– Я знала вашего мужа, – сказала одна женщина.

Анна замерла.

– О! Да?

– Мы познакомились в Вермонте.

Она не сразу подняла глаза. На женщине была безразмерная парка, потертая и обвисшая от времени. Но парка не скрывала ее болезненной худобы. Лицо у нее было старым, только длинная коса – ненатурально рыжей.

– Да, – сказала Анна. – Он проводил там много времени. Преподавал.

– Ага. Обещал прислать мне свою книгу, – сказала женщина сухо. – Забыл, наверно.

«Наверно, – подумала Анна. – А ты, наверно, могла бы сходить в книжный и сама купить себе. Или взять в библиотеке. Обычно люди так делают». Неужели она должна была извиняться, если Джейк был готов за так рассылать свои книги кому попало, просто потому, что его попросили?

В руках у этой женщины был экземпляр «Послесловия», и она протянула его Анне, но к тому времени, как Анна открыла шмуцтитул и подняла взгляд, ожидая подсказки, женщина уже отошла от стола и пробиралась сквозь толпу к выходу.

Замечательно.

Замыкавший очередь мужчина подошел без «Послесловия». Он хотел, чтобы Анна подписала «Сороку» Джейка. Она уставилась на него.

– Я не могу ее подписать, – сказала Анна.

– Да ну? – мужчина был дородным, в рубашке лесоруба и плотных коричневых рабочих штанах. – Почему это?

– Ну потому, что это не я написала.

– Что ж, вы ведь были замужем за ним, – он помолчал. – Я был бы признателен.

И она поставила подпись, но только потому, что этот тип внушал ей страх и ей хотелось поскорее отделаться от него. Она даже поблагодарила его, но он уже был занят тем, что бережно укладывал книгу в хозяйственную сумку. После чего ушел, не попрощавшись.

Так начались ее путешествия. После Бруклина она посетила фестивали в Браттлборо и Бостоне, остановилась в Мидлтауне, штат Коннектикут, чтобы выступить с чтением в Уэслиане, альма-матер Джейка (руководитель писательской программы прозрачно намекнул, что он готов к учреждению премии имени Джейка, с ее одобрения), и провела частное мероприятие для специалистов в области психического здоровья в нью-йоркском отеле «Хилтон», для которого заранее подписала пятьсот экземпляров.

К ноябрю она уже фактически жила в дороге, разъезжая по всей стране – от Луизианского книжного фестиваля в Батон-Руж до Чарльстонского (ее поселили в великолепном отеле в Атланте) и Техасского в Остине, а далее – на Портлендский литературный фестиваль, штат Орегон, с непременным заездом в Сиэтл. Там ей устроили горячий «домашний» прием в заливе Эллиот-Бей, и она нанесла «глубоко значимый» (по словам репортера) визит в Центр искусств и лекций, где когда-то впервые увидела своего мужа и куда позже вернулась, чтобы представить его посмертный роман «Промах». Она даже почтила присутствием свое старое рабочее место, радиостанцию «Сиэтл на рассвете», где сидела в кресле для гостей перед Рэнди Джонсоном.

Ее книгу Рэнди, естественно, не читал.

– Вы, наверно, сами догадываетесь, – сказала ей его молодая помощница, сменившая молодую помощницу, сменившую Анну.

– Догадываюсь, – улыбнулась Анна.

– Но все пройдет гладко.

– Да. Все пройдет гладко.

– Он такой профи.

«Еще какой», – подумала Анна. Однако их встреча обещала быть нетипичной.

Она не один год спала с Рэнди Джонсоном – их связь началась незадолго до того, как он развелся со второй женой, и закончилась вскоре после того, как он женился на третьей. Она устроилась на радио Кей-би-ай-кей стажером, будучи еще студенткой (весьма возрастной студенткой) Вашингтонского университета, а в итоге стала его продюсером, успев узнать за это время все, что ей нужно было знать о мужских особях человеческого вида, типичным представителем которых являлся Рэнди Джонсон. Но, если бы она додумалась произнести при нем слова «сексуальные домогательства», он рассмеялся бы ей в лицо и указал на дверь, недвусмысленно намекнув, что ее личная история вряд ли выдержит пристальное внимание судебных исполнителей. Она это понимала даже притом, что самые яркие аспекты ее личной истории не были известны боссу; люди, которым они были известны, были мертвы, тогда как Рэнди Джонсон жил и получал от жизни удовольствие.

Но все это было пустой теорией, потому что она никогда не собиралась обвинять в чем-либо своего босса. Сексуальные домогательства ее не интересовали даже в виде морального рычага или переговорной тактики. Она всегда могла прекратить их связь и сделала бы это, если бы Рэнди не давал ей чего-то не менее ценного, чем она – ему. Мир Рэнди – и Анны, пока она работала на него, – был подобен смотровой площадке на параде, неподвижной и отстраненной, но с прекрасным видом на марширующих участников. Это были технари, кулинары, музыканты, книгочеи, театралы и, конечно же, всевозможные политики, которым было что сказать по поводу Тихоокеанского Северо-Запада… Все они маршировали мимо и многих из них заносило в затхлую студию Рэнди, где они могли рассуждать обо всем на свете. Пока Нора Эфрон не направила свою камеру на озеро Лейк-Юнион, для большинства американцев Сиэтл ассоциировался с сериалом «А вот и невесты»[15] (об одиноких лесорубах девятнадцатого века), но когда Том Хэнкс со своим обожаемым сыном переехали в плавучий дом, все изменилось. К 2005 году, когда доктор Макдрими сказал зрителям «Анатомии страсти», что ему нравятся паромы, пионеры информационной супермагистрали полностью овладели городом, и все в целом сошлись на том, что крутые, состоявшиеся люди, которые могли выбирать, где им жить, выбирают Сиэтл. Вот и Анна, которая могла бы жить где угодно – или, по крайней мере, где угодно, кроме Вермонта и, пожалуй, Джорджии, – выбрала Сиэтл.

Она прошла по знакомому коридору к своему старому рабочему месту, стены которого были увешаны множеством обрамленных фотографий Рэнди с сильными мира сего, и вошла в студию, когда он заканчивал дистанционное интервью. Невидимый собеседник имел какое-то отношение к спорту – это Анна поняла, едва взглянув на бывшего босса: он подался вперед, поставил локти на стол и прижал ладони к вискам, пригладив остатки растрепанных волос. Рэнди по-настоящему заводился и волновался, только когда речь заходила о спорте. Все прочее было лишь темой для шуток.

Он не поднял глаз. Возможно, нарочно. Но она заняла кресло для гостей, то самое, которое Джейкоб Финч-Боннер занимал в тот судьбоносный день три года назад, и сосредоточенно что-то записала своей уже примелькавшейся ручкой для автографов у себя в блокнотике. Эти записи должны были быть понятны и в то же время внушать тревогу мужчине, сидевшему перед ней, стоило ему обратить на них внимание, что он не преминул сделать.

ЛОКСПОТ (любимый ресторан Рэнди, где его обслуживали как бога и куда он водил ее при каждом удобном случае)

КУПЕВИЛЬ (где она отдыхала или, лучше сказать, зависала с ним несколько довольно утомительных выходных, когда работала на радио)

ВИАГРА (это, безусловно, захватило его внимание, и не в хорошем смысле)

Ниже она нарисовала смайлик. И сама улыбнулась Рэнди.

Он все еще слушал вполуха гостя, но вскинул бровь в ее сторону.

– Что ж, должен с вами согласиться, что мы не можем согласиться, – сказал Рэнди.

Невидимый гость хохотнул.

– Не в первый раз. Но в данном случае могу вас заверить, что вы ошибаетесь. Они в воде как дохлые рыбы. Что особенно грустно, учитывая название команды – «Мореходы». Но, знаете, проигрывать полезно для души.

– Не знаю, – парировал Рэнди. – Никогда не приходилось.

Мужчины расстались друзьями.

Дальше пошла реклама на пониженной громкости. Рэнди встал и вышел из студии, не удостоив взглядом ни Анну, ни свою бедную помощницу. Он направлялся в туалет, грязный и вонючий, который когда-то приходилось мыть Анне. Ей стало интересно, кто теперь этим занимается.

– Ну, привет, – обратился к ней, вернувшись в студию, бывший босс и просто бывший. – Хорошо выглядишь.