Младшего брата мои слова сильно взволновали. До сих пор он думал, что родители умерли в выходные. Теперь же осознал, что их можно было спасти, осмелься он прийти к ним домой в понедельник. Конечно, родители внушили ему, что он не должен так поступать. Их смерть, как это часто бывает, стала результатом их жизни и личностей. Но младшему сыну от этого было не легче. Ему было просто невыносимо. Средний брат поспешил его утешить.

— Ты ничего не мог сделать, — сказал я. Как часто я использую эти слова, чтобы утешить убитых горем родственников, терзаемых чувством вины. — У твоего отца был очень запущенный рак печени.

— Почему он ничего не сказал? — взвыл сын.

— Похоже, в вашей семье принято все держать в себе, — предположил я. — Да и к тому же он просто не знал. Он только сделал снимок…

— И не сказал нам!

— …но результаты ему еще не сообщили. Новости, конечно, были не из приятных. Терапевт сказал бы ему, что на такой поздней стадии лечение невозможно, и скорая смерть неизбежна.

— А он догадывался?

— Возможно. Наверное, чувствовал себя до ужаса плохо. Удивительно, что он вообще смог дойти до магазина и обратно. Что касается вашей матери… Полагаю, вы в курсе, что она была алкоголиком.

Они не ответили, но, судя по их лицам, вся семья была в курсе, хоть и делала вид, что не знает об этом. Ее показная старческая слабость, которую она демонстрировала, когда они приезжали в гости, никого не убедила, но никто не осмелился сказать правду. Должно быть, каждый из братьев по отдельности пришел к выводу, что так болезненная ситуация будет доставлять меньше всего боли.

— Мы не должны были позволять ему самому со всем справляться! — сказал младший сын.

— Он настаивал на этом, — напомнил ему старший. — Это был его выбор.

— Я хочу лишь сказать, — продолжил я, — что ваши родители были очень больны. Из-за сильнейшего цирроза печень вашей матери толком не работала, и ей уж точно оставалось недолго. Рак печени у вашего отца был неоперабельным и развивался своим ходом. Если бы вы пришли раньше, может, и спасли бы их от переохлаждения — кстати, не самый плохой способ умереть, да еще и безболезненный, — но очень скоро больная печень прикончила бы каждого из них.

Младший сын хмыкнул. Мне хотелось напомнить ему о великом и неизбежном цикле нашей жизни и о том, какую важную его часть представляет смерть наших родителей. Их смерть — это время скорби, но и повод оглянуться на прожитые годы и признать, что цикл не остановить, и со временем всех нас тоже непременно ждут старость и смерть.

Вскоре он уже заливался слезами в объятиях среднего брата, в то время как старшему явно было очень неловко. Возможно, не самое удачное время разглагольствовать о великом жизненном цикле.

Когда у более сильного из них неожиданно подкашиваются ноги, второй остается на произвол судьбы. Иногда двойная смерть наступает, когда более слабый партнер, который большую часть дня проводит у себя в спальне, спешит вниз с непривычной скоростью, чтобы выяснить причину молчания более сильного, и ломает шею на лестнице. Подобные двойные смерти служат симптомом зависимости одного человека от другого, а зависимость — это симптом чего-то нежелательного, но неизбежного. Процесс старения неумолимо идет своим ходом.

Я уже пытаюсь осознать ограничения, которые однажды принесет в мою жизнь старость, и подготовиться к ним. Придумываю, чем буду заниматься, когда колени больше не позволят мне далеко ходить, а угасающие когнитивные способности, не дай бог, больше не позволят управлять маленьким самолетом.

Мне повезло, что есть одно хобби, которым можно заниматься, сидя в тепле своего дома. Я начал реставрировать старые настенные часы. К своему величайшему удовлетворению, я уже починил несколько таких прекрасных произведений и учусь на часового мастера. Изучение этого нового для меня мира приносит огромное удовольствие. Часовое дело поможет мне продуктивно проводить время, когда физическая слабость начнет делать мой мир меньше. Пока, разумеется, меня не остановит артрит.

Я поделюсь с вами тремя случаями из своей практики, когда погибшие были старыми. Не просто пожилыми, а именно старыми. Я выбрал их почти наугад из десятков, нет, сотен подобных случаев. С точки зрения медицины в них все будет довольно просто. Но вот с точки зрения закона и морали — что, разумеется, не всегда одно и то же — они гораздо сложнее.

Первый случай. Годфри Оливер, 81 год. Они с женой жили неподалеку от моря и как-то вечером уже собирались спать, как вдруг в дверь постучали. Миссис Оливер открыла, и в дом ворвался человек с кухонным ножом в руке. Он громко кричал, угрожая миссис Оливер, а затем прошел в гостиную, где обнаружил мистера Оливера, сидящего на диване, и безо всякой причины накинулся на него с кулаками и ножом. Этот человек, которого Оливеры знали лишь как дальнего соседа, был психически нездоров или очень пьян.

Своей внезапностью, размахом и свирепостью такое нападение привело бы в ужас любого, но миссис Оливер хватило присутствия духа позвонить в полицию, и в этот момент нападавший скрылся в ночи.

Прибывшая полиция и скорая обнаружили Годфри Оливера с порезами и синяками, а его жену — с небольшой колотой раной в области таза. Разумеется, оба были в шоковом состоянии.

Все их раны могли быть серьезными, но в местной больнице быстро установили, что ни одна из них не представляла опасности. Тем не менее они понимали, каким ударом подобное событие может стать в жизни очень старых людей. О миссис Оливер ничего записано не было, но ее мужа положили в больницу, где обработали полученные раны, после чего перевели в другую, более крупную больницу поблизости, где имелись палаты для наблюдения за больными. Он явно был подавлен и нездоров, почти месяц оставался в больнице под наблюдением, после чего его состояние ухудшилось, и он умер.

Полиции очень хотелось привлечь вломившегося к ним в дом человека к ответственности не только за нападение, но еще и за убийство. Можно подумать, что обвинение в неумышленном убийстве было бы более уместным: нападавший не нанес мистеру Оливеру тяжких телесных повреждений, и ему неоткуда было знать, что его здоровье было сильно подорвано раком легких. Тем не менее с правовой точки зрения это не считается основанием для освобождения от ответственности. По закону преступник должен учитывать состояние жертвы на момент нападения: если он избил человека, который впоследствии умер, это чаще всего считается убийством, независимо от того, знал он или нет о проблемах со здоровьем у жертвы.

На вскрытии Годфри Оливера я первым делом заметил, что он был чрезвычайно худым. Он не был низкого роста, но весил при этом всего 32 килограмма — немногим больше десятилетнего ребенка. Внешний осмотр не выявил никаких физических следов нападения: его раны явно были вылечены. Вскрытие между тем выявило небольшое кровоизлияние в мозг, которое еще не до конца рассосалось.

Его сердце было в неплохой форме для своего возраста, а коронарные артерии лишь незначительно закупорены. Между тем в могучей аорте наблюдалось выраженное скопление атеросклеротических бляшек в одном-единственном месте. Здесь артериальная стенка раздулась, выпятившись в брюшную полость. Это была аневризма, только и ждавшая момента, чтобы лопнуть.

Главной его проблемой, однако, было не это крайне уязвимое место, а легкие. Во-первых, в них была опухоль. Она достигла шести сантиметров в поперечнике, хоть ее граница и была слишком нечеткой, чтобы понять, где кончается опухоль и начинается легочная ткань. Я уже говорил, что опухоль напоминает в разрезе какое-то ракообразное, и у мистера Оливера она была вылитым крабом, вытянувшим во все стороны свои клешни. Твердая, зловещая, с желто-белыми пятнами в красную и черную крапинку. Клетки по ее центру уже умерли и разлагались, поскольку сосуды не справлялись с их стремительным ростом. И там, где происходила дегенерация ткани, опухоль представляла собой мягкую, влажную массу.