Самолёт выпустил ловушки — десятки горящих снарядов брызнули из хвоста, как фейерверк, разлетелись во все стороны, создавая тепловые цели. Ракета дёрнулась, ушла в сторону, погналась за ловушкой, взорвалась в воздухе, метрах в ста от самолёта. Чёрное облако, ударная волна докатилась до земли, заставила всех пригнуться.
Самолёт ушёл. Набрал высоту, круто, почти вертикально, двигатели на пределе, дым из повреждённой турбины густой, чёрный. Но летел. Уходил. Дюбуа видел, как он исчезает за облаком, как дым растворяется в небе.
— Сука, еле ушёл, — сказал Милош, вытирая пот.
Вокруг аэропорта было тихо секунд десять. Потом снова заработали миномёты. Дюбуа услышал характерный хлопок — где-то за периметром, на севере, запускали мины. Секунды полёта. Потом взрывы, три подря, на окраине аэропорта. Столбы пыли и дыма. Осколки засвистели в воздухе, кто-то закричал — ранило.
— Медик! — орал кто-то слева. — Медик, блять, сюда!
Дюбуа не двинулся. Не его задача. Его задача — держать сектор, быть готовым стрелять. Смотрел на периметр, на проволоку, на дома за ней. Оттуда стреляли. Оттуда запускали ракеты. Враг там, невидимый, но близкий.
Леруа бежал вдоль укрытий, пригнувшись, орал команды:
— Первая секция — к южному периметру! Вторая — к ангарам! Третья — резерв в центре! Быстро, не торчите на открытом месте!
Дюбуа побежал за Дюмоном, отделение следовало за ним. Пересекли полосу перебежками, от укрытия к укрытию. Миномёты молчали, готовили следующий залп. Добежали до ангара, прижались к стене. Внутри темнота, запах масла и старого металла. Французские солдаты сидели у входа, грязные, небритые, с выжженными глазами. Один лежал без сознания, перевязка на животе, кровь сочилась сквозь бинты. Медик склонился над ним, проверял пульс, качал головой.
— Добро пожаловать в ад, — сказал капрал французской армии, тёмнокожий, сенегалец. Голос устал, ироничный. — Мы рады подмене.
— Обстановка? — спросил Дюмон.
— Хуёвая. Обстреливают с утра. Миномёты, снайпера, иногда пикапы с пулемётами подъезжают, строчат. Убили пятерых за три дня. Раненых двенадцать. Боеприпасы на исходе. Воду привозят раз в сутки, если успевают. Еда кончается. Короче, пиздец.
— Ясно, — Дюмон посмотрел на своё отделение. — Слышали? Это не Мали. Это серьёзно. Головы не высовывать. Не геройствовать. Работаем чётко, по команде.
Все кивнули. Дюбуа смотрел в сторону города. Оттуда доносились звуки — автоматные очереди, одиночные выстрелы, крики. Город жил войной. Город умирал каждый день. А они, триста легионеров, только что прилетели сюда. В котёл. В место, откуда два самолёта чуть не сбили, откуда каждый день выносят трупы.
Дюбуа проверил автомат ещё раз. Патрон в стволе. Предохранитель снят. Готов.
Приказ есть приказ. Неважно где, неважно насколько горячо. Он легионер. Он пришёл выполнять задачу. Убивать тех, кого скажут. Держать то, что прикажут. Умереть, если надо.
Солнце пекло. Жара била по голове. Пыль висела в воздухе. Где-то грохнул взрыв. Где-то закричал раненый.
Банги встретил их огнём и кровью.
Война началась.
Первый день в Банги был непрерывным обстрелом. Миномёты били по аэропорту каждые полчаса, снайпера работали с крыш, автоматчики подползали к периметру, строчили короткими очередями и уходили. Французы отвечали огнём, но врага не видели — стреляли по дыму, по звуку, по предполагаемым позициям. Убили или нет — неизвестно. Зато сами потеряли двоих убитыми и пятерых ранеными за день. Снайпера выцеливали офицеров, радистов, пулемётчиков. Профессионально, терпеливо, методично. Пуля прилетала откуда-то из города, из мёртвых домов, из развалин, и человек падал с дыркой в голове или груди, и никто не знал откуда стреляли. Невидимая смерть, приходящая с сухим хлопком, разносящая черепа и рвущая артерии.
К вечеру Шрам сидел в укрытии возле южного ангара, курил, смотрел на периметр сквозь прищур. Солнце садилось красное и тяжёлое, превращая небо в кровавое месиво, окрашивая пыль в медный цвет. Жара спадала, но воздух оставался душным, пропитанным порохом, гарью и чем-то сладковатым — запахом разлагающейся плоти, доносившимся из города. Где-то за периметром стреляли, короткие автоматные очереди, потом тишина, потом снова. Где-то горел дом — столб дыма поднимался чёрной колонной в небо, расплываясь на ветру. Легионер считал выстрелы, определял оружие по звуку, по тембру, по ритму. АК — частые, резкие, узнаваемые. М16 — реже, звонче, выше. РПК — длинные очереди, басовитые, рвущие воздух. Где-то далеко на окраине работал крупнокалиберный пулемёт, глухие удары катились над городом, как молот по наковальне.
Снайперский выстрел отличался от всех остальных. Один, чёткий, сухой хлопок, разрезающий воздух. Потом тишина, длинная, пустая. Потом, может, ещё один. Пьер слышал их за день штук двадцать, не меньше. Каждый раз с разных позиций, никогда дважды из одного места. Стрелки меняли укрытия, работали и уходили, не давали себя засечь. Умные, обученные, понимающие тактику. Не местные пастухи с АК, выученные стрелять от бедра. Это были профессионалы, может бывшие военные, может наёмники, может просто талантливые ублюдки с холодной кровью и твёрдыми руками.
Один из выстрелов прозвучал слишком близко. Метрах в трёхстах, может меньше, трудно сказать точно в городской застройке, где эхо искажает звук. Северо-восток, за периметром, где стояли разрушенные дома с выбитыми окнами и осыпающимися стенами. Шрам поднял голову, прислушался, фильтруя шумы. Выстрел, пауза в пять секунд — достаточно чтобы досылать патрон, искать следующую цель — ещё выстрел. Кто-то стрелял по лагерю оттуда, методично, спокойно, профессионально. Русский посмотрел в ту сторону, прищурившись против закатного света. Дома двухэтажные, саманные, крыши плоские с низкими парапетами. Хорошие позиции для стрельбы, прямая видимость на аэропорт. Расстояние небольшое, сектора обзора широкие. Идеальное место для снайпера, который знает своё дело.
Он встал, взял FAMAS, пошёл к Дюмону. Сержант сидел у ящиков с патронами, пил тёплую воду из алюминиевой фляги, изучал потрёпанную карту, испещрённуюометками красным карандашом.
— Снайпер на северо-востоке, — сказал Пьер без вступлений, без формальностей. — В домах за проволокой. Близко. Триста метров, может меньше.
Дюмон поднял взгляд, посмотрел в указанном направлении, щурясь против солнца.
— Видел?
— Нет. Слышал. Два выстрела, пять секунд между ними. СВД, похоже. Или Драгунов. Калибр тяжёлый.
— И что предлагаешь?
— Пойду, сниму.
Сержант посмотрел на него внимательно, оценивающе.
— Один?
— Да.
— Темнеет через полчаса. Успеешь?
— Да.
Дюмон помолчал, прикидывая риски, потом кивнул.