После войны вернулся и занялся расследованиями. И… стал занозой в заднице у всех нечистых на руку чинуш.

Раскрыл коррупционную схему в Министерстве путей сообщения. Выяснил, что чиновники завышали стоимость строительства железных дорог в три раза. Разница оседала в карманах министра и его заместителей. После публикации — отставка министра, суд, приговор: три года каторжных работ.

Затем расследовал поставки некачественного продовольствия на военных складах. Солдатам поставляли гнилое мясо, разбавленную муку. Подрядчики экономили, делились прибылью с интендантами. Публикация вызвала скандал по всей империи. Император лично назначил комиссию. Смена руководства интендантской службы, несколько уголовных дел.

После этого разоблачил земельные махинации в Смоленске. Губернатор продавал казённые земли своим родственникам по заниженным ценам, а те перепродавали с огромной прибылью. После публикации — отставка, уголовное дело, конфискация имущества.

Обнорского боялись и ненавидели в высоких кругах. Его называли «грозой чиновников» и «совестью империи». Особенно его боялись те, кому было что скрывать.

И не зря боялись.

На него совершались покушения. Три раза.

Пять лет назад — попытка отравления мышьяком в ресторане. Выжил благодаря случайности: в тот вечер у него был желудочный грипп, почти не ел.

Ещё через год — нападение возле дома. Трое с ножами. Спас телохранитель, которого Обнорский нанял после первого покушения.

И ещё спустя полгода — поджог квартиры ночью. Обнорский успел выбраться через окно, получил ожоги, но выжил.

После этого журналист стал осторожнее, но не остановился. Продолжал копать, писать, публиковать.

Именно такой человек нам был нужен. Если кто и мог помочь тягаться с Хлебниковыми — так это он.

Дверь паба открылась, вошли четверо.

Первым — высокий мужчина лет пятидесяти. Обнорский собственной персоной.

Рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров. Худощавый, но жилистый — была видна сухая мускулатура под костюмом. Седые волосы коротко острижены, почти под ноль. Проницательные серые глаза за очками в тонкой золотой оправе.

На левой щеке — шрам. Тонкий, старый, но заметный. Память о покушении.

Одет просто, но качественно. Тёмный костюм без излишеств, белая рубашка, галстук серого цвета. Никаких украшений, кроме простых часов на запястье.

Двигался он уверенно. Спина прямая, шаги чёткие. Взгляд цепкий — окинул зал за секунду, отметил все выходы, людей, потенциальные угрозы.

За ним шли трое.

Молодой человек лет тридцати с блокнотом и футляром для камеры — помощник. Худой, в очках, нервный.

Двое крепких парней в штатском — охрана. Оба под два метра, широкоплечие, с внимательными глазами. Руки держали в карманах — явно на рукоятках оружия.

Обнорский подошёл к нашему столику. Остановился, посмотрел сначала на меня, потом на Аллу.

— Господин Фаберже? Графиня Самойлова?

Голос глубокий, спокойный, с лёгкой хрипотцой курильщика.

Я встал, протянул руку:

— Александр Васильевич Фаберже. Рад встрече, Алексей Викторович.

Рукопожатие получилось крепким, сухим. Обнорский пожал руку, оценивающе глядя в глаза.

Он повернулся к Алле:

— Ваше сиятельство.

Девушка кивнула:

— Благодарим за то, что согласились встретиться.

Обнорский сел напротив нас. Помощник и охрана остались у барной стойки — на расстоянии, но в пределах видимости.

Журналист снял очки, протёр платком, надел обратно. Посмотрел на нас внимательно — изучающе, профессионально.

— Итак, приступим, — сказал он ровным тоном. — Время — ценный ресурс для всех. Предлагаю не тратить его на церемонии. Давайте сразу к делу?

Я начал рассказ с самого начала — с деяний Пилина, презентации модульных браслетов в ноябре и о том, как презентацию пытались сорвать.

Обнорский делал пометки в блокноте, не поднимая головы.

— Затем, уже после успешного запуска, к нам приехали представители Хлебниковых. Предложили партнёрство — использование их заводских мощностей для массового производства.

— Условия? — коротко спросил Обнорский.

— Кабальные, — ответил я. — Разделение прибыли шестьдесят на сорок в их пользу. Передача технологии. Эксклюзивность — запрет работать с другими производителями. Жёсткие штрафные санкции за любое нарушение.

Обнорский кивнул, продолжая писать.

— Мы отказались. Вскоре началась информационная атака.

Алла достала из сумки папку, положила на стол. Обнорский взял её, начал изучать.

— Заказные статьи в газетах и роликах ряда блогеров, — пояснила Алла. — Клевета, подрыв репутации, прямая ложь. Они намеренно портили наши изделия и выдавали это за брак, чтобы подорвать репутацию дома Фаберже и мою лично.

— Мы провели расследование по своим каналам, — добавил я. — Выяснили, что статьи финансировались через дочернюю компанию в холдинге Хлебниковых, а подстава с заменой самоцветов в артефактах через некого Фому.

Обнорский поднял бровь:

— Фома? Интересно. Я уже слышал это имя.

Мы с Аллой напряжённо переглянулись. Неужели наконец-то ниточка?

— Наш Фома занимается грязной работой для Хлебникова, — сказал я. — Запугивание, подкуп, оформление документов на подставных лиц. Он же пытался запугать нашего нынешнего партнёра, купца Овчинникова. И он организовал похищение грузовика, чтобы сорвать презентацию.

Обнорский записал имя, обвёл его в кружок.

— Продолжайте.

— И уже совсем недавно случилось нападение на наш груз под Угличем. К счастью, охране удалось отбить атаку.

— Есть полицейские протоколы? — спросил Обнорский.

Я достал ещё одну папку:

— Всё здесь. Протоколы допросов, заключения следователя, фотографии места происшествия.

Обнорский взял документы, быстро пролистал. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза внимательно скользили по каждой строке.

— Нападавших поймали?

— Увы, — кивнул я. — Мы наняли «Астрей» для охраны грузов. Это крепкие орешки. Когда нападавшим оказали достойное сопротивление, они смылись.

Обнорский усмехнулся.

— «Астрей», значит. Знаю, хорошие ребята…

Он продолжил записывать. Я рассказывал дальше — о делах Сазикова и Верховцева, которых Хлебниковы аналогично загнали в угол и поглотили.

— Схема одинаковая, — сказал я. — Предлагают партнёрство. Создают невыполнимые условия. Доводят до банкротства. Скупают активы за копейки.

Обнорский кивнул:

— Классическая рейдерская схема. Видел такое раньше. Но обычно это мелкие дельцы. Хлебниковы — крупные игроки. Им незачем марать руки о конкурентов вашего уровня.

Он посмотрел на меня вопросительно:

— Почему они так активно против вас действуют?

Я откинулся на спинку стула:

— Потому что сначала мы были для них лакомым кусочком и брендом, который они хотели заполучить в свой холдинг. А теперь мы стали угрозой. Наши модульные браслеты — революция на рынке. Доступные артефакты для всех классов. Это подрывает монополию крупных производителей, включая Хлебниковых.

— Понятно, — Обнорский записал ещё несколько строк. — Что ещё?

Я сделал паузу. Пришло время главного.

— Алексей Викторович, я понимаю, что в этой битве дом Фаберже один не выстоит.

Журналист поднял голову, внимательно посмотрел на меня.

— У Хлебниковых слишком много ресурсов, — продолжил я. — Деньги, связи, влияние. Но главное — за ними стоит правительство Москвы.

— Генерал-губернатор Волков, — констатировал Обнорский.

— Вы знаете, — улыбнулся я.

— Я журналист-расследователь, — сухо ответил он. — Моя работа — знать. Про связь Хлебникова и Волкова ходят слухи давно. Но они осторожны.

Я достал папку, полученную от Дяди Кости, и положил на стол ближе к журналисту.

— У меня есть кое-что по этой теме.

Обнорский открыл папку. Первым увидел фотографию — Хлебников и Волков в клубе «Империал», с сигарами и коньяком, расслабленные, во время беседы.