Медленно поднялась.

— Что ж ты видела, девка? — голос Яги заскрипел, как старый сундук.

Сердце ухнуло. Врать бессмысленно — почувствует.

— Я… я просто осматривалась, пока прибиралась, — выдавила я.

Яга подошла к печи, провела когтистыми пальцами по кирпичам, отодвинула заслонку. Тайник — цел. Но когда она обернулась, в глазах её уже полыхал холод.

— Много ты знаешь, чересчур много, — протянула она. — И умна больно. А с умных, знаешь ли, толку мало — живут коротко.

Она двинулась ко мне, щёлкая железными зубами. Костяная нога бухала о пол.

— Жаль-то как… — вздохнула Яга, почти ласково. — Жаль. Да нельзя теперь тебя живой оставлять — порядок такой, стародавний…

Рука её протянулась — костлявая, сухая.

Я отступила, спиной упёрлась в стену.

Холодные пальцы коснулись горла.

Пальцы на горле сжимались медленно, методично, давая прочувствовать каждое мгновение. Воздуха не хватало.

Мозг лихорадочно перебирал варианты. Вырваться? Бесполезно — она сильнее. Закричать? Не получится — горло сдавлено. Умолять? Она уже всё решила.

Осталось одно.

— Подождите! — выдавила я. — Давайте поговорим!

— Я есть хочу, а не говорить.

— Зачем съедать единственного человека, кто вас понимает⁈

Пальцы замерли. Не отпустили, но и не сжались сильнее.

Пауза.

Я чувствовала, как бешено колотится сердце. Как дрожат колени. Но продолжила: раз сработало, надо добивать:

Яга молчала. Смотрела на меня — я не видела её лица, только ощущала взгляд. Тяжёлый. Оценивающий.

— Вы проецируете свой страх на меня! — выпалила я, уже почти истерично, но слова сами выстраивались в цепочку. — Это классическая защитная реакция на попытку эмоциональной близости! Вы боитесь привязанности, потому что все, кого вы знали, давно умерли! Это травма потери, усиленная хронической социальной депривацией!

Пальцы дрогнули.

— У вас явные признаки избегающего расстройства привязанности! — тараторила я, чувствуя, что уже и сама не понимаю, что несу. — Агрессия — ваш способ держать дистанцию! Но изоляция только усугубляет проблему! Вам нужен контакт, иначе когнитивные функции начнут деградировать! Уже, кстати, началось — видели бы вы, как разговариваете с черепами!

Яга отшатнулась.

Рука упала.

Я рухнула на пол, хватая ртом воздух, то ли от бабкиной хватки, то ли от длинной речи. В глазах плясали чёрные точки.

Яга попятилась к столу, бормоча растерянно:

— Престань… не понимаю я, что ты плетёшь, девка… голова кругом…

Она плюхнулась на лавку, зажала виски костлявыми пальцами. Качала головой, будто пыталась вытрясти из неё мои слова.

Я выдохнула, прислонилась спиной к стене. Ноги дрожали так, что встать было невозможно.

«Сработало, — пронеслось в голове. — Надо же, сработало. Я только что отговорила ведьму-каннибала меня съесть при помощи клинической психологии».

Несколько минут мы обе молчали, приходя в себя.

Потом я осторожно, но твёрдо произнесла:

— Я молчу про то, что видела. А вы к моей шее свои лапы больше не протягиваете. Договорились?

Яга подняла голову. Посмотрела на меня — и в мутных глазах мелькнуло что-то почти человеческое.

— Ладно, ладно… — проворчала она, отмахиваясь. — Сиди уж тута. Не трону больше. Только с ума не своди старую, да словами мудрёными не пугай.

Я медленно встала, подошла к столу и села напротив — так, чтобы между нами была безопасная дистанция. Яга смотрела на меня исподлобья.

«Ну хоть где-то психология помогла, — подумала я и усмехнулась: — Если бы мне год назад сказали, что я буду болтовнёй отговаривать ведьму меня сожрать, я бы рассмеялась».

Собралась с мыслями. Надо использовать момент.

— Мачеха послала меня за огнём, — сказала я деловито, стараясь не показать, как всё ещё дрожат руки. — И вот я пришла. Какова цена?

Яга усмехнулась. Железные зубы щёлкнули.

— Хе-хе! Деловитая больно какая. Ишь ты!

Она принялась чавкать, допивая остатки щей из миски. Не торопилась отвечать. Заставляла меня ждать — и она прекрасно знала, что делает.

Наконец, вытерла рот рукавом и сказала:

— Просто так ничегошеньки не даётся, девка. Огонь мой не простой. Не всякому даётся.

Я напряглась, чувствуя подвох.

Яга поднялась, подошла к полке, порылась среди склянок и связок трав. Достала небольшой свёрток, завязанный тёмной тканью. Обернулась.

— В топи болотной на краю леса обитает Водяной, — сказала она, разглядывая свёрток. — Старый, вредный. Да только мы с ним… уговор имеем стародавний.

Пауза. Яга посмотрела на меня оценивающе — проверяла реакцию.

— Снесёшь ему от меня весточку. Он смыслит, что к чему. А взамен даст тебе… кой-чего. Принесёшь мне назад — огонь твой будет.

Я осторожно спросила:

— А что в послании-то?

Яга хмыкнула:

— Не твоего ума дело, девка. Снесёшь — и дело с концом. Водяной ведает, что творит.

Я колебалась. Всё это было подозрительно. Слишком просто. Но выбора не осталось — без огня мачеха точно избавится от Василисы. Да и домой мне нужно как-то возвращаться.

— Ладно, — кивнула я. — Отнесу.

Яга села обратно за стол:

— К востоку топь та, за Тёмной рощей. Ступай на зорьке рассветной — в иное время там лихо. Кикиморы болотные затянут, до косточек изгложут. — Доела щи, а тарелку швырнула в угол. — На краю топи три ивы растут плакучие. Там покличь его: «Дедушка-Водяной, выходи, гостьюшка пожаловала!» Трижды покличь. Он и покажется. — Потом ткнула в меня костлявым пальцем: — Гляди не зевай, девка. Любит он красавиц топить да на дно утягивать. На берегу стой, близко не подходи. Снесла весточку — живо прочь уходи. Поняла?

— Ага.

Водяной. Болото. Кикиморы. Конечно. Почему бы и нет. Просто огня принести — слишком скучно.

Яга указала на лавку у печи:

— Почивай тута. На зорьке разбужу.

Я легла, не раздеваясь. Куколку спрятала под голову — так спокойнее. Яга колдовала у печи — бормотала что-то нараспев, ворошила угли. Пламя вспыхивало и гасло, отбрасывая на стены длинные, дрожащие тени.

Я наблюдала сквозь полусон.

Яга сняла платок, распустила волосы. Седые космы упали на плечи. В этот момент она выглядела… обычной старухой. Усталой. Одинокой.

Моё сознание плыло, проваливаясь в сон. Последняя мысль:

«Она правда так несчастна»…

Рассвет ворвался в избу серым, холодным светом. Яга разбудила меня пинком — не сильным, но достаточно настойчивым.

— Вставай, засоня. Пора в путь-дорогу.

Я села, потирая глаза. Тело ломило. Горло всё ещё саднило от вчерашнего.

Яга протянула свёрток:

— На вот. Не теряй. Да не разворачивай — чую нутром, больно любопытная ты.

Я взяла свёрток, спрятала в карман платья — рядом с куколкой. Ткань была плотная, холодная. Внутри что-то твёрдое, небольшое. Хотелось заглянуть, но я сдержалась.

Яга проводила меня до двери:

— Справишься — огонь получишь да живой домой воротишься. Не справишься… — Она усмехнулась, и железные зубы блеснули в утреннем свете: — … ну что ж, кости твои мачеха получит. Ступай с богом.

Избушка скрипнула и медленно развернулась. Дверь захлопнулась.

Я стояла на поляне одна. Лес молчал — настороженно, выжидающе. В кармане свёрток. В животе пусто.

К востоку. За Тёмную рощу. К Водяному. Легко сказать.

Достала куколку, погладила её по голове.

— Ну что, пойдём?

Болото встретило меня густой, промозглой тишиной.

Сквозь туман, стоявший плотной завесой, пробивался сладковато-гнилостный запах. Под ногами земля пружинила — ощущение было такое, будто я иду по водяному матрасу, набитому грязью. Мне стало жутко. Болотный квест казался самым опасным из всех, что подкидывала сказка. Здесь не спасёт ни логика, ни ненасильственное общение. Правила игры диктует сама стихия.

Сквозь пелену тумана проступили ивы, похожие на печальных утопленниц, склонивших свои косы-ветви над мутной водой. Добралась.