Над водой склонялись синие цветы береговой вероники. Друзья, прячась под ней, шли вдоль берега. Веронику сменила невысокая, но густая трава, в ней лежал пластиковый мешок, и было видно, что он не пустой. Подобравшись к нему поближе, друзья увидели впереди спину детины, стоящего в воде. Он наклонился, запуская поглубже сачок на длинном шесте.

Черепаха, не теряя времени, устремилась к мешку. Крепко сжав челюстями его край, она попятилась, таща мешок за собой. Меж тем Съем Все раз за разом погружал в воду сачок, предвкушая: сейчас в нем затрепещет рыбина!

А пойманная Рыбка, которую Черепаха за хвост уже вытащила из мешка, предстала перед компанией.

– Отдашь пуловер?

Рыбка развела в стороны плавники:

– Конечно, раз он вам так нужен. Мне бы только в воду поскорее.

Она принялась стаскивать с себя пуловер. Зажигалка с радостью помогала ей:

– Ты исправилась!

– Поспешим, пока тип не заметил пропажу – Черепаха снова держала Рыбку за хвост. Шашлык подсунул под нее обломок ветки, за другой его конец взялись Котлетка и Булочка, а Зажигалка ухватила Рыбку за голову:

– Раз, два, три!

Живую ношу приподняли, и Черепаха попятилась к озеру. Процессия не останавливалась, пока задние ноги Черепахи не оказались в воде. Последнее усилие друзей – и Рыбка соскользнула в воду. Спустя минуту счастливица показалась на поверхности озера:

– Мой привет хозяину пуловера!

Тем временем птицы увидели госпожу Розенблюм, сидящую на скамейке, и с громким щебетом запорхали вокруг, а одна синица села на ее новую шляпку. Старушка стала доставать из сумки пакетики с кормом. Ее знают все живущие в парке птицы: малиновки, зяблики, вьюрки, поползни, щеглы, трясогузки. И кто только еще не подлетает к ней! Потому пакетики всегда полны семечками подсолнухов, овсяными хлопьями, дроблеными арахисом и миндалем, просом, пшеном, рисом.

На сей раз, однако, от госпожи Розенблюм ждали не угощения. Дрозды сказали: кто-то поймал Рыбку.

Пожилая дама в волнении встала со скамейки:

– Где это случилось?

Воробьи зачирикали:

– Тип там! Тип там!

Перелетая с куста на куст, они повели госпожу Розенблюм к месту, где Съем Все запускал в озеро сачок. Добыча больше не попадалась, и он был зол, как вдруг словно какая-то тяжесть задержала движение шеста. Браконьер потянул сильнее, и тут же шест с легкостью поднялся, выхватив из воды сетчатую корзину, в которой опять ничего не было.

На дне озера посмеивалась Черепаха. Это она придержала сеть, а потом выпустила ее. Но алчный Съем Все думал свое: "Какая здоровенная рыбина едва не досталась мне!" Вместе с ругательством у него вырвалось:

– И сумела же уйти!

В этот миг вокруг него и над ним защебетали птицы, и голос, который он узнал, спросил:

– Что тут делается?

К озеру подошла пожилая дама, чье лицо не светилось приветливостью. Она пристально смотрела на браконьера, стоящего в болотных сапогах в воде.

– У меня из кармана выпал кошелек, и я достаю его со дна, – сказал тот, не моргнув глазом.

– Удивительно, – произнесла госпожа Розенблюм без всякого удивления. – Шест, который вы держите, длиной метра три. Я никогда не слышала, чтобы кошелек, если он выпадает из кармана, отскакивал на три метра.

У детины щеки побелели от злости, но нос оставался по-прежнему красным.

– Вы хотите сказать, что я лгу? – вскричал Съем Все с развязностью отпетого наглеца.

– Я хочу сказать, что надо бы вызвать полицию, – вымолвила госпожа Розенблюм самым мягким голосом, каким только могут говорить добрые пожилые дамы.

– У человека выпал из кармана его собственный кошелек, и кто-то уже хочет вызвать полицию! – тип, словно недоумевая, покачал головой. – Если так отрывать полицию от работы, преступники разгуляются, – добавил он, спеша убраться со своим сачком.

Из-под кустов появились Зажигалка, Булочка, Шашлык и Котлетка, из озера вышла на берег Черепаха. Госпожа Розенблюм наклонилась, друзья рассказали ей о пуловере и о Рыбке. До чего же им было приятно услышать похвалу:

– Как я рада, что вы спасли Рыбку! – воскликнула госпожа Розенблюм.

И тут же все отправились к Шампиньону, который, пожалуй, уже и не надеялся увидеть свой пуловер. Его несла на костяной спине Черепаха.

Гриб узнал от птиц, что друзья торопятся к нему не с пустыми руками, и затанцевал.

– Счастье все ближе, ближе! – восклицал он.

И чуть не упал в обморок, когда перед ним оказался его наряд.

– Что вы мне принесли? Он грязнее, чем был до того, как я отдал его стирать!

На дереве застрекотала Сорока:

– Не угодили, а? Какой избалованный гриб! – затем она добавила: – А пуловер и впрямь буро-зеленый. Тряпка да и только.

Черепаха чувствовала себя виноватой:

– Как я старалась выстирать его!

– Не кори себя, – сказала ей госпожа Розенблюм, – ты не знала, что белое так просто не стирают – белизна теряется.

Шампиньон рыдал. Силы оставили его. Он проговорил еле слышно:

– Во всем мире нет гриба несчастнее меня. Где прекрасная пора, когда я был в моем пуловере? Почему время не повернет вспять…

Собравшийся постучать по старой осине дятел разобрал слово "время" и взлетел на дуб, в чьем стволе были устроены часы для обитателей Тиргартена. Часы находились за дверцей из коры. Дятел открыл дверцу и объявил:

– Три часа пополудни.

– Уже три! – вырвалось у Шампиньона. – Все приглашенные к королеве примеряют наряды перед зеркалами. И лишь один я… – рыдание не дало ему договорить.

Госпожа Розенблюм попросила его успокоиться.

– Вы увидите, что ваше горе не так уж страшно. Но мне нужно взять ваш пуловер домой.

– Что вы хотите с ним сделать? – вымолвил Шампиньон разбитым голосом.

– Все сделает стиральная машина.

Ожидая, когда вернется госпожа Розенблюм, гриб чуть не каждую минуту спрашивал у Дятла время. Тот перестал закрывать дверцу часов и сидел возле них на стволе дуба. С ветви на ветвь перескакивала Сорока и донимала Шампиньона:

– Зачем так волноваться? Она придет вовремя. – Однако тут же добавляла: – А если она придет слишком поздно?

Зажигалка и Черепаха, Шашлык, Котлетка и Булочка, Белка, Дятел, другие птицы – все нетерпеливо дожидались госпожу Розенблюм. А вдруг она в самом деле опоздает?

Когда донеслись шаги, голоса смолкли. Зашуршала трава, зашелестели кусты. Пожилая дама приблизилась к грибу. Наклонившись, она протягивала ему его наряд. Глядя на него, Шампиньон зажмурился, и прошла целая минута, прежде чем он снова стал рассматривать пуловер.

– Безупречная белизна! – он подпрыгнул бы, как заяц, если бы не был грибом.

Ему уже не терпелось показаться на балу, и он теперь непрестанно спрашивал Дятла, не остановились ли часы.

Наконец стемнело. Остров Луизы, на который ведут три моста, озарило волшебное сияние светильников, налитых ароматным маслом. Перед пьедесталом, на каком стоит молодая прекрасная королева, появились празднично накрытые столы. По пожеланию ее величества на воду были спущены плоты с кушаньями для всех тех, кто живет в озерах и протоках Тиргартена.

Позади пьедестала открылся ход, до того скрываемый раздвижными плитами, и из покоев подземного дворца стали выходить придворные дамы и кавалеры. Пьедестал же делался ниже и ниже, плавно погружаясь в землю. Еще миг, и королева Луиза в приподнятом настроении ступила на площадку, более обворожительная, чем всегда.