Так случилось, что на Юго-Западном фронте именно Чехословацкий корпус и добровольческие батальоны Русского Тихоокеанского Королевства стали главной ударной силой, способной проводить пусть небольшие, но наступательные операции. Российские же части хорошо если в обороне высиживали против совершенно деморализованных «австрияк»…
И вот мне, «опальному» предстоит выехать на Юго-Западный фронт и помимо сбора информации постараться «зашанхаить» в армию королевства побольше солдат и офицеров из разлагающейся российской армии. Оставить флотские дела, погрузиться в армейское «болото» — коллеги такое назначение считают страшно обидным.
— Слушай, Евген. А почему не сообщили сразу, едва в России царя снесли, что необходимо сосредоточиться на вербовке «новых граждан» для королевства? Точно бы не бригаду, а дивизию мог доставить из Севастополя в Константинополь.
— Не знаю, Виктор. Чего не знаю, того не знаю. Понимаю, обидно тащиться в грязь и глушь полтавскую, не присутствовать на церемонии коронации Константина Николаевича. Но перетерпи, надо чтоб всё устаканилось, успокоилось. Твоя бурная деятельность и в Петербурге и в Севастополе, дуэли, шашни с русской разведкой, разоблачение германских агентов, взорвавших «Императрицу Марию» не могли не насторожить и его высочество и его величество. А в довесок склока с союзничками…
— Да без проблем. В пехоту, так в пехоту. Всё равно ничего интересного на флоте не случится.
— Почему так решил?
— Да кайзер, поди, не дурак губить дредноуты в большой и бессмысленной драке. Ведь сейчас из Средиземного моря только российсие четыре линкора могут уйти в море Северное, да если ещё броненосцы посчитать. Оставить тут крейсерскую сильную эскадру, чтоб греки не забаловали, не взбрыкнули, да и всё.
— Гм, греки, греки, — поморщился каперанг, — согласен, обнаглели потомки Прометея, так и норовят от Восточной Фракии отщипнуть кусок. Да что там отщипнуть — располовинить, к Мраморному морю выйти. А там и на восточный, азиатский берег позарятся. Смирну то захватили ударом молодецким. Хорошо, твоя бригада вовремя прибыла, приструнили эллинов, выгнали из Константинополя. А то их патрули совсем распоясались, хозяевами себя тут считали…
Непросто Константину Николаевичу, непросто. На европейские владения Турции, отошедшие Русскому Тихоокеанскому Королевству зарятся Афины. Дипломаты стряхнули пыль с «Мифов Древней Греции» и доказывают, что много для вчерашнего островного государства-крохотульки сразу прирасти на 24000 квадратных километров. Дескать, делитесь, русотихоокеанцы. Побряцать оружием Греция намеревалась, было дело. Но моя накачка полковника Старовойтова и личного состава «Крымской» бригады морской пехоты на переходе Севастополь-Константинополь, таки дала плоды.
Для бойца главное что, — начальник чтоб не был мямлей. Уж лучше зверь лютый, но не сопля какая рефлексирующая. Когда пришвартовались, углядел группу офицеров Второй Салоникской дивизии, пришедших поглазеть на прибывший из Чёрного моря конвой. Греки «чирикали» на своём, отпуская скабрезные шутки по поводу «союзников». Ну, языками то мы владеем, что есть, то есть…
— Что говорят, ваше превосходительство? — поинтересовался поручик Скабеев, адъютант командира бригады, глядя как зло ощерился контр-адмирал Колчак.
— Излюбить хотят по греческому обычаю, содомиты проклятые, презирают русских, за зверей диких считают, — громко, чтоб прочие морпехи слышали, ответил поручику, практически и не соврав. Так, самую малость приукрасив.
— Как⁈
— А вот так поручик. Вот так. Ребята — перешёл на командный рык, — сейчас я пойду вправлять мозги обнаглевшим «гераклам», держите их на мушке, стрелять по обстановке. Если придётся — никого не жалеть!
Слух то у меня отменный, гораздо лучше нежели чем у среднестатистического хомо сапиенс, потому и понял о чём говорят оппоненты. Но и греки «командирский голос» Колчака услышали, притихли, шушукаются о чём то уже совсем тихонько-тихонько.
— Эй, черномазые педерасты (русский знают, половина офицеров уж точно) сыновья ослов и шлюх, три часа вам на эвакуацию из нашего Царьграда. Кто не успеет — сдохнет на русском штыке. Это говорю вам я — адмирал Колчак!
Встрепенулись греки, старший — полковник, картинно руку на эфес сабли возложил. Именно возложил. Актёришко куев. Когда меня несёт, то уж несёт. А сейчас лучше такой вариант прокрутить — либо-либо. Надо сразу настроить против себя местный «бомонд» и особенно, старого знакомого по службе на крейсере «Буян», Константина Николаевича, чтоб подальше задвинул наследник «бесноватого» адмирала, иначе абзац и провал. В городе и на эскадре полно людей, знающих Виктора Колчака с детских лет, это не в Севастополе и Питере благодушествовать, тут каждый шаг, каждое слово могут «спалить»…
Не менее картинно и величаво чем хватался за саблю полковник, я скинул форменную шинель, обнажил кортик, не сошёл, не спустился, — шариком ртутным скатился по трапу, направляясь к изрядно перетрусившим «аполлонам». Мальчишка совсем, лейтенант безусый, на рефлексах потянулся к кобуре. Очень вовремя! Метров с тридцати попасть в предплечье — как два пальца об асфальт, ещё из прошлых жизней то умение выработалось. Бросок без замаха, едино лишь силой кисти и золотое оружие, Его Императорским Величеством Николаем Вторым жалованное, пребольно ужалило боевитого офицерика.
— Костас, сынок, — полковник дёрнулся к скрючившемуся летёхе, прочие же, видя нацеленные с борта парохода стволы, аки истуканы застыли, лишних движений стараясь не производить. Ну и прекрасно. Перехватил полковника, глаза в глаза, у кого запала и злобы звериной более, ну-ка, проверим!
Сломался папаша Костаса, отвёл глазыньки. Понимает, что сейчас «съехавший с катушек» страшный русский адмирал всю их развесёлую компашку в капусту покрошит, а разбираться и мстить военный трибунал будет уже потом. Если вообще будет.
— Слушай меня, афинская обезьяна. Более повторять не стану — через три часа всех военнослужащих греческой армии, не покинувших город, начнут уничтожать на месте. Прямо там где увидят. ТРИ ЧАСА! И другим скажи — «Особый десантный корпус» адмирала Колчака, составленный из подданных Русского Тихоокеанского Королевства и солдат армии Российской Республики, претендующих на получение гражданства и поселение в Восточной Фракии, церемониться с наглецами не намерен. Пшёл вон, жалкий выблядок!
С трудом удержался от поджопника опешившему вояке, ограничился «грязными идиоматическими выражениями». Но и этого хватило, так сказать, «выше крыши». Греки не просто ушли, — убежали. А личный состав бригады смотрел на разъярённого адмирала с благоговейным трепетом.
Хорошо, из «торжественного комитета по встрече» кроме меня только один контр-адмирал, благообразный седой джентльмен, судя по всему (по фото из газет и наиподробнейшим дневникам В. В. Колчака судя) Николай Кириллович Тиняков, добрый знакомый семьи моего донора и литератор, пишущий под псевдонимом «мичман Никитин».
— Что за цирк, простите, Виктор, гм, Васильевич? Чем вам греки не угодили?
— Прошу великодушно простить, Николай Кириллович, — угадал, судя по мимике, седого «контрика», — нервы после контузии ни к чёрту. А эти негодяи изволили оскорблять на своём птичьем языке, русского солдата, рассуждая как поиметь славных бойцов бригады в противоестественной форме, содомиты клятые.
— Где это вас угораздило контузию поймать? При походе к Босфору? Слышал, «Константин» едва не накрыли германо-турецкие расчёты…
— Нет, раньше, когда шпионов схватили германских, а они адскую машинку рванули…
— Зря, зря на греков вызверились, их королева, Ольга Константиновна, родная тётка нашему принцу.
— И что? Терпеть наглость «младших братьев»? Так ведут себя преотвратительно, как в русской пословице — их за стол, а они и ноги на стол…
— И всё же, Виктор Васильевич, аккуратнее следует поступать, дипломатичнее, у греков в городе более трёх тысяч штыков.
— Плевать! Мои орлы выпнут их из Царьграда в три часа!