Неожиданно для себя самого Ирми, сделал ценное открытие, которое оказало влияние на дальнейшее развитие событий. Когда фанфарисцирующий голос заводил очередной набор не несущих никакой информации фраз (порядок которых, как почти сразу заметила молодёжь, постоянно менялся), и в тот же момент вкрадчиво вступал режущий слух силонофон, Ирми начинал шептать слова какого-нибудь псалма, и ему становилось легче. Не так мучила дурнота, головная боль отступала, да и силонофон словно бы удалялся, затихая и как бы вывинчиваясь.

Естественно, он об этом сказал сначала и без того пострадавшему от лекций Гидону, и сразу же за ним — Максиму. В конце рабочего дня Ирми и Максим поймали Бенци в коридоре: «Нужно поделиться одним интересным наблюдением. Я вас подброшу домой на машине…» — «Спасибо, Ирми…» Когда они садились в машину, Ирми внимательно её осмотрел, чтобы удостовериться, что нигде не установлено скрытых прослушек. Он даже отключил радио, зато включил магнитофон, вставив кассету со своими любимыми спиричуэлз, при этом шёпотом произнеся: «Я уже не знаю, что они будут по этому радио передавать, а вдруг и там начнут фанфарировать что-нибудь столь же осмысленное… В магнитофон они, я надеюсь, ещё не умеют забираться… Ну, и… Спиричуэлз — это не хазанут, не хасидский рок, никто не придерётся…» — криво усмехнулся Ирми. Максим, напротив, необычайно серьёзно посмотрел на Бенци и кивнул. «Ну, что ты, Ирми! Что вы, мальчики! Ну, у Максима русский опыт… Но ты, «американец»!» — «Мы все скоро обзаведёмся русским опытом…» — пробормотал Ирми, глянув на Максима. — «Я понимаю… Куби-блинок с Тумбелем вас, да и нас всех достали! Но не до такой же степени!» — пожав плечами, мрачно ухмыльнулся Бенци. — «До такой, Бенци, именно до такой. Помяните моё слово…» — и Ирми передёрнуло. Когда машина тронулась с места, Ирми, оглянувшись по сторонам, заговорил: «Вы знаете, Бенци, кажется, есть способ хоть как-то смягчить влияние фанфаротория. Даже не знаю, как мне это пришло в голову. В какой-то момент я начал со страхом ждать очередного приступа дурноты и головной боли и тут… начал шептать псалмы, а потом — «Шма». И мне стало гораздо легче. Наверно, надо всем попробовать то же самое!..» — «Или хотя бы тем, кто поверит в этот способ», — прибавил Максим. — «Хуже не будет». — «Ага…

Только чтобы этот тип ничего не заметил», — снова шёпотом вставил Максим. — «Может, защита сработает, если каждый будет про себя говорить свой любимый псалом», — предложил Бенци. — «Да, наверняка», — заключил Ирми.

Машина Ирми въехала на уютную тихую улицу, где жили Дороны. Перед выходом из машины Бенци, впервые улыбнувшись после сегодняшней лекции, сказал: «Молодцы, ребята. Нужно исследовать это явление, мне уже интересно! Я понимаю, что такую возможность эти мерзавцы нам предоставят. Давайте так… Вечером я переговорю с Гиди, остальным просто посоветуем читать псалмы, и ни слова о наших планах. Я ещё не знаю, с какого конца начать. Как что придумаете, скажите… Но — больше никому! Дело очень серьёзное… Меня-то и убеждать не надо». Бенци вышел из машины, сердечно пожав руку Ирми, не заметив, что у калитки стояла Ренана, во все глаза уставившись на Ирми.

Прощаясь с ребятами, Бенци тихо сказал Максиму: «Кстати, а не хотите Ноама привлечь? У него светлая голова и золотые руки!» — «А он и так в деле!» — улыбнулся Максим, помахав рукой сияющим близнецам, которые тоже появились за спиной сестры. Машина Ирми тихо отъехала от дома Доронов, при этом он ласково улыбнулся Ренане, смущённо поглядывавшей на него от калитки, и незаметно помахал ей рукой.

Бенци стоял и задумчиво смотрел ему вслед. В ушах звучал тихий низкий голос Ирми:

«А тебе не показалось, что силонофоны — генераторы поля звуковой агрессии, которое нам внедряют в сознание?..» Бенци не мог с ним не согласиться: «Давно показалось, просто сейчас для такой уверенности ещё больше оснований».

Отцы ели кислый виноград…