— Ты умная и красивая.

«Попа так себе, у Классной Попки лучше была».

— Это комплимент? — София извернулась у меня в руках, оказавшись лицом ко мне.

И мы занялись любовью ещё раз.

— Ты надолго на Люблине? — Спросила София позже.

— Не знаю. До конца концерта точно.

— А потом? Служба зовет?

— Ну, что-то вроде.

— Так ты все же офицер царской охранки?

— Нет, что ты. Я студент Института, у нас свои правила.

— Вот поэтому я предпочту нанять искусника, чтобы обучал меня он, а не оказаться в вашем Институте.

Я провел рукой по её бедру, погладил упругий животик, грудь.

— Ты очень красивая.

— Мирослав, ты уже это говорил! Красивых девушек у нас много, нужные биомехи стоят не дорого. Улучшать разум куда как сложнее.

— А что вы используете?

— Аналог Танцора Плоти, с жестко заданными характеристиками. Их производят в Царских мастерских, по лицензии для Люблина. Потому все девушки плюс минус одинаковые. Настоящие Танцоры Плоти у нас не встречаются.

— У Завадского же был!

— У Завадского было изделие Царских Мастерских.

— Ты уверена?

— Абсолютно, личный искусник моего отца просканировал его, по моей просьбе. Сходящий с ума Индик, слабенький Щит, Универсальный Эффектор, взломанный Индиком, и Танцор Плоти, сделанный на Китеже. Только Сердце Пламени — настоящее.

— Странно.

— Ничего странного. Законы Люблина строги, артефактов Архитекторов у нас почти не встречается. Считается, что артефакты Архитекторов слишком опасны, потому Светлое Царство ограничивает их распространение. Атомные Манипуляторы, Сияние Разума, Танцоры Плоти — запрещены что в Светлом Царстве, что у нас, на Люблине. Запрещены для частных лиц.

— Надо просто уметь ими пользоваться. — Буркнул я.

— Тем не менее, никто не хочет проблем с законом. Знаешь, когда я решила немного усовершенствовать своё тело… — София погладила себя по груди моей рукой, — я получила одно не очень приятное предложение.

— Какое же? — Насторожился я.

— Ты же знаешь, чем отличаются Танцоры Плоти Архитекторов от тех, которые производят сейчас?

— Нет.

— Артефакты, которые изготавливаются сейчас, не имеют возможностей к развитию. Как поставили, так и будет, функции их не меняются. Иное дело — изделия Архитекторов, где каждая мелочь может развиться в могущественный биомех.

— Я не знал.

— Ну, вот теперь знаешь, за что ценят биомехи Архитекторов. Достать их не просто, особенно изделия нулевых циклов, которые не убьют и не сведут с ума. Биомехи нулевого цикла менялись на государства, Мирослав!

«Она права». Сказал Миро.

София задумалась, говорить дальше или нет.

Я не торопил.

— Когда я задумывалась об усовершенствовании своего тела, — наконец сказала София, — со мной связался один человек, которого я раньше не видела. И предложил мне внеуровневое Ядро Изменения Архитекторов нулевого цикла в обмен на некие, как он утверждал, формальные клятвы на личной силе. Я почти что согласилась. А потом решила изучить вопрос.

«Умная девушка! Хотя и не с такой классной попкой!»

— И?

— Те клятвы — лишь первый шаг на пути к такому же поводку, на которых сидят твои женщины. Рабская метка. Представляешь, кто-то решился на то, чтобы поставить рабскую метку мне, наследнице рода Духовых! Я возмутилась, к тому человеку направились наши дружинники. Их тела развесили на хлебных деревьях к вечеру, а человек пропал.

— Темное Солнце?

— Нет, что ты. Люблинское Темное Солнце является бледной тенью той организации, которая существует на иных планетах. Им не под силу провернуть такое.

— Ну, бесплатный сыр бывает в мышеловке! — Я подумал про Киру.

Ей когда-то сделали похожее предложение, и она согласилась.

— Мирослав, дело не в редком артефакте, который воистину бесценен. Мне поставили попроще, кстати. Дело в том, что такое предложили — мне! Представляешь, что сделал бы отец, когда заметил во мне рабскую метку? Поднялись бы все, и Бербешевы, и Влажины. Такое не прощают.

— Эм… А он заметил бы?

— Рано или поздно, да. И добрался бы до человека, который это сделал. А тот человек совсем не боялся гнева рода Духовых. Подумай, кто это мог бы быть? Очень серьёзно подумай.

«Интересно».

— А как ты считаешь?

— Я не знаю. — Ничуть не изменила тон София. — Думай сам, кто этим может заниматься.

— Какой-нибудь боярский род из Светлого Царства?

— Мирослав, мощь всех боярских родов Люблина, против даже Верхнего рода Светлого Царства? Моя бабушка, Мария Светлова, мать правящего монарха, Бориса Второго. Думаешь, царь помиловал бы хоть кого, если бы за меня попросила его мать?

— Вот не знаю.

— И я не знаю, кому мы настолько перешли дорогу, что нам нужно было мстить так. Думай сам, Мирослав, я не хочу об этом говорить. И давай спать. Ты очень теплый, кстати. Дай я к тебе прижмусь поближе…

«Миро?»

«Будем думать».

Да, хвост-то мы поймали, но вот на другом конце его оказался даже не тигр, а некий динозавр. Чудище пока что не замечает копошение сзади, однако внимание его привлечь легко, достаточно просто посильнее дернуть.

«Именно». Сказал Миро. «Может, все же Гардарика? Вещь и там петь сможет».

«Ну…».

«Ладно, давай так. Нам нужно Сияние Разума».

«А где мы возьмем Сияние Разума?»

«В нашей мастерской на Китеже есть одно. Первый уровень, нулевой цикл. Обратись к Боярину, пусть тащат сюда срочно!»

«С утра?»

«Нет, прямо сейчас. Нельзя рисковать».

Осторожно подвинув спящую Софию, я потянулся за телефоном.

Святополье встретило нас радостно.

Огромная площадь между городом и морем забита народом. Взмывают в небо длинные плети салютов, взрывается весельем группа разогрева на сцене, мерцают разноцветные огни. Вдалеке, за толпой, чернеет море, на волнах скачут яркие отсветы прожекторов.

Сцена, собранная из металлических ферм, обращена в сторону суши. Торчат прожекторы, таятся между ними ящики усилителей, рабочие поспешно соединяют последние кабели.

Долгий забор, ограничивающий поле, и ещё один, в десятке метров от первого. Меж заборами прохаживаются крепкие парни в рабочей одежде, вооруженные дубинками. Дружина Трудового Союза.

За забором редкая цепь полицейских, с прозрачными щитами и шоковыми дубинками.

Толпа встретила Милу овациями.

— Здравствуйте! — Усиленный энергией голос Милы разнесся над головами людей, и разбился о стены старых построек. — Вас сегодня так много! С чего начнем? Ну-ка, говорите!

— О любви! — Крикнула девушка, сидящая на плечах здоровенного парня в парусиновой куртке. — Люда, о любвииии!

— Люда!

— Люда!

— Хорошо! — Мила чуть отступила назад. Откинул микрофон в сторону, раскинула руки, расправила Крылья.

И начала петь.

— Мирослав, ты тут? — Рядом со мной на трибуне оказалась Ева Влажина.

— Конечно, где же мне ещё быть. — Пожал я плечами.

— Ты такой молодец, что привез сюда Милу…

— Мирослав? — С другой стороны от меня возник неприметный мужчина в серой куртке и алой повязке на рукаве. — Ваше Сиятельство, Войцех Раковский просит вас подойти к посту охраны. Я провожу.

— Ну, пойдем.

Ева недовольно нахмурилась, но мне было все равно.

Пост охраны располагался за трибунами. Несколько палаток, сложенные горкой ящики, на которых отдыхали дружинники Трудового Союза.

Меня проводили за стену из ящиков, в закрытый уголок.

Два дюжих дружинника держали за плечи сутулого мужичка в мятой толстовке с капюшоном. Мужичок старательно смотрел вниз, пряча лицо. На ящиках сидело ещё двое дружинников, с дубинками.

Сергей Бельский оказался тут же, в компании незнакомого полицейского полковника и генерала Казимира Хойнацкого.

— Вадик, говори! — Распорядился мой провожатый.

— Вот! — С кривой улыбкой сказал левый дружинник, отвешивая сутулому лёгкий подзатыльник. — Мы его сразу приметили, в городе ещё!