Внимание Ширли привлекло не совсем обычное зрелище. Посреди широкой дорожки нёсся высоченный, широкоплечий бородатый взрослый парень на странной помеси коркинета с необычным скейтбордом, имеющим форму гигантского вогнутого овала. Он широко улыбался озорной улыбкой, его ярко-синие глаза по-мальчишески сияли. Если бы не борода, так и могло бы показаться: мальчишка, увеличенный до габаритов очень крупного взрослого мужчины, дорвался до любимого развлечения — и теперь демонстрирует всем вокруг виртуозное владение невиданным устройством. Он выделывал на нём почти балетные пируэты, недоступные ни обычному коркинету, ни обычному скейтборду. Кудрявую светло-русую гриву наездника венчала глубокая чёрная с фиолетовым отливом вязаная кипа, лохматая, светло-золотистая борода живописно дополняла картину.
Ребят словно сдунуло к обочине, чтобы освободить место удивительному наезднику; множество глаз уставились на него с восторженным изумлением. А тот, словно не замечая пристального внимания к собственной персоне, кружился волчком, носился крутыми зигзагами. И вдруг… подпрыгнул, пролетел метр или больше — и мягко приземлился. Мягко затормозил и оторвал руки от руля, торжествующе подняв их вверх. Тут же возле него, непонятно откуда, возникли два парня. Один — тщедушный бледный блондин, второй высокий, темноволосый, худенький, на лице которого выделялись огромные, похожие на чёрные маслины, глаза. Ширли как бы сфотографировала эти удивительные глаза и тут же забыла о них, поглощённая происходящим. Парни с силой хлопали гиганта по плечам (оставалось только удивляться, как маленький блондин доставал — очередной акробатический этюд?), и при этом все трое радостно ухмылялись.
Ширли, раскрыв рот, уставилась на озорного гиганта-наездника. Но его уже окружила и почти заслонила от неё толпа восторженно орущих ребят. Всё же она успела схватить взглядом, как кудрявые медноголовые близнецы-подростки с гитарами приблизились к нему вплотную, и тот улыбнулся им, как добрым знакомым, хлопнув одного за другим по плечам, так что они присели и тут же упруго выпрямились, продолжая ухмыляться. Но тут уж всю картину от неё окончательно заслонили головы и плечи. Ширли вспомнила, что утром папа обратил мамино внимание на близнецов с гитарами, кажется, сказав, что они сыновья того самого его коллеги, который поспорил с боссами. Мама в ответ выразила своё неудовольствие их поведением, хотя Ширли решительно не понимала, что они делали не так. Эти мысли туманным облачком пронеслись в её голове и рассеялись — она жадно впитывала происходящее.
Близнецы тронули струны гитары и заиграли незнакомую Ширли задорную, красивую мелодию. Один из них звонко запел мальчишеским красивым голосом. Рядом с близнецами оказалась поразительно похожая на них полненькая высокая девочка, ровесница или чуть постарше Ширли, за её юбку цеплялась худенькая малышка, как видно, её младшая сестрёнка. Обе девочки были в длинных джинсовых юбках с одинаковой вышивкой, они широко и радостно улыбались, старшая девочка звонко хлопала в ладоши.
Ребята, плотно окружив всю компанию, подпевали солирующим близнецам, весёлая толпа направилась в сторону пляжа, где дотлевали самодельные, сложенные из кирпичей мангалы.
Ширли проводила взглядом толпу молодёжи и продолжала свой путь, не зная куда.
Отсюда ей уходить не хотелось: вокруг неё звучала такая приятная, весёлая и зажигательная музыка. Из магнитофонов неслись самые различные мелодии, не слишком отличающиеся от тех, к которым она привыкла и которые любила. Это была музыка, красивая и мелодичная! Ничего общего с громыханьем и вкрадчивым скрежетом силонокулла!.. Но сейчас Ширли не хотелось вспоминать о новомодных изысках струи, которыми решили угостить кайфующих лулианичей её братья и их приятели. Она с наслаждением купалась в мелодиях, то весёлых и зажигательных, то грустных и напевных, которые неожиданно подействовали на неё, как освежающий душ.
Она ещё не знала, что, не спеша, идёт навстречу знакомству, что перевернёт весь её мир, всю её жизнь…
* * *
Там, где трава переходила в мягкий песок пляжа, под развесистой старой маслиной на стоящих рядышком пенёчках сидели удивительно похожие друг на друга (больше, чем Галь и Гай, подумала Ширли) уже упомянутые близнецы и наигрывали весёлую хасидскую песню. Один из них лихо, задорно наигрывал на старенькой гитаре, непостижимым образом успевая отбивать одной ладонью ритм на её корпусе. Второй время от времени отставлял гитару и прикладывал к губам флейту. И тогда над Лужайкой неслись её звуки, красиво переплетающиеся с задорными аккордами гитары и звонким голосом брата. Рядышком прямо на тёплый песок уселись обе их сестры, с восторженными улыбками уставились на братьев, задорно, ритмично хлопая ладошками.
Ширли остановилась неподалёку и принялась внимательно разглядывать эту заинтересовавшую её живописную группу. У всех четверых — огромные глаза и густые кудрявые волосы. Мальчишки-близнецы со смешливыми глазами-виноградинами каре-зеленоватого цвета и забавными пухлыми щёчками с ямочками, в глубоких красивых вязаных кипах фиолетовых тонов с затейливым узором. У старшей девочки (»Неужели тройняшки?» — подумала Ширли), такое же круглое лицо, такие же пухлые щёчки с ямочками и такие же огромные каре-зеленоватые, выразительные, блестящие глаза, опушённые густыми длинными ресницами. Красиво отливающие медью, темнорыжие пышные волосы заплетены в толстую длинную косу, переброшенную на грудь. Она нежно приобнимала за плечи младшую, худенькую девочку лет 7–8. Малышка отличалась от старших тонкими и нежными чертами овального, худенького лица, светло-русыми волосами, немного серьёзными для такой малышки, и в то же время живыми, тёмными, похожими на крупные маслины, глазами, опушёнными такими же, как у сестры, длинными густыми ресницами. У Ширли мелькнуло смутное воспоминание, что обеих девочек она как-то уже видела несколько лет назад: они с мамой зашли в кондитерскую «Шоко-Мамтоко» в Парке между Лужайками «Рикудей Ам» и «Цлилей Рина» и подсели к ним за столик.
Тогда она с удивлением обнаружила, что их мамы с детства знают друг друга. В тот вечер Ширли почему-то заупрямилась, не захотела знакомиться с дочкой маминой знакомой, обладательницей выразительных, блестящих каре-зеленоватых огромных глаз и толстой красивой косы, только робко, исподлобья поглядывала на неё.
Сейчас эти дети не просто заинтересовали Ширли, они её притягивали. По правде говоря, их облик не был для неё неведомой экзотикой: так выглядели родные её мамы, с которыми Блохи, по непонятным для девочки причинам, несколько лет назад прекратили всякие контакты. Длинные, почти до пят, джинсовые юбки, украшенные интересной, со вкусом выполненной вышивкой, в том же стиле вышитые блузки с рукавами до локтей; вязаные кипы, цицит по бокам у мальчишек, а из-за ушей выглядывают толстые завитки пейсов, похожие на упругие медные пружинки. Ширли больше всего понравилась пышная, сверкающая медью коса, перекинутая через плечо и струящаяся по груди старшей девочки: в её кругу девочки-подростки кос не заплетали, предпочитая свободно несущуюся за плечами пышную, чуть прихваченную лентой, гриву, или хвост. Немного поодаль от детей сидели те, кого Ширли безошибочно определила как родителей этих симпатичных ребят с приятными, смешливыми лицами. Их папой оказался тот самый похожий на улыбающегося льва, Бенци Дорон, вызвавший гнев папиных боссов. Темноволосая, худощавая мама этих весёлых детей сидела в удобном раскладном кресле. Её глаза, как и у младшей девочки, напоминали крупные чёрные маслины, взгляд неожиданно напомнил девочке папин. Отец семейства устроился рядом с нею на пенёчке, ласково поглядывая то на неё, то на детей. Женщина первая обратила внимание на Ширли и что-то прошептала мужу, он посмотрел на девочку, улыбнулся и кивнул.
Но куда же исчез лихой наездник на удивительном устройстве, похожем на гибрид коркинета и скейтборда? Он явно хороший знакомый этой семьи! Ширли робко оглядывалась по сторонам. А между тем близнецы, с лиц которых не сходила задорная улыбка, начали новую песню, мелодия которой очень понравилась Ширли.