Его руки были жестокими, а хватка неумолимой. Он рвал на мне одежду, кричал в лицо, врываясь в меня с таким насилием, что казалось, будто это был не мужчина, а монстр. Я пыталась бороться, но он был сильнее. Его тело навалилось на меня, его лицо было перекошено от ненависти.

Чтобы я не брыкалась, я меня обрушился первый удар. В этот раз от не трогал мое лицо. Удар следовал за ударом, каждый новый приносил с собой невыносимую боль. Я слышала собственные крики, видела, как комната расплывается перед глазами, как всё погружается в хаос. Мой мир рушился прямо здесь, в этой комнате, где раньше было так много тишины и холода. Теперь здесь царила ярость и насилие.

Его член ворвался в меня, разрывая изнутри.

— Ты ничтожество! — кричал Дмитрий, его лицо было искажено ненавистью, как будто он уже не человек, а чудовище, охваченное яростью. — Нравилось с ним трахаться, а⁈ Отвечай! Нравилось?

Каждый его толчок в меня вызывал омерзение. Каждое прикосновение его тела, и я ощущала, как холод проникает внутрь и обволакивает сердце. Это становилось все более невыносимыми, а время тянулось, как густая патока.

Я перестала кричать, осознав бессмысленность сопротивления. Моя душа опустела, от боли и отчаяния я перестала чувствовать своё тело. В тот момент я потеряла себя, как будто всё, чем я когда-то была, разрушилось под натиском этой жестокости.

Когда всё закончилось, Дмитрий поднялся с меня и посмотрел с удовлетворённой усмешкой.

— Теперь ты будешь знать своё место, — он прошёлся по комнате, поправляя одежду, как будто это был просто деловой разговор. — Никто не поверит тебе. Ты всего лишь марионетка, Анна. И я всегда буду контролировать тебя.

Я лежала на полу, не в силах пошевелиться. Каждая часть моего тела болела, а внутри была пустота. Я чувствовала, что не могу дышать, как будто сам воздух стал плотным и невыносимым.

Последнее, что я услышала, прежде чем потерять сознание, были его шаги, удаляющиеся по коридору. И затем тишина. Абсолютная и жуткая.

Когда я открыла глаза, то почувствовала сильную боль во всём теле. Голова пульсировала, как будто в неё вбивали тысячи игл, а ребра, казалось, ломались от каждого вздоха. Мир вокруг был размытым, как будто я плыла в мутной воде, и только холодные белые стены палаты напоминали о реальности.

Я в больнице.

Слабость охватила меня, а мысли путались. В голове всплывали обрывки воспоминаний: крики Димы, его безумные глаза, холодный пол подо мной… Я попыталась сесть, но тело не слушалось, и я лишь тихо застонала от боли. Всё, что я могла сделать, это оставаться в неподвижности и ждать. Но чего? Я не знала.

Вдруг дверь палаты медленно открылась, и в комнате появился Леша. Его взгляд был полон тревоги и сострадания. Он замер на мгновение у входа, как будто пытался осознать, что я здесь — сломанная, избитая, в больничной кровати. Его лицо побледнело, а челюсть сжалась, как будто он сам чувствовал мою боль.

— Анна… — его голос дрогнул, когда он медленно подошёл к кровати. Он присел на край, бережно взяв мою руку в свои. Его прикосновение было таким мягким, теплым и приятным, но я убрала свою ладонь.

— Ты использовал меня? — прохрипела я.

— А ты меня нет? Лекарство, — усмехнулся он. — Но на самом деле все не так, как ты думаешь, Анчоус.

— Откуда ты знаешь? — нахмурилась я. — Так называл меня мой друг детства. Леха… — мои глаза округлились.

— Лепеха, — закончил мужчина.

Моя голова закружилась. Детские воспоминания вдруг всплыли в памяти. Лето, старый дом прадеда, бесконечные игры с мальчишкой, который всегда был рядом. Тёплые, забытые сцены вновь оживали перед её глазами.

— Я увидел тебя на пресс — конференции Соколова и сразу узнал, словно не прошло всех этих лет, а потом наша встреча на благотворительной выставке стала просто подарком судьбы, — пока Леша все рассказывал, он снова взял мою ладонь и поглаживал ее. — Отец давно хотел, чтобы я пошел по его стопам, но как непослушный подросток, я продолжал рисовать. Помнишь ту картину? Уверен, что она показалась тебе знакомой, потому что это тот мост из деревни, — Леша глубоко вздохнул, переводя дыхание. — Когда я увидел твое состояние в тот день все внутри меня захотело одного — защитить тебя. Я сделал это, чтобы помочь тебе, Анна. Мне казалось, что если я окажусь в этой позиции, то смогу защитить тебя, дать тебе возможность уйти от Дмитрия… Не хотел, чтобы ты узнала об этом так, как узнала.

— Ты должен был мне рассказать все сразу, — прохныкала я. — Из — за тебя все пошло косо и криво.

— Меня? — удивился Леша. — Из — за меня⁈ — он вскочил и метнулся к окну. — Аня! Ты меня без ножа режешь! Неужели ты хочешь вернуться к этому уроду⁈

— Я тебе уже говорила, — выдохнула я. — Так надо.

— Ты что — то недоговариваешь, — прищурившись посмотрел он на меня.

— Он меня больше не тронет. Я нужна ему на дебатах…

Место, которое я называла домом встретило меня холодом, словно стены сами отвернулись от меня. Внутри было странно тихо, не тот тихий покой, который бывает в доме, когда всё на своём месте, а пустота, будто этот дом больше мне не принадлежит.

Шагнув через порог, я огляделась. Мои вещи исчезли, словно меня здесь никогда не было. Там, где раньше стояли мои книги, фотографии и памятные мелочи, теперь лежали какие-то безликие, новые предметы. Всё выглядело чужим, как будто кто-то перестроил мой мир без моего разрешения.

И вот она — Ольга, сидела за нашим столом, по-хозяйски раскладывая бумаги. Даже не обернулась, чтобы посмотреть на меня, хотя я видела, что она заметила мой приход. Её присутствие было подавляющим, уверенным, как будто это её дом, а не мой.

— О, ты вернулась? — её голос был безразличным, спокойным. Никакого удивления, словно так и должно быть.

Я почувствовала, как моё сердце провалилось куда-то вниз. Она ведёт себя так, будто всё здесь принадлежит ей. Мне не нужно было задавать вопросы, но всё-таки я произнесла:

— Что здесь происходит?

Ольга наконец подняла на меня глаза и лениво усмехнулась.

— Ты ведь знаешь, Анна. Всё изменилось. Дмитрий решил, что теперь это наш дом, — она подчеркнула слово «наш» с таким удовольствием, будто ставила меня на место, на роль посторонней.

— Дом… ваш? — повторила я с трудом, словно слова давались через силу.

— Да, наш, — пропела она. — А теперь здесь всего лишь… помощница. Димочка сказал, что ты должна выполнять любой мой каприз, — она демонстративно погладила себя по животу.

Гнев начал подниматься во мне, но мне казалось, что воздух вокруг стал тяжёлым. Меня словно обволокло чувство несправедливости, унижения. Как всё могло зайти так далеко?

Они сидели вместе в гостиной, прямо напротив меня, демонстративно обмениваясь взглядами и жестами, словно я была невидимой. Дмитрий, которого я когда-то знала, теперь был другим человеком, словно не замечал моей боли. Он сидел рядом с Ольгой, его рука нежно лежала на её колене, а она, облокотившись на его плечо, легонько водила пальцами по его руке, будто это было для них естественным и привычным.

Каждое их движение было продуманным, как будто они специально пытались выставить меня на посмешище, подчеркнуть, что моё место теперь — на обочине их жизни. Ольга время от времени тихо хихикала, касаясь Дмитрия губами на щеке или шепча что-то ему на ухо. Он в ответ улыбался — не той сдержанной улыбкой, которую я помнила, а какой-то новой, полной самодовольства и власти.

Я сидела неподвижно, не в силах отвести взгляд от этой сцены. Каждый их жест, каждое прикосновение прожигали меня изнутри. Ольга специально выбирала такие моменты, чтобы ловить мой взгляд, словно проверяя мою реакцию. Она наклонялась к нему ближе, её волосы скользили по его плечу, и, не отрываясь от его лица, она посматривала на меня с той же холодной усмешкой, что и в первый день моего возвращения.