, побережье. Франция. Европа. Цивилизация. Через шесть часов будет Африка. Банги. Резня. Война без правил, где убивают всех, где пощады нет, где каждый день может стать последним.

Он откинулся на сиденье, закрыл глаза. Тело расслабилось, мозг отключился. Перед боем надо отдохнуть. Набраться сил. Потом будет некогда.

Самолёт летел на юг, сквозь облака, сквозь небо, в самое пекло. А внутри сидели триста легионеров, молчаливых, готовых, опасных. Солдаты, которых посылают туда, где остальные боятся идти. Которые идут, потому что таков приказ. Потому что другого выбора нет.

Пьер Дюбуа, он же Шрам, летел в Банги. В самую горячую точку. В место, откуда многие не вернутся. И он знал это. И принимал. Потому что был легионером.

Приказ есть приказ.

Самолёт начал снижаться через пять часов полёта. Дюбуа проснулся от изменения вибрации, от того, как турбины поменяли тональность. Открыл глаза. В иллюминаторе небо стало ниже, ярче. Внизу красная земля, зелёные пятна джунглей, изломанная лента реки. Африка. Центральноафриканская Республика. Банги где-то там, за горизонтом.

В салоне все проснулись, выпрямились, проверяли оружие, снаряжение. Рутина перед высадкой. Руки автоматически ощупывают магазины, гранаты, ремни разгрузки. Лица напряжённые, сосредоточенные. Кто-то пил воду из фляги, кто-то жевал сухпаёк. Янек смотрел в пол, губы шевелились — молился или считал что-то. Милош сидел неподвижно, как статуя, глаза закрыты, дыхание ровное. Боевая медитация. Ковальски барабанил пальцами по прикладу автомата, нервно, быстро.

Громкоговоритель хрипел, голос пилота, искажённый помехами:

— Внимание экипажу и десанту. Подходим к Банги. Аэропорт под обстрелом. Диспетчеры сообщают о миномётном огне и снайперах на окраине. Заход на посадку будет резкий. Приготовиться к манёврам. Высадка немедленная, двигатели не глушим. Как только трап откроется — выходите быстро. Времени нет.

Тишина. Потом лязг затворов — все досылали патроны в патронники. Щелчки предохранителей. Дюбуа проверил свой FAMAS, магазин на месте, патрон в стволе, предохранитель снят. Готов.

Самолёт накренился влево, пошёл на снижение круто, почти пикировал. Желудок подпрыгнул, кто-то выругался. Грузовые ремни натянулись, тела вдавило в сиденья. Дюбуа смотрел в иллюминатор. Земля приближалась быстро, слишком быстро. Видел город — скопление домов, ржавые крыши, дороги красной пыли. Дым поднимался в трёх местах — чёрный, густой. Пожары. Видел аэропорт — взлётную полосу, обломки сгоревшего вертолёта на краю, палатки военного лагеря, грузовики, БМП. Видел траектории дыма — миномётные мины летели откуда-то с севера, падали рядом с периметром. Взрывы — маленькие облачка пыли и огня.

— Ебать, — прошептал Ковальски. — Прямо в котёл летим.

Самолёт выровнялся, пошёл на посадку. Земля в ста метрах, в пятидесяти, в двадцати. Шасси коснулись бетона, взвыли тормоза, самолёт тряхнуло, все качнулись вперёд. Покатился по полосе, скорость снижалась. Дюбуа видел в иллюминатор французских солдат, бегущих к укрытиям, видел джип, несущийся к самолёту, видел дым мины, упавшей метрах в двухстах справа.

Трап ещё не открылся, а из громкоговорителя уже орал пилот:

— Всем выходить! Быстро!

Трап опустился с лязгом, хлопнул о бетон, дневной свет ударил в глаза, жара и запах — гарь, пыль, солярка, что-то горелое, сладковатое. Запах смерти. Дюбуа знал его.

Первое отделение сорвалось с мест, побежало к трапу. Сапоги грохотали по металлу, крики командиров, мат. Дюбуа в середине потока, бежал, пригнувшись, автомат наготове. Выскочил на бетон, жара обрушилась как кувалда, сорок пять градусов, воздух плотный, вязкий, в лёгкие не входил. Солнце било в глаза, ослепляло. Вокруг шум — рёв турбин, крики, где-то автоматные очереди, где-то взрыв.

— К укрытиям! Быстро! — орал Дюмон, махал рукой в сторону мешков с песком в пятидесяти метрах.

Легионеры бежали, рассредоточиваясь, не кучкуясь. Профессионально, как учили. Дюбуа бежал, смотрел по сторонам, оценивал обстановку. Аэропорт маленький, грязный, разбитый. Взлётная полоса в воронках, края обгорелые. Ангары с дырами в крышах. Вышка диспетчеров накренилась, половина разрушена. Палатки военного лагеря возле дальнего ангара. Грузовики, БТР, пушки под маскировочными сетями. Французский флаг над палаткой штаба, порванный, грязный.

Первый самолёт начал разворачиваться, не дожидаясь второго. Второй заходил на посадку, снижался резко, пилот явно видел обстрелы, торопился. Дюбуа добежал до укрытия, нырнул за мешки. Рядом плюхнулись Ковальски, Малик, Гарсия. Дышали тяжело, пот уже тёк ручьями. Дюбуа вытер лицо рукой, посмотрел на полосу.

Второй самолёт коснулся колёсами бетона, и в тот же момент что-то свистнуло в воздухе, пронзительно, нарастающе. Дюбуа инстинктивно пригнулся. Все пригнулись.

Взрыв. Не на земле. В воздухе, метрах в пятидесяти от хвоста самолёта. Оранжевая вспышка, чёрный дым, ударная волна. Ракета. ПЗРК. Не попала, но близко, слишком близко. Второй самолёт качнулся, турбины завыли, пошёл юзом по полосе. Дюбуа видел, как из хвостового двигателя полетели искры, как задымился обтекатель. Попали осколками.

— Бля, — выдохнул Ковальски.

Самолёт не остановился. Тормозил, но не до конца, проехал метров двести, развернулся, трап уже опускался на ходу. Легионеры валили из него как из горящего здания, прыгали, катились по бетону, вскакивали, бежали. Дисциплина рассыпалась, это была паника контролируемая, но паника. Самолёт не ждал, трап даже не коснулся земли полностью, турбины взревели, пошёл на взлёт. Дюбуа видел, как последние солдаты прыгали с трапа на бетон, кто-то упал, не удержался, покатился, рюкзак отлетел в сторону. Друзья схватили, потащили к укрытию.

Ещё свист. Ещё ракета. Летела прямо в хвост взлетающего самолёта.

Время замедлилось. Дюбуа видел, как ракета идёт по дуге, дымный след за ней, как самолёт набирает высоту, медленно, слишком медленно, как расстояние сокращается.