И вот сейчас Моти порадовался тому, что забавные рисунки Ширли (с помощью одного из анонимных компьютерных дизайнеров «Лулиании», приятеля Моти) нашли вторую жизнь в его программе. А ведь действительно отлично вышло! Справедливости ради надо признать: он просто попросил у дочки рисунки, даже не сказав, где собирается их использовать. Моти решил, что гораздо лучше сделать дочке (а заодно и мальчишкам) сюрприз: пусть Бубале увидит своих весёлых облачат уже на виртуальном небе готовой «Цедефошрии». Что-то тогда близнецы скажут?! Это уж точно: больше «маленькой дурочкой» не посмеют её называть!..

Общий фон становился всё темнее, радужные блики и весёлые облачата, имеющие вид смешных зверушек, постепенно сгустились в мрачные тучи, а затем и вовсе исчезли, поглощённые чёрным беззвёздным небом, вселенской пустотой. Внезапно загрохотали то ли литавры, то ли фанфары Арпадофеля, незаметно вполз прямо в нервы круто скользящий вниз вкрадчивый, нестерпимо-скрежещущий звук, как будто легонько провели железным бруском по зубьям пилы. «Так и есть — это он, «самый потрясающий силонокулл-пассаж гениального Ад-Малека» — по словам моих мальчишек!» — подумал Моти, содрогаясь и морщась, как от острой зубной боли — и тут же испугавшись своей подсознательной реакции.

Одновременно вспыхнула ярко-зелёная, переходящая в молочно-белую, слепящая молния, напомнившая Моти левый косой глаз Куби-блинка. Из-за поворота (словно бы резко перевоплотившись из облачат-зверушек) вывалились оскаленные, кривляющиеся морды неведомых чудовищ. «Ну, это уже сработал дизайнер Пительмана, — подумал Моти, и его радость от вида смешных и задорных весёлых облачат Ширли померкла. — У этого парня эстетический принцип — в духе струи». В сердце впервые закралось сомнение — правильно ли он сделал, что подкинул дизайнерам Пительмана и Арпадофеля идею дочкиных рисунков?

В нижней части экрана, на внутренней поверхности ракушки, возник знакомый кубик с точками на каждой грани — от одной до шести; он на глазах превращался в нагловато вихляющий многогранник с множеством разноцветных пульсирующих граней, в основном тёмных оттенков. Число точек стремительно росло, многогранник закрутило в силонокулл-тарантелле — этакое быстро растущее нечто, того и гляди! — всосёт в себя весь экран. Послышалась песня «Из туманных спиралей», но её сопровождал уже не хор нежных колокольчиков, а рассыпающий трели бутылочного боя ботлофон, творение бутыле-вдохновлённого Куку Бакбукини. С каждой синкопой число граней этого таинственного нечто с пронзительным сверканием резко возрастало — и в такт гремел ботлофон: «Изваяно нечто!.. нечто!!.. нечто!!!..» И вдруг!.. Под визжаще-царапающий (как железом по стеклу) стремительный пассаж силонофона нечто превратилось в оскаленную, усеянную бесчисленными зубами морду с огромным количеством глазок, мерцающих всеми оттенками зелёного… Их цвет то плавно, то скачком переливался в темнеющий жёлтый, а под конец — в жутковатый молочно-белый.

Непонятно было, где глаза, а где зубы — одни словно бы перетекают в другие.

Моти снова представил на месте этой морды широкий блиноподобный лик куратора в стадии зловещего покраснения. В голову забрела шальная мысль: классно было бы изобразить таинственное нечто в образе Арпадофеля собственной персоной. А вдруг ему бы понравилось! Или совсем наоборот?.. От этой крамольной мысли учащённо забилось сердце, сбилось дыхание. Да только… кто на такое осмелится, какой художник-дизайнер в «Лулиании»?!.. Моти тряхнул головой, отгоняя нечаянную мысль, и удовлетворённо качнул головой: страшноватенько, зато — как должно привлекать юных элитариев!.. То, что боссы прописали!

Резким нажатием клавиши мышки он подбросил чудовищное нечто, и тут же пальцы принялись стремительно перебирать клавиши со стрелками. Нечто подскакивало — и падало, и снова подскакивало — и падало, казалось, одной и той же гранью вверх.

Моти не успел понять, как это получилось, но вдруг, на десятое-двенадцатое падение, эта грань начала разрастаться, и во весь экран высветилась, мерцая, многозначная цифра (на фоне которой подсознание нарисовало сладко ухмыляющийся лик… Тима Пительмана! — с чего бы это?).

Моти послал грань с цифрой в пасть одному из чудовищ, туманно снующих по периметру экрана под вкрадчивый скрежет силонофона и громыхающие синкопы ботлофона. Покуда одно из чудовищ, извиваясь, ловило нечто, широко раззявив пасть, прочие оскаленные морды расплывались и исчезали, в в центре экрана распахивался новый поворот лабиринта. Ботлофон нервически погромыхивал что-то вроде аккомпанемента мелодии «Сидишь на облаке». Если высвеченная на экране цифра была слишком мала, или не удавалось с трёх попыток закинуть нечто в какую-нибудь пасть, врезался силонокулл-пассаж — завинчивание железного бесконечно-длинного болта в стеклянную или металлическую бесконечно-толстую стенку, — сопровождаемый дьявольским хохотом. (У Моти мелькнуло мимолётное воспоминание об этом: мальчишки дома какой-то диск прослушивали.) Ну, конечно: не так давно Миней намёком подал идейку подчинить этот колоритный хохот соответствующе организованному над-ритму и над-мелодической картине. «Хо-хо-пассаж» — так назвал это Мезимотес. Да уж! «Хо-хо-пассаж»! — это ново, свежо, необычно!

Арпадофелю с его фанфарическим вкусом непременно должно понравиться!.. И вот — результат!..

Хищная гримаса чудовища более всего впечатляла косящим, шныряющим туда-сюда левым глазом, испускающим белесовато-зеленовато-багровое зарево. «О! Вот вам и Куби-блинок, собственной персоной! Слегка подработать образ — и… полнейшее сходство!» — подумал Моти с бесшабашной язвительностью. Чудовище смачно выплёвывало нечто, и экран подёргивался лёгкой рябью, сопровождаемой пассажем стиральных досок ихних бабушек. Уже пройденный завиток лабиринта разворачивался в попятном движении. Снова замелькали, заплясали, закружились в весёлом танце радужные блики и облачата-зверушки. Сработал-таки Закон Окривевшего Кольца!..

Начинался как насмешка, а воплотился в такой страшненькой виртуальной форме!..

Значит, надо снова выбираться из этого завитка и по-новой проходить весь путь.

На пройденном, казалось бы, пути появляются новые крутые и резкие повороты, для преодоления которых необходима почти нечеловеческая скорость пальцев на клавишах со стрелками. Моти, не замедляя движения пальцев, ухитрился немного помассировать уставшую руку. Подобная ситуация повторялась несколько раз, снова и снова отбрасывая Моти назад, всё ближе и ближе к устью «Цедефошрии», от которого он, по его расчётам, уже должен был отойти на порядочное расстояние…

Ох уж, этот Закон Окривевшего Кольца! Этот термин пришёл Моти в голову во время одного из кофейно-рабочих совещаний в кабинете-беседке босса Мезимотеса, куда заглянул Арпадофель. По выражениям лиц руководства Моти сразу же понял, что это, придуманное им ради смеха, название: окривевшее кольцо — отлично вписалось в громоздкие и запутаные игры в терминоманию, захватившие «Лулианию» с появлением загадочного Кобы Арпадофеля.

И то правда! — чем это окривевшее кольцо хуже той же струи подобающей цветовой гаммы, о которой в последнее время, особенно после Дня Кайфа, слишком много и взахлёб начали вещать все источники информации Арцены?! Помнится, боссы с радостью подхватили его окривевшее кольцо, а теперь широко пользуются этим выражением в научных докладах. Правда, выплёскивать это словосочетание в массы они посчитали несвоевременным.

Наконец, Моти всё-таки преодолел половину намеченного маршрута и увидел на экране огромный спиральный завиток лабиринта, услышав заунывную, навевающую чувство безнадёжности композицию, исполняемую дуэтом ботлофона и силонофона: словно вой голодных волков раздавался из дальних глубин непроходимой чащи леса (а может, это, наконец-то, увязала в засасывающей, жуткой трясине собака Баскервилей?). На абсолютно чёрном фоне экрана ничего не просматривалось, кроме уныло мерцающего завитка мутноватого светло-грязного оттенка. В следующий миг новое многогранное нечто извернулось и вывинтилось из недр завитка и разрослось во весь экран. Вокруг в бешеном хороводе закружились ухмыляющиеся, причудливо искривлённые рожи гибридов змей, крокодилов, вурдалаков. Моти глядел на них и думал: «И кто это с такой изобретательностью придумал образы и манеры поведения этих чудовищ? Однако, богатое воображение у художника, приятеля Тимми!..» Тряхнув головой, Моти резко нажал клавишу мышки, и порядком уставшие пальцы снова лихо забегали по клавишам со стрелками. Всё повторилось… Моти отбросил многогранник в морду ближайшего… э-э-э… вурди-змея (так Моти про себя обозвал эту помесь змеи с вурдалаком), но тот с брезгливой гримасой отфутболил его обратно. Цифра, высвечиваемая на многограннике, разрасталась и вращалась сверкающим волчком под бешеную силонокулл-тарантеллу, напоминавшую вкрадчивый скрежет гигантской пилы, перепиливающей огромные куски железа, под аккомпанемент аккордов, напоминающих выстрелы и взрывы одновременно…