Другими словами, мы все сделали различные предположения об Альфреде на основе его внешнего вида, но они не были подтверждены внутренним обследованием. Жизнь в очередной раз преподнесла мне урок.
Как же на самом деле умер Альфред? Не было никаких сомнений, что часть синяков на его лице осталась от ударов руками, но остальные скорее напоминали следы от ног — можно было даже разглядеть размытый отпечаток подошвы. Это наверняка способствовало его смерти. Других травм головы у него не было. Судя по всему, он упал на спину, что очень часто приводит к смерти, но затылок рассечен не был. Загадочно.
Когда я изучил некоторые внутренние органы Альфреда под микроскопом, у меня появились подозрения по поводу причины смерти, и она никак не была связана с головой, хотя врачи в больнице были уверены насчет серьезных повреждений мозга. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств этого, я обязан был попросить невропатолога изучить его мозг. Она заключила, что, несмотря на наличие обширных повреждений мозга, он определенно не получил черепно-мозговой травмы.
Теперь я знал, что ответ, скорее всего, был под моим собственным микроскопом. Тщательно изучив легкие Альфреда, я обнаружил следы острой аспирационной пневмонии. Это инфекция, которая может очень быстро развиться, если содержимое пищеварительной системы попадет в дыхательную систему.
Эта аспирационная пневмония определенно согласовывалась со словами полицейских о том, что его дыхательные пути снова забились какой-то грязью. Теперь я был уверен, что эта так называемая грязь на самом деле была рвотными массами. Людей нередко рвет, когда их бьют. Попав в дыхательные пути, рвотные массы вызывают раздражение: пища или любой посторонний предмет при попадании в легкие может быстро привести к инфекции, однако здоровый человек рефлекторно сглатывает или кашляет, чтобы очистить легкие, либо, если повезет, рядом окажется кто-то, знакомый с приемом Геймлиха[48]. Альфреду не повезло: будучи без сознания, он не мог глотать или кашлять. Рвотные массы заблокировали дыхательные пути, и его сердце остановилось, но его удалось снова запустить. Однако в последующие часы остаточная рвота продолжила раздражать дыхательные пути и легкие, в итоге приведя к пневмонии.
Трем напавшим на него парням выдвинули обвинения в убийстве, и их адвокаты радостно ухватились за мой отчет о вскрытии. Они утверждали, будто больница виновата в том, что не стала лечить Альфреда от бронхопневмонии, и еще более рьяно настаивали на том, что эмфизема сыграла решающую роль в ее развитии. Откуда, настаивали они, нападавшим было знать об этой его слабости, когда они решили немного подурачиться?
Даже здоровые легкие могут быстро сдаться под натиском инфекции, так что это утверждение касательно эмфиземы с точки зрения медицины было полнейшей чепухой. Согласно моему опыту, однако, адвокаты защиты никогда не гнушались говорить чепуху, если ее можно было подать под нужным соусом.
Как обычно, я вернулся в морг, чтобы повторно осмотреть синяки на теле Альфреда на случай, если через несколько дней после смерти появились новые. Кроме того, меня попросили проверить еще один довод защиты: он касался, что было крайне необычно, коленей жертвы.
Одна свидетельница утверждала, что Альфреда не ударили по коленям, а он упал сам, словно одно из колен просто подкосилось из-за артрита. У нее самой был артрит и не раз подобным образом подкашивались ноги, вот она и решила, что Альфред упал во время драки по той же причине. Отмахнуться от этого предположения было бы легко, если бы я уже не удивлялся тому, что от удара о землю у Альфреда не был рассечен затылок.
При повторном осмотре обнаружились новые синяки, но ни один из них не имел особого значения для моего отчета. Я вскрыл его коленные суставы. Судмедэкспертов редко о таком просят: сложно придумать обстоятельства, при которых колени могли бы оказаться важными для следствия. Оказалось, что у Альфреда действительно был артрит.
Артрит развивается вследствие износа суставов. Когда мне было сорок, я начал подозревать, что в будущем мне суждено с ним столкнуться, обнаружив два небольших бугорка на последнем суставе обоих указательных пальцев, которые остаются на них по сей день.
Поскольку врачи любят давать имена всяким шишкам и бугоркам, называются они узелками Гебердена — это крошечные костяные наросты. Не припомню, чтобы они причиняли мне боль, хоть некоторые ее и испытывают. Когда эти узелки только появились, я решил превратить это в любопытное исследование. У меня появилась возможность проверить, правда ли появление узелков на пальцах в средние годы служит предвестником остеоартрита тазобедренного и коленных суставов в будущем, или же это просто старое поверье.
Оказалось, что это не старое поверье. У меня действительно развился остеоартрит коленных суставов. Артрит, больше чем любая другая болезнь, жестоко мстит за ошибки бурной молодости. Правда в том, что мне, как и Артуру, да и, пожалуй, большинству мужчин в его возрасте, был выставлен счет за урон, нанесенный по той или иной причине еще добрые сорок, пятьдесят, а то и больше лет назад.
Я не особо увлекался спортом в школе и уж точно не после ее окончания, но мне все равно довелось получить несколько травм во время игр или в результате падений с велосипеда. После этого мне угрожала травма разве что от пьяных танцев в студенческие годы. Конечно, всегда можно споткнуться, когда бежишь за автобусом, неудачно вывернуть колено, пиная мяч с детьми, но все это незначительные происшествия, о которых быстро забываешь, хоть они и могут вызвать временную слабость в одном месте в колене. На самом деле это место так и остается слабым, поскольку мы ежедневно используем свои коленные суставы, зачастую подвергая их сильной нагрузке. Восстановительный процесс протекает медленно, и ему сильно мешает постоянный стресс, которому подвержено колено, — в этой битве оно обречено на поражение. В моем случае восстановительному процессу мешали, с одной стороны, долгие часы, проведенные стоя за столом для вскрытия, а с другой — прогулки быстрым шагом по холмам с собаками. Альфред Хуп начал выполнять тяжелую физическую работу еще в те дни, когда о здоровье и безопасности людей особо не заботились, и наверняка пережил немало небольших происшествий и травм. Он работал стоя, это уж почти наверняка, так что его колени не знали отдыха. А с набором веса с возрастом увеличивалась и нагрузка на колени.
Колено ведет битву, в которой обречено на поражение, но не перестает сражаться. Когда происходит повреждение ткани, колено посылает химические сигналы лейкоцитам, чтобы они занялись ее восстановлением, а также другим клеткам, чтобы они убрали весь мусор. Хоть этот процесс восстановления тканей и не прекращается, хрящ — прокладка между костями в коленном суставе — все равно истончается в слабых местах. Это приводит к смещению нагрузки, совсем небольшому, к краю сустава. Восстановительный процесс тоже смещается. На краю сустава образуется новый хрящ, стимулируя формирование новой костной ткани там, где она совершенно не нужна. Вот почему остеоартрит характеризуется утолщением костей и образованием небольших костных наростов, в то время как внутри самого сустава хрящ продолжает истончаться. Как всегда, свою роль здесь играет генетика. То, как мы работаем, развлекаемся и даже просто вес тела оказывают прямое влияние на хрящ, однако скорость его износа, как минимум отчасти, определяется генетическими факторами, находящимися вне нашего контроля.
Конечно, я не могу увидеть собственный коленный хрящ, но подозреваю, что местами он сильно изношен.
Хрящи — странная штука. Они цвета водки с тоником: мутно-серые, почти прозрачные.
Внешне похожи на желе, но, если попытаться их разрезать, окажутся очень прочными — скорее как очень твердый пластик, а не желе. Разрезать их можно только хорошо заточенным ножом.