— Диагноз? - удивился ректор, глядя то на Вилену, то на барона. - Я поставил диагноз - ложь. Но не леди, а господину. Потому что я вижу его в первый раз. И ни о каких услугах мы с ним не договаривались. А что с леди? Она чем-то больна? Вам нужна помощь, господин генерал?

— Нет, леди как раз здорова, а вот ее супруг утверждает, что вы лично лечили ее от сумасшествия! - усмехнулся я. - Причем, он утверждает, что заплатил вам немалые деньги.

— Господин генерал! Вы сами прекрасно знаете. Если я берусь помогать, то только ради науки или во имя дружбы. И денег я за это не беру. Никогда, - произнес старик, вздыхая.

— Благодарю вас, - кивнул я, возвращаясь взглядом к барону.

— Давайте дальше, - улыбнулся я. - Кому еще вы платили баснословные деньги за исцеление вашей дорогой жены? Деньги с якобы продажи поместья?

— Господин генерал! - воскликнул барон. - Вы сейчас пытаетесь очернить меня. Я все понимаю. Она вам рассказала о том, как я ужасно с ней обращаюсь! Но леди Хейверинг не даст мне соврать! Моя супруга тяжело больна! Это могут подтвердить даже доктора, которых я вызывал ей. Хотите, я вызову их сюда прямо сейчас! И они подтвердят ее диагноз! Я могу позвать слуг! Они тоже подтвердят, что моя супруга - сумасшедшая. Что у нее бывают приступы, во время которых она калечит себя.

— Странно, что эти приступы всегда совпадают с вашим нахождением в комнате вместе с супругой, - заметил я. - Это раз. А второе. Я видел безумцев, которые в порыве сумасшествия калечат себя. Поверьте, война иногда не щадит разум людей. Только сильные выдерживают испытания на прочность.

Он еще не понял, к чему я веду.

— Странно, но обычно такие безумцы не выбирают, где и как причинять себе боль. Особенно если они катаются по полу. И рвут на себе волосы и одежду. Я еще не видел безумца, который: «Ах, лицо и кисти рук трогать не буду! Зато покалечу всё остальное!». Обычно эти люди сплошь покрыты синяками, ссадинами и ушибами. Но у вашей супруги несколько иная картина.

— Вилена, ты готова показать то, что у тебя под платьем? Меня интересует спина. Витта говорила про спину! — произнес я.

— Это немыслимо, чтобы леди раздевалась при посторонних! — задохнулась леди Хейверинг.

— А кто здесь посторонний? — спросил я. — Вот ее супруг. Он член семьи. Вы — член семьи. Недавно вы уверяли меня в том, что я тоже уже член семьи. Или вы готовы взять свои слова обратно?

Леди Хейверинг проглотила то, что я сказал.

— Пусть горничные помогут леди снять одежду. Достаточно просто обнажить спину! — кивнул я.

Я вышел и позвал горничных, которые тут же бросились в гостинную. Я закрыл дверь на замок. Одна горничная сняла полушубок, вторая помогла расшнуровать корсет. Под корсетом была нижняя рубашка и панталоны.

Я не хотел смотреть. Я проклинал себя. Но мои глаза предали.

Её плечи. Тонкая сорочка, влажная от пота. Линия позвоночника, очертания женственной груди, которые угадывались под тонкой тканью. Даже сейчас она была такой соблазнительной, что кровь хлынула вниз, в штанах стало тесно, а сердце заколотилось.

Я сжал кулаки, но в этот момент в голове промелькнула мысль о том, как я сжимаю ее нежную грудь, как после грубой ласки покрываю ее поцелуями, как мой язык скользит по ее коже, а она задыхается и стонет от наслаждения, как ее тело выгибается в моих руках.

Рубашку приспустили.

Вилена судорожно прижала её к груди — не из стыда. Из отчаяния.

Она знала: теперь она — не леди. Не сестра. Не жена.

Она — доказательство.

И тут наваждение спало.

Как только я увидел синяки. Не один. Не два. Это была карта пыток: пальцы, сжимающие плоть до почернения; ногти, впивающиеся в кожу; удар кулаком в лопатку — так, чтобы не оставить следа на лице, но сломать дух.

Кулаки сжались. В горле пересохло. Мышцы напряглись, кровь закипела — не от похоти, а от ярости, от желания убить того, кто посмел причинить ей боль.

И в тот же миг — как по команде — дракон внутри зарычал, разрывая цепи.

Это был не просто гнев.

Это был инстинкт собственника: «Кто посмел тронуть моё?»

Но в этом желании… было и другое.

Желание обнять её. Защитить. Спрятать. Сделать так, чтобы никто — даже я сам — не видел её шрамов.

Я не сразу нашел, что сказать, пытаясь подавить внутри ярость. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы сдержать себя и не разорвать ее мужа на две части, забрызгав кровью ковер.

— Объясните мне, барон, — мой голос стал тише, но тяжелее, чем могильная плита, — как женщина может нанести себе ушибы там, куда не достаёт её собственная рука?

Когда тонкая ткань еще сильнее сползла вниз, в комнате перестали дышать.

Даже бабушка — с её приторной маской благородства — не смогла сохранить лицемерную улыбку.

А ее муж… Он смотрел на пол. Как будто ему было стыдно.

Но не за то, что натворил.

А за то, что его поймали.

— Объясните мне, барон… Как женщина может сама поставить себе синяки на спине?

Вопрос остался без ответа.

— Рука туда не дотягивается. Падение не оставило бы таких следов, — заметил я, видя царапины на спине. — А вот ваша рука, барон… Ваша рука как раз дотягивается. И, судя по всему, дотягивалась неоднократно!

Барон вздохнул, встал с кресла и опустил голову, словно в притворном покаянии.

— Хорошо. Признаю. Да, я ее несколько раз ударил! — произнес он, тут же поднимая глаза. — Но за дело!

— Несколько раз? — спросил я. — Какая скромность! Был веер, я бы покраснел! Тьфу! Простите, барон, но ваша логика напоминает тактику отступающего полка: всё бросить и врать, что это — гениальный манёвр.

— Простите, — произнес барон, закрывая глаза и делая глубокий вдох. Вот он, карточный шулер. Умение сыграть любую эмоцию. Ненавижу этот сорт людей. — Но моя жена вела себя ужасно. Она грубит гостям, ведет себя так, что мне за нее стыдно!

— Ах! — схватилась за сердце леди Хейверинг.

— Да, к сожалению, — кротко произнес барон. — Я сначала пытался словами… Но слов она не понимает. Она всегда клянется и обещает, что больше так не будет, но… Вы же понимаете, почему мы редко выходим в свет. Я не могу предсказать, что ей взбредет в голову. Недавно она бросилась на гостью… И я был в ужасе от ее поведения. Я действительно не знаю, как с ней бороться. Ведь для меня, как и для вас, леди Хейверинг, репутация семьи важнее всего!

— Это была твоя любовница! — закричала Вилена, задыхаясь от ярости. — Ты водишь домой певичек, актрис, танцовщиц, а я должна это молча терпеть?! Молча улыбаться твоим потаскухам, на которых ты спускаешь мое наследство?

— Ты некрасиво выразилась в адрес моего друга! И мне было ужасно стыдно! — парировал барон.

— Твоего… кого? Друга? Тому, кому ты проиграл в карты тысячу лорноров за вечер? Тысячу лорноров из моего приданного? Ты устроил в поместье игорный дом! Ты водишь в него девиц легкого поведения! И я должна это молча терпеть? А как же честь семьи? Как же репутация? Вы спросите у любого, где играют в карты и пьют? В чьем поместье превратилось в бордель?! И вам ответят! Поместье Раумбаля!

Я видел, как она задыхалась, прижимая к груди рубашку. Ее даже трясло.

— Итак, что мы выяснили, — произнес я, глядя на леди Хейверинг. — Сначала барон врал про сумасшествие. Выяснилось, что никакого сумасшествия нет. Потом он врал, что деньги с якобы продажи поместья пошли на лечение супруги. Как выяснилось, нет. Потом он лгал о том, что не бил жену. И снова выяснилось, что это ложь. Теперь будем выяснять, что происходит в поместье на самом деле? А почему бы и нет! Давайте! Я сейчас вызову парочку офицеров, которые любят картишки, и они нам расскажут, что происходит в поместье Раумбаль!

В этот момент барон вскочил с кресла и направился к двери.

— Хватит этого представления! — резко произнес он. — Нет ничего плохого в том, что компания джентльменов собирается в доме и играет в карты. Это не возбраняется. А по поводу танцовщиц и прочих… Во всем виновата ваша внучка! Она не смогла стать хорошей женой! Она не выполняет свои обязанности супруги! И, быть может, если бы она их выполняла, то я бы не стал заглядываться на других женщин! Или как вы думаете, почему у нас до сих пор нет детей? А все потому, что ваша внучка запирается в комнате и требует, чтобы я шел прочь! Ни один мужчина такого не выдержит! Ладно, год. Но не три с половиной года подряд!