Он поднялся наверх быстрым шагом.

В коридоре уже стояли двое оперативников и начальник отделения — встревоженные, собранные.

Герман отрывисто произнёс:

— Я возглавлю поисковую группу. Он мне нужен живым. Поняли?

Все трое, как по команде, кивнули.

Через десять минут он уже сидел в кабине тентованного ГАЗ-51, где уже находилась опергруппа с собаками. На улице серело, снег крошился редкими, острыми крупинками — тот самый зимний мороз, который поднимается от земли, стынет в воздухе и заставляет город казаться тише. Двигатели урчали приглушённо, пар висел над выхлопными трубами.

Рядом с Германом в кабине сидел старший поисковиков, лохматый мужик с квадратным лицом, в чине старшего лейтенанта какой сообщил:

— След вёл из подвала к заднему двору, товарищ майор. До калитки следы чёткие, дальше — собаки след потеряли, охрана на КПП утверждает, что никого не видели и никто посторонний мимо них не проходил. Если он сумел каким-то образом выбраться из отделения, то дальше я уверен пойдёт через жилые кварталы…— Он расстегнул свой кожаный планшет, извлёк бумажную карту города, пальцем начал водить по ней показывая предполагаемый путь беглеца.— Мы сообщили всем опергруппам с других районов его приметы, на всех дорогах уже выставлены посты и прочёсывается местность. Город у нас небольшой, так что спрятаться ему будет негде, особенно сейчас…зимой, да и к тому же он вроде имеет ранение ноги, так что тем более далеко не уйдёт.

Герман кивнул — и машина двинулась.

Неборск утром казался сонным. В окнах домов тускло горели лампы, пахло мокрым снегом, угольным дымом, свежим хлебом из булочной. Собаки тянули поводки, их дыхание шло клубами пара. След шёл меж домами, огибал пустырь, нырял в узкие проходы между дворами, будто беглец не выбирал дороги, а просто бежал в панике.

— Он шёл быстро, — пробормотал один из кинологов, — но местами… словно замирал. Смотрите, видите? Следы будто расплываются.

Герман заметил это тоже: некоторые отпечатки ног словно были слегка смазаны — как будто снег под ними в момент касания неровно проседал или подтаивал. Странное чувство ёкнуло внутри — холодком под рёбра, если этот человек ранен, как он умудряется так быстро уходить от преследователей, что даже собаки не успевают нагнать его?

След вывел за последние дома, дальше начиналась открытая местность, здесь воздух словно стал прозрачнее, ослепительнее. Снег скрипел сухо и звонко. Один из кинологов крикнул:

— Собаки уверенно взяли след, товарищ майор! — Когда те вдруг рванули вперёд. Следы ног на снегу уходили в сторону небольшой рощицы, где сосны стояли, как выцветшие столбы, белые у корней. Там, за рощей, виднелась длинная тёмная полоса — будто дорога или строение, которого раньше здесь никто не видел.

— Что это за чертовщина? — пробормотал один из поисковиков, щурясь.

Герман шагал рядом, слегка задыхаясь от быстрого бега чувствуя, как грудь сжимает странное предвкушение. Когда они вышли из рощи, то увидели, что строение было действительно большим — имело длинный корпус, похожее на склад, либо на ангар, но с окнами, закрывающимися бронированными ставнями. По периметру — колючая проволока в два ряда, с редкими сторожевыми вышками, но без часовых. Стояла странная тишина нарушаемая только звуками холодного ветра и шелестом лёгкой позёмки снега.

“Странное место…”— Про себя отметил Герман.

— Лейтенант, а что это за строение такое?— Спросил он.

— Не могу знать, товарищ майор. На моей карте оно не нанесено и никак не обозначено.

— Японский городовой…— вполголоса выругался Герман сплёвывая себе под ноги.— Так, а что со следом?

— След ведёт к периметру этого ограждения и теряется. Собаки не знают, где искать дальше.

— Твою ж в хера мать! Лейтенант, я уверен этот уркагант путает следы. Разбейтесь на двойки и прочешите всё здесь вокруг. Не мог же он сквозь проволоку с раненой ногой перепрыгнуть…— Но как оказалось видимо мог, потому что не успел он до конца произнести свою команду, как собаки вдруг зарычали.

Один кинолог крикнул:

— Вижу! Там!

И Герман увидел. По ту сторону, по глубокому снегу, спотыкаясь и проваливаясь по колено, бежал Крот. Лицо перекошено, плечи вздрагивают — но бежит, при этом не было заметно, что он ранен. Каким-то чудом он сумел пройти получается сквозь колючую проволоку проигнорировав таблички, развешенные через каждые десять метров: “СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА! ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!”

— Стоять! — рявкнул Герман, в его сторону, хотя понимал всю абсурдность своего приказа, — лейтенант, сделайте предупредительный выстрел на уровне ног.

“ППШ" у одного из кинологов утробно рявкнул выплёвывая струю смертоносного свинца. Снег взорвался брызгами в нескольких сантиметрах от ног Крота. Эхо выстрела глухо ушло в сосны. Тот споткнулся, оглянулся — мелькнули его глаза, безумные, полные какой-то немой, нечеловеческой просьбы… или ужаса. На несколько секунд замер, затравленно глядя на них, но после вновь принялся пробивать себе дорогу в рыхлом снеге.

Герман стиснул зубы.

— Не дать ему уйти! Он мне нужен только живым. Слышите? Живым!

И первым подбежал к машине.

Сорвал с заднего сиденья две старые промасленные шинели, какие водитель использовал в качестве подстилки на землю, когда случалась поломка зимой. Перекинул одну через колючку, вторую бросил поверх — и начал карабкаться. Железные зубья пробовали ткань, цепляли её, но она выдержала. Остальные полезли следом за ним, кто-то ругался, кто-то помогал кому-то подтянуться. Вторую линию ограждений преодолели таким же макаром. Прыжок вниз — снег хрустнул под сапогами.

Герман коротко свистнул — и кинологи спустили собак.

Здесь воздух был какой-то иной. Холодный, но с едва уловимым запахом — то ли озона, то ли жжённого металла. Строение впереди глухо вибрировало — лёгкая дрожь, почти неразличимая, как дыхание огромной запертой машины.

Герман чувствовал это на коже.

Он видел, как Крот, шатаясь, почти волоком, тянется к боковому входу в строение. Собаки не могли быстро добраться до него из-за глубокого снега, кинологи задыхаясь и путаясь в складках своих шинелей пытались догнать их.

И вдруг —гул.

Тихий, сначала похожий на дальний гром.

Затем — высокий свист, как будто воздух вдруг стал резать сам себя.

— Назад! — хотел крикнуть Герман.

Но не успел.

Из глубины строения, из тёмной щели между металлоконструкциями, вырвалась ярко-голубая вспышка. Не свет — именно вспышка, как если бы разом лопнула огромная стеклянная сфера, полная чистого электричества.

Она была бесшумной и показалось словно просто всё осветила и как бы лизнула прилегающую площадь вокруг строения.

Собаки жалобно взвыли.

Один оперативник с криком схватился за глаза. А потом, тех, кто был ближе всего — шестерых поисковиков, старшего лейтенанта и двух собак — накрыла вспышка. На их месте вспухли маленькие облачка серой пыли. Сначала они зависли в воздухе странными, плотными комками, а потом медленно осели на снег. Ни крика. Ни тени. Только пепел.

Герман застыл.

Он стоял в двух шагах от границы вспышки, потому что буквально за секунду до этого споткнулся и немного отстал от всех,— он ощутил, как горячий воздух лижет ему ноги. Когда посмотрел вниз, носки его ботинок были чуть опалены, кожа на лице слегка стянулась, как после сильного мороза.

Мир вокруг звенел.

Крот исчез.

Просто — исчез, как исчезли все с кем Герман пришёл сюда, будто растворились в той же голубой вспышке.

С неба вновь пошёл снег, какой медленно падал, засыпая серые кучки.

Герман стоял, почти не дыша, а внутри росло холодное, медленное понимание— здесь поисходит, что-то непонятное и они оказались в самом его центре.

Где-то в глубине строения, за металлическими стенами, снова пошёл гул — низкий, ровный, будто сердце огромной машины снова собралось биться.

Глава 9. Эксперимент