Надо будет и самой наведаться на эту пилораму. Нет, не существ искать, а вообще. Должна ведь Эльвира знать в лицо всех, кто на вверенном ей участке находится.

Протоколы с опросами Ольги Кругловой и Васи Силантьева Эльвира сложила в папку. Скоро придет заключение медэксперта и можно будет закрыть дело.

Остаток рабочего дня Эльвира посвятила знакомству со списком населения Муравушек и набросала примерный план следующих нескольких дней. Надо будет в школу сходить с лекцией, потом навестить неблагополучные семьи. В любой деревне есть такие.

К концу рабочего дня у Эли разболелся живот, и слегка затошнило. Вообще у нее с детства было крепкое здоровье. Никаких сезонных простуд, никаких расстройств, а тут прям прихватило. Наверное, организм так отреагировал на долгий и нелегкий день. Сначала поездка на собственном чемодане, затем незнакомая деревня, новые люди.

Эльвира закрыла кабинет и заторопилась в свой новый дом.

Уборная оказалась во дворе, и этот факт стал настоящим испытанием для девушки, всю жизнь прожившей в городе.

Вечерело. Самочувствие Эльвиры оставалось неудовлетворительным. Она чертыхалась, ругая себя за то, что кроме активированного угля не взяла ничего с собой в дорогу. Можно было бы сходить к фельдшеру, однако после шести вечера центральная улица, на которой стояли Элин дом и администрация, опустела. Эля была уверена, что медпункт тоже закрыт, а искать, где живет врач, не хотелось.

«Ничего, это всего лишь сложный день, – думала она, – отосплюсь, и станет легче».

Но отоспаться ей в первую ночь в Муравушках было не суждено. Во-первых, живот. К одиннадцати часам снова прихватило. За окном уже изрядно стемнело, выходить на улицу очень не хотелось, но что поделать. Эля взяла фонарь, накинула толстовку и отправилась на двор.

Сладко пахло вечерней свежестью. Желтые огоньки в окнах домов светились уютно и ободряюще, вот, мол, погляди, Эля, ты тут не одна. Вокруг люди. Березкина приободрилась.

Яркий свет фонаря осветил калитку, забор, невысокую поленницу дров. Она спустилась с крыльца и свернула влево. Пройдя вдоль стены дома, она подняла фонарик на клозет с отверстием на двери в форме ромбика.

Скрепя сердце Эля сунула фонарик в карман толстовки, открыла дверь и вошла внутрь.

Через некоторое время, когда уже собралась выходить, она вдруг услышала тихий скрип калитки, будто кто-то вошел во двор. Кто бы это мог быть? Терентьев что-то забыл сказать, потому и вернулся? Или что-то случилось? Эля приоткрыла дверь и вышла наружу. Фонарик был в кармане, но глаза девушки привыкли к темноте. Да и не особо темно было. Серп луны висел над деревней, и ее слабого света хватало, чтобы различить дом, поленницу, часть забора.

Эля двинулась вдоль стены дома и все ждала скрип досок, когда пришедший станет подниматься на крыльцо. Однако тот, кто вошел в калитку, отчего-то не шел дальше. Когда Эля вышла из-за угла дома, она увидела силуэт человека у забора. Она уже хотела громко поздороваться, как тут этот человек бросился к калитке, рванул ее на себя и побежал по улице. Эля, мягко говоря, оторопела от столь интересного развития событий, потом спохватилась, вынула фонарик из кармана и посветила вслед убегающему. Но тот уже скрылся в проулке.

«Во дела!», – вслух сказала лейтенант Березкина. Подошла к калитке, заперла ее на щеколду. Немного постояла, слушая звуки засыпающей деревни, затем пошла в дом. На крыльце она запнулась о что-то мягкое, и когда посветила туда, то от неожиданности вскрикнула. На крыльце лежала мертвая черная кошка.

«Вот зачем ты приходил, мелкий пакостник!» – разозлилась Березкина.

Кому-то из местных она явно не понравилась и этот «кто-то» доходчиво объяснил это своим мерзким поступком.

Морщась, Эля обошла кошку и зашла в дом. Там она нашла какой-то бесхозный мешок, натянула на руки рабочие перчатки, оставленные Терентьевым для колки дров, и с этим набором вернулась на крыльцо.

Осторожно положив мертвое животное в мешок, Эля унесла его к забору и прикрыла сверху куском валявшейся во дворе фанеры. Утром разберется, где похоронить кошку.

После этого она вернулась в дом, заперла все двери, выключила везде свет, нырнула под одеяло и долго ворочалась на панцирной кровати.

Ныл живот. В голову лезли назойливые мысли. Гнев на пакостника, который подкинул ей на крыльцо мертвое животное, мешал уснуть. Нет, Эля не испугалась. Но, может быть, совсем чуть-чуть. Больше кипела в груди неприязнь к неизвестному человеку.

Задремала Эля ближе к утру, а когда прозвенел будильник, она открыла глаза, чувствуя себя совершенно разбитой. Через минуту раздался звонок. Эля посмотрела на дисплей. Макс Дубов.

– Привет, Эль. Ну как тебе первая ночь в Муравушках? – весело прокричал он из телефона.

Эля поморщилась, вспомнив про мертвую кошку:

– Терпимо, Макс. Привет. Ты по делу?

– Ага. Ночью звонил эксперт. В общем, у твоего жмурика из Муравушек обнаружен в крови ботулотоксин. Скорее всего, курицей отравился.

В восемь утра в Муравушки въехала «буханка». На серой панели отечественного авто выделялось длинное слово "Роспотребнадзор". Буханка сразу поехала в администрацию.

По улице в сером пиджаке и кепке бежал Терентьев. Естественно, глаза его закрывали черные очки. С другого конца деревни неслась секретарь Настя Буранова. Встретились они у дома участковой Эльвиры Березкиной.

– Доброе утро, Анастасия! – закричал Терентьев. – Вы не видели Петра?

Петр Титов работал при администрации водителем. В основном возил главу в районный центр или когда приезжало начальство возил их по деревне, а в остальное время и делать нечего было. Являлся Петр на работу к восьми тридцати. Но, как правило, приезжал всегда раньше, и полдня сновал по администрации, стуча кирзовыми сапогами. Терентьев после обеда отпускал его.

А сегодня Терентьеву почему-то подумалось, что Петр увидит, как по поселку ездит незнакомая машина, и сразу приедет за главой. Но, видимо, не сообразил, а может и не увидел.

– Здрасте-приехали, откуда мне знать? – возмутилась Настя.

– Ну ведь у вас шуры-муры? – без обиняков брякнул Терентьев.

Настя закатила глаза. В женихи ей присватали Петра еще год назад, когда тот стал оказывать знаки внимания. И делал это так неумело и неискусно, что глазастые односельчане тут же все разглядели. И как разглядели?

Однажды Петр подошел к Насте в магазине и, заикаясь, спросил, будет ли она после обеда на работе. Это услышала одна женщина и быстро распространила по деревне будто Петр и Настя встречаются. А на самом деле Петр всего лишь хотел, чтобы Настя по долгу службы посмотрела сможет ли он летом в пору сенокоса уйти в отпуск, но почему он не спросил об этом в сельсовете – неизвестно.

– Нет у нас никаких шуров-муров! – рявкнула Настя.

– Ну так люди говорят! – не сдавался Терентьев.

– Вы поменьше этих людей слушайте.

У администрации уже скучали трое сотрудников Роспотребнадзора с такими недовольными лицами, что Терентьев снова тихо выругался, поминая Петра.

К восьми тридцати продавец Мила Карпова как обычно открыла магазин, и десяток покупателей, в основном старики, ввалились в царство макарон и консервов.

Милка многозначительно цокнула языком и покачала головой. Каждый день приходят, как будто у них ни крошки хлеба на столе не осталось. Но что поделать: многие в деревне встают ни свет, ни заря. А потом маются бездельем, потому-то и идут в магазин, кто за солью, кто за печеньем, но все без исключения лясы поточить и друг на друга поглазеть. Какое-никакое развлечение.

Милка стала скоро обслуживать покупателей. Она шелестела купюрами, профессионально швыряла на весы крупу и макароны.

Вдоль прилавка тянулась очередь, и по старому помещению магазина гулял сдержанный гул из голосов. Люди вполголоса обсуждали смерть Игнатыча, цены на привозную муку и сахар. Кто-то хихикал и рассказывал собеседникам пикантные подробности из личной жизни.