Пройдя около двадцати шагов вниз по покатому, скользкому спуску, мы уперлись в первую дверь – массивную, дубовую, почерневшую от времени и влаги, с тяжелым, кованым амбарным замком, покрытым пузырящейся ржавчиной. Я достала из кармана связку ключей, которая холодно звенела в тишине. Первый, маленький, не подошел, второй, побольше, тоже не повернулся. Третий, самый изящный и ажурный, с тонким узором, вошел с трудом, но с легким, звонким щелчком повернулся в заевшем механизме. Джек уперся плечом и с глухим стоном дерева толкнул дверь.

За ней оказалась маленькая, круглая, как бочка, комнатка, больше похожая на каморку или тайник. Вдоль стен, заросших белесой плесенью, стояли три пустых, рассохшихся дубовых бочонка, а в углу, под каменным выступом, валялось несколько истлевших в лохмотья мешков, из которых сыпалась труха. Судя по всему, когда-то здесь в смутные времена хранили скудные припасы или воду.

Закрыв ее на ключ, мы двинулись дальше. Галерея пошла прямо, с легким уклоном, и вскоре, метров через десять, наткнулись на вторую, такую же почерневшую дверь, но более узкую. На этот раз ее открыл ключ побольше, с квадратной бородкой. Эта комната была чуть просторнее, прямоугольной формы. На грубых каменных полках, вбитых в стену, лежали свертки с полностью истлевшей от времени и сырости бумагой, превратившейся в бурый, рассыпающийся прах при малейшем прикосновении. В небольшом железном сундуке, стоявшем посреди комнаты, мы нашли лишь горсть серой трухи и несколько съеденных червями деревянных табличек – все, что осталось от когда-то хранившихся здесь документов, карт или тканей.

Третья дверь находилась почти в самом конце хода, прямо перед той, что, как мы предполагали, вела наружу. Замок на ней, большой и сложный, поддался не сразу, Джеку пришлось даже слегка ударить по ключу рукоятью ножа, чтобы стронуть заевшие штифты. Когда дверь с протяжным, скрипучим стоном отворилась, мое сердце на мгновение замерло в ожидании. Но внутри нас ждало лишь пустое, сырое каменное помещение, с земляным полом. На полу, возле стены, валялось несколько старых, сгнивших от сырости деревянных кирок с ржавыми наконечниками и сломанный лом – словно кто-то когда-то начинал здесь какую-то работу, копал, и навсегда забросил ее.

Наконец, подойдя к последней, внешней двери, мы обнаружили, что она не была заперта, а лишь плотно притворена. Распахнув ее, мы увидели не продолжение хода, а сплошную стену густого, почти черного под дождем леса, щедро поливаемого ледяной изморосью. Колючие ветви елей и голые сучья почти касались порога, скрывая выход от посторонних глаз.

– Что ж, по крайней мере, запасной выход на случай пожара или иной беды у нас теперь точно имеется, – проворчала я, ощущая, как холодный, влажный воздух бьет в лицо, и плотнее запахиваясь в плащ. Выходить в этот промозглый, пронизывающий ливень не было ни малейшего желания и смысла. – Закрывайте эту дверь. Надо запереть ее на ключ изнутри на всякий случай, чтобы снаружи никто не вошел. А теперь давайте вернемся и исследуем предыдущие три комнаты еще раз, внимательнее. Может, мы что-то упустили, какую-нибудь нишу, например.

Возвращение по темной, сырой галерее обратно в дом казалось долгим и унылым. Я вглядывалась в каждую трещину в стенах, в каждую неровность каменного пола, чувствуя, как внутри растет странная смесь легкого разочарования и упрямой, неистребимой надежды. Эти комнаты были пусты, но сам факт их существования, эта скрытая инфраструктура и этот ведущий в глушь леса ход говорили о многом. Значит, у этого дома, у моих новых предков, была своя потаенная, может быть, опасная жизнь, свои секреты и планы. И я, Виктория Андреевна, бывший менеджер, а ныне хозяйка этого лабиринта, была полна решимости найти ключ к ним. Если не сегодня, то завтра.

Через два дня после нашей экспедиции в потайной ход затяжной осенний дождь наконец прекратился, оставив после себя размытые, хлюпающие дороги и насыщенную влагой, тяжелую землю. Воздух был холодным, колючим и непривычно свежим, пахнущим мокрой листвой и прелой соломой. Пользуясь затишьем, я решила пройтись по захламленному двору, чтобы оценить масштабы последних работ и просто подышать после долгого, затворнического сидения в душных комнатах.

Я шла, медленно обходя лужи, размышляя о пустых, рассохшихся бочках и ржавом ломе, которые мы извлекли из тайных комнат. Пусть это и не сокровища, но в расстроенном хозяйстве всякая мелочь пригодится. Бочки можно было попытаться отреставрировать, стянуть обручами, и использовать для осенних солений или хранения зерна, а лом… лом всегда найдется, куда пристроить, хоть для вскрытия промерзшей земли. Мысленно я уже почти смирилась с тем, что больших, судьбоносных открытий нам, судя по всему, не совершить, и секреты дома ограничиваются лишь пустыми тайниками.

Обходя дальний, сырой угол амбара, заваленный грудой битого кирпича, я неловко поскользнулась на размокшей, скользкой как мыло земле и, чтобы удержать равновесие, сделала резкий, широкий шаг в сторону, за пределы утоптанной тропинки. Нога моя соскользнула с какой-то твердой, полускрытой размытым грунтом выпуклости, и я чуть не грохнулась в грязь, едва успев ухватиться за холодную стену амбара. С досадой отряхнув запачканные руки о подол, я наклонилась, раздвинула пожухлую, мокрую траву и комья земли, чтобы разглядеть, за что же я чуть не споткнулась.

Из-под слоя липкой грязи и отмершего дерна проглядывало нечто явно рукотворное – большой, потемневший до землисто-серого цвета квадрат из невероятно толстых, дубовых досок, обитый по краям массивными, покрытыми пухлой ржавчиной коваными железными полосами. Он почти идеально сливался с фоном, и заметить его можно было только случайно, как это и вышло, или зная точное место. Сердце мое забилось чаще, переходя на галоп. Это не было похоже на крышку обычного, хозяйственного погреба – ее расположение было слишком неуместным, нелогичным, прямо посреди открытого, просматриваемого со всех сторон двора, и выглядело так, будто ее намеренно, старательно маскировали.

Не теряя ни минуты, я послала сбежавшегося на шум Стива за Джеком и парой других самых надежных слуг. Вскоре во дворе, хлюпая по грязи, собралась небольшая, но решительно настроенная группа, вооруженная ломами, лопатами и двумя коптящими фонарями. Джек, вникнув, осмотрел находку, простукал ее ломом – звук был глухим, пустотным – и многозначительно хмыкнул, выпрямляясь.

– Похоже на старый ледник, госпожа, или на вход в подвал-тайник, – предположил он, водя ладонью по шершавой, растрескавшейся древесине. – Такие раньше делали, чтобы провиант в летний зной хранить. Но крышка-то тяжеленная, неспроста.

Ломами поддели под ржавые железные полосы. Сообщив усилия, уперлись. С громким, жалобным, металлическим скрипом, который, казалось, шел из самых недр земли, и с хлюпающим звуком отлипающей глины, крышка медленно, нехотя приподнялась, отвалившись в сторону с глухим ударом и обнажив черный, бездонный на вид провал. В лицо всем нам ударил волной спертый, ледяной запах старого камня, сырости, застоявшейся воды и чего-то еще – затхлого, спокойного, но не гнилостного, словно из пространства, куда не доходил воздух.

Джек, не дожидаясь приказа, первым, осторожно ощупывая ногой ступени, спустился по скрытой в темноте узкой каменной лестнице, высоко подняв фонарь, свет которого выхватывал из мрака сырые, покрытые зеленоватым налетом стены. Я, не в силах сдержать жгучее нетерпение и тревогу, схватилась за холодные камни и последовала за ним, чувствуя, как ледяная, пронизывающая влажность пробирается сквозь шерсть плаща к телу.

Внизу, на глубине примерно двух человеческих ростов, открылось небольшое, прямоугольное, как склеп, помещение, выложенное из грубого, неотесанного местного камня. Оно было пустым, если не считать свисающих, как занавеси, толстых пластов паутины в углах и толстого, пушистого слоя серой пыли на земляном полу. Но главное было не в этом. Прямо перед нами, в противоположной от лестницы стене, зиял низкий арочный проход, уходящий в полную темноту, ведущий явно куда-то вглубь, под саму усадьбу. А слева от него, в самой дальней, глухой стене, виднелась еще одна дверь – массивная, дубовая, с огромным, брутальным железным засовом, сейчас отодвинутым в сторону, но готовым в любой момент запереть эту створку намертво.