«Присаживайся, хабиби, присаживайся! — широко улыбнулся Мезимотес. — Сейчас поспеет кофе, и мы с тобой обсудим кое-что. Надеюсь, на сей раз нам никто не помешает», — Миней подмигнул Моти, натянув на лицо хитровато-добродушное выражение.

Первые десять минут прошли под знаком дружеской беседы и нежного позванивания ложечек. Миней никогда не предлагал Моти Блоху фирменные закуски «от Одеда», зная, что в семье Блохов соблюдается относительный кашрут (чего нельзя сказать о строгостях с употреблением посуды — уступка, на которую пришлось пойти Рути вскоре после свадьбы). Моти поначалу чувствовал себя несколько скованно, недоумевая, почему босс пригласил назавтра после того, как сообщил о начале работы над новой темой, даже не успев выдать оформленного по всем правилам техзадания. Но непринуждённая дружеская беседа, крепкий ароматный кофе и сласти — всё это побудило его несколько расслабиться после напряжённого рабочего дня.

Поэтому неожиданный вопрос шефа: «А скажи мне, Моти, как ты лично относишься к силонокуллу? — застал его врасплох, заставил с изумлением воззриться на Минея, который пояснил: — Вот твоих мальчиков мы видим довольно часто в «Цедефошрии» на выступлениях «Звёздных силоноидов» Ори Мусаки. А тебя я там видел только один раз… и то ты почему-то ушёл до окончания концерта!» Моти растерялся.

Он подумал, что очень давно вообще не был в Парке. Пожалуй, точно — с того самого дня, когда мальчишки вытащили его на Концерт Века. Шок, который он тогда испытал, увидев на сцене обнажённого, в хлопьях оседающей пены и разукрашенного нескромными татуировками Виви Гуффи, а затем — услышав силонокулл-пассажи, не выветрился из памяти до сих пор. Он искал и находил любые предлоги, чтобы обходить «Цедефошрию» стороной. Зато близнецы, поступив в гимназию Галили, старались не пропускать ни одного концерта в «Цедефошрии», терроризируя всю семью сотрясавшими их уютный коттедж записями любимых силонокулл-пассажей.

Рути с Ширли влекли иные Лужайки, иная музыка. Они любили то, что он сам предпочитал в молодости. Тем более силонокулл, как Моти с некоторых пор начал подозревать, вызывал у Рути и особенно у Ширли неприятные ощущения, вроде тошноты и головных болей.

Но что делать: настало время иных песен! Эранийские элитарии (их с Рути нынешний круг общения) были твёрдо убеждены: классика, джаз, народные песни, лёгкая современная музыка, и даже хасидский рок — хорошо, конечно, но… для публики определённого уровня, которая ещё не дозрела до силы и мощи над-мелодийного, над-ритмического современного силонокулла. «Классика — это слишком серьёзно и тяжеловесно в наше стремительное и напряжённое время! Вот ведь наша известная журналистка, лауреат премии «Золотого пера» Офелия Тишкер пишет… — с умным видом повторяли друг за другом жёны эранийских элитариев. — Разве можно сравнить все эти мелодии, даже в современной обработке, с космической силой и мощью силонокулла Куку Бакбукини и Ад-Малека!..» «Ну, мелодиями это можно назвать с ба-альшой натяжкой!..» — думала про себя, слушая эти разговоры, Рути. Моти тоже не дозрел до понимания современного, прогрессивного силонокулла. К тому же то и дело заползала в потаённые уголки души тоска по мелодиям их с Рути молодости, желание снова окунуться в мир нормальной мелодичной музыки.

Такие мысли, раз забредши в голову, имеют обыкновение возвращаться снова и снова, смущать и сеять сомнения, а там и… неровен час — неприятие новых веяний. Но вслух выражать неприятие мощно громыхающих, изысканно скрежещущих, вкрадчиво закручивающих нервы шедевров силонокулла — это значит подвергнуть себя в лучшем случае насмешкам со стороны более продвинутых и современных коллег и соседей элитариев, без которых он уже не мыслил культурного и интеллектуального общения.

А ведь ему необходимо остаться в их кругу своим человеком, таким же элитарием, как и они все. Значит, он обязан если и не принимать силонокулл, то хотя бы внешне выражать восторг, слушая вкрадчивые, порой еле слышные, но кажущиеся оглушительными до нервного содрогания, композиции этого таинственно-жутковатого Ад-Малека и пребывающего вечно в состоянии лёгкого (а порой и сильного) подпития Куку Бакбукини… На большее он оказался неспособен.

Поди знай: сегодня ещё позволительно высказывать осторожный скепсис в отношении Ад-Малека, Куку Бакбукини, Ори Мусаки и даже Виви Гуффи, а завтра… отношение к силонокуллу в какой-то момент может и на карьеру повлиять самым непредсказуемым и фатальным образом.

Зато его мальчики Галь и Гай и вся их компания живут внутри этой культуры, живут этой культурой (»А что — действительно культурой?» — неожиданно для себя подумал Моти) — и ничего другого знать не хотят. Их, на грани агрессивного фанатизма, экстатическое отношение к силонокуллу, и с противоположным знаком, — к классике, а тем более к народной музыке, которую они называли «средневековыми соплями, сеющими слабость и уныние», порой даже пугало.

До сих пор Моти предпочитал не влезать в эти дебри. Он очень надеялся, что как-нибудь само рассосётся. И вот теперь это настигло его — и не где-нибудь, а на работе, которой он жил, в которую был погружён, порой до полного забвения всего окружающего.

Все эти мысли мгновенно пронеслись в его голове, пока он сидел, напряжённо выпрямившись в кресле, перед шефом. Миней не сводил с него своего ласкового и настороженно-выжидающего взгляда.

Моти тихо и сбивчиво забормотал: «Ну, конечно, мы всей семьёй… э-э-э… Нет, на «Цедефошрию» у меня времени нет… но в записях мальчики нас приобщают, у них богатая фонотека… наверно, все новинки… Ну, мы с женой не чураемся и традиционной музыки, классики, танцевальной… Я-то лично и на те Лужайки… тем более… не хожу: времени нет… В основном в записях, по телевизору… Разве нельзя?» — «Кто говорит, что нельзя! — ласково подбодрил его Миней. — Всё можно, если не слишком забивать этим голову. Но всё же главное для элитария — приобщаться к нашей струе, постепенно переключая на неё все свои мысли и чувства!» — «А уж мои сыновья, — Моти оживился, подумав, что рассказ о близнецах и есть тот спасительный якорёк, который сейчас оставит его на плаву и позволит принять самое деятельное участие в новом, уже увлёкшем его, проекте. — Они в гимназии Галили учатся! Вы бы знали, какие они у меня фанаты силонокулла!.. С самого начала учёбы в гимназии они основали «Клуб юных силоноидов», поэтому себя и своих друзей они так и кличут… э-э-э… — и Моти смущённо улыбнулся: — силоноидами… Я полагаю, ситуация в нашей семье ясна?» — «Ладно, Мотеле, с этим всё ясно. Я только хочу посоветовать тебе хотя бы раз в месяц посещать концерты в «Цедефошрии». Считай, что это тоже входит в план твоих работ. Понял? Если хочешь, фирма может тебе и твоей семье выделить билеты с большой скидкой. Я же понимаю, что часто посещать престижную «Цедефошрию» всей семьёй, да ещё и за свой счёт, накладно даже для самого элитарного бюджета. И своих девочек приводи, им это тоже будет полезно…» Моти ничего не оставалось, как смущённо кивнуть.

Миней решил сделать небольшую паузу, чтобы после острого вопроса вернуть непринуждённость. Он даже достал бутылку изысканного коньяка и разлил по узеньким бокальчикам. Моти молча покачал головой, продолжая пить кофе.

Пауза затягивалась. Наконец, Мезимотес величественно заявил, ласково, но многозначительно глядя на Моти: «Меня очень интересует — кого ты предлагаешь для разработки блока финансовых программ?» Моти поглядел на босса и спокойно произнёс: «У меня есть такой специалист, просто-таки талант создания финансовых программных блоков. У него большой опыт, и всегда получается оригинально, надёжно, безотказно! Лучше него этого никто не сможет сделать так, как нужно!..» — с воодушевлением заключил Моти. — «Ты понимаешь, что вопрос серьёзный! Нехорошо назначать на исполнение тех или иных частей работ абы-кого. Придётся согласовать с Кобой!» — озабоченно пробормотал Миней, почему-то густо покраснев.

Моти поднял глаза на шефа и от изумления чуть не проглотил язык. Придя в себя, он принялся торопливо объяснять, суетливо жестикулируя, что было ему совершенно несвойственно: «Мы с этим человеком давно знакомы, дружили когда-то в армии.