На следующий день была суббота. Утром, решив, что я в ванной, Зоуи отправила сообщение, и я это увидел. Я спросил, Гэри ли она пишет, и заглянул в телефон. Она написала: „Не волнуйся, все будет в порядке“. Она сказала, что Гэри просто спросил, в порядке ли она. Я рассказал ей о своих находках. В субботу вечером Зоуи пошла спать, а я отправился к ее родителям и рассказал им о ее интрижке. Ее отец был в ярости, а матери пришлось его успокаивать. Затем она встретилась с Зоуи. Та плакала и сказала, что у нее с Гэри были лишь платонические отношения.

Полиции правда следует обыскать дом Гэри: они убедятся, что она там была и я не схожу с ума, что все это я не придумал.

Во вторник я вышел на работу и взял рабочий фургон, чтобы проследить за Зоуи, — она сказала, что пошла за покупками. У нее была встреча с учителем Аарона, после чего она должна была поехать в супермаркет „Асда“. Только направилась не туда, а к дому своего брата. Не застав его дома, поехала дальше по главной дороге — она ведет к другому супермаркету, „Теско“, а еще к городку, где живет Гэри. Я потерял ее в пробке, а потом не смог найти ее машину на парковке. Позже, вернувшись домой, она сказала, что в „Теско“ было слишком много народу, поэтому вернулась в „Асда“ — у нее с собой и правда была куча пакетов с продуктами. Думаю, она увидела, что я за ней слежу, но, когда обо всем ей рассказал, она ответила, что мне нужно к врачу и предложила записать меня на прием. Врач назначил мне какие-то таблетки.

В тот вечер я просматривал наши свадебные фотографии и заплакал. Зоуи проснулась, и я сказал ей, что не смогу жить без нее и детей. Она ответила, что не придется. Я же сказал, что так и будет, потому что она меня больше не любит. В ответ я услышал, что она очень устала и хочет вернуться в кровать. Я пошел на кухню и все никак не мог перестать плакать. Я снова и снова прокручивал все у себя в голове, но никак не мог придумать, как со всем разобраться. Я лег спать в четыре утра, а будильник зазвонил в шесть. Я разбудил Зоуи и сказал, что хочу с ней поговорить. Она ответила, что устала. Я сказал, что заварю чай, и пошел на кухню.

Я поставил чайник и зачем-то засунул в рукав халата кухонный нож, после чего вернулся в нашу спальню. Я снова разбудил Зоуи и сказал ей, что не могу жить без нее и что убью себя. Я достал нож и приставил его себе к животу. Она слегка улыбнулась. Это была почти ухмылка. Она сказала: „Только не надо винить в этом меня“. Она присела на кровати, и я вонзил ей нож в живот. Она легла и тяжело задышала. Я встал и стал ходить кругами. Потом я взял трубку телефона у кровати и позвонил матери. Сказал ей, что зарезал Зоуи.

Не помню, что она ответила. Я повесил трубку и лег в кровать — Зоуи спала. Я поцеловал ее и сказал, что теперь мы будем вместе. Я приставил нож себе к животу и попытался вонзить его. У меня не получилось. Пришлось подвинуть его выше. Затем я воткнул его и почувствовал, как он вошел. В этот момент зазвонил телефон, а во мне все еще торчал нож. Я взял трубку. Это была моя мать, и я сказал ей, чтобы она поспешила. Я выронил трубку и лег на кровать рядом с Зоуи.

Следующее, что я помню, — это свою мать, стоящую передо мной, а потом не помню ничего до следующего дня, когда пришел в себя в больнице.

Мне сказали, что Зоуи нанесли несколько ножевых ранений, но я помнил, что ударил ее только один раз.

Я помню ее взгляд, выражение лица, когда она сказала: „Не надо меня винить“. В тот момент я осознал, что ей наплевать, зарежу я себя или нет. Я правда не думаю, что ей было до этого дело…»

Тело Зоуи закатили в секционную, и работник морга посмотрел на меня.

— Никто не может понять, — сказал он, — как этот тип может продолжать настаивать, что ударил ее ножом только один раз.

Я приподнял простыню. Зоуи была привлекательной женщиной за сорок. Ее тело было усеяно ножевыми ранениями.

— Да больной он, вот как, — сказал единственный присутствовавший полицейский. — Мы думаем, что он отделается неумышленным убийством.

Многие полицейские считают наказания за неумышленное убийство недостаточно суровыми. Другие видят в нем лазейку, через которую слишком часто удается проскользнуть преступникам, имитирующим безумие.

Работник морга сказал:

— Полагаю, ему нужно найти лишь сговорчивого психиатра, который признал бы его сумасшедшим и…

— …и это сразу неумышленное убийство. Года два, и он на свободе, — согласился полицейский. — Ну вот зачем ему ее убивать? Что плохого в разводе? Живут в достатке, оба хорошо зарабатывают. Двое детей…

— Мать умерла, отца посадят — что теперь будет с этими детьми? — с грустью спросил работник морга. Мы лишь покачали головами.

Зоуи умерла две недели назад. Это было уже второе вскрытие. Первого судмедэксперта для осмотра тела обычно вызывает полиция, и он почти всегда выступает в суде экспертным свидетелем обвинения. После того как обвинения выдвинуты, адвокаты защиты, как правило, просят о повторном вскрытии. Насколько же оно отличается от первого. В секционной намного тише и спокойнее, потому что обычно на нем присутствует только один полицейский, а иногда и вовсе только я и работники морга. С момента смерти прошло намного больше времени, и тело, в каком бы холоде его ни держали, все равно продолжает разлагаться. Могли быть сделаны новые разрезы, а иногда важные органы изымают для изучения специалистами — так, у трупа запросто могут отсутствовать мозг или сердце.

Я уже изучил фотографии спальни Марка и Зоуи. Они были состоятельной парой специалистов. Комната была просторной, в ней царил порядок. У кровати аккуратно стояла пара пушистых тапочек, а на туалетном столике на маленьких подносах была разложена косметика. В постели между тем был бардак. Одеяло наполовину лежало на полу, а покрывала были скручены, словно попали в торнадо, и были так сильно залиты кровью, что некоторые казались полностью красными. Зоуи, одетая в светлую пижаму, лежала в неуклюжей позе. Одна ее рука была вытянута, другая частично прикрывала тело и затылок. Положение ее тела говорило о том, что она боролась за свою жизнь.

Первым делом я должен был осмотреть ее, чтобы подтвердить результаты, полученные коллегой. Между двумя судмедэкспертами могут возникнуть разногласия относительно связанных со смертью медицинских фактов, но это большая редкость. Таким образом, от судмедэксперта защиты требуется заново пересмотреть все факты, держа в голове альтернативную версию событий.

Мне удалось найти все описанные в отчете раны. Одна рана в шею, три в переднюю часть груди, четыре в заднюю часть груди, две в ноги и семь в руки. Кроме того, из-за посмертных изменений, произошедших уже после первого вскрытия, на ногах, руках и спине Зоуи появились новые синяки. Ничего хорошего защите они не сулили.

Я восхитился искусными разрезами своего коллеги и аккуратными швами работника морга, призванными скрыть повреждения от родственников, когда те придут проститься с телом. Мне ничего не оставалось, кроме как сделать прямо по ним повторные разрезы, чтобы вскрыть живот Зоуи. После следов первого вскрытия было сложно оценить внутреннюю траекторию ран. Тем не менее я заметил порезы на позвоночнике и ребрах, которые указывали на то, что нож пронзил тело с огромной силой.

В своем отчете о вскрытии я согласился, что смерть, наиболее вероятно, вызвана проникающими ранениями сердца, аорты, печени и селезенки. Также я добавил, что два ранения легких потенциально смертельны.