Стрелка часов давно перевалила за полночь, превратив воскресенье в неотвратимый понедельник, к которому я была катастрофически не готова. Моя комната утопала в уютном полумраке, нарушаемом лишь тёплым светом настольной лампы и холодным свечением экрана ноутбука. Воздух пах остывшим кофе и бумажной пылью — вечный аромат сессии.

Я в очередной раз перечитала подчёркнутую строку: «…таким образом, архетип Бабы-Яги в славянском фольклоре можно рассматривать как символическое воплощение пограничного состояния между мирами, а также как олицетворение кризисной инициации, сопряжённой с высоким уровнем стресса и экзистенциальной угрозой…»

— Угрозой сна, — пробормотала я, потирая глаза. — И острой нехватки адекватности у нашего препода.

Напротив абзаца моей рукой была сделана пометка: «Б. Я. — пограничное расстройство личности? Агрессия как защитный механизм от страха привязанности. Изоляция. Собирательство (черепа, чучела)».

Экзамен по кризисной психологии грозил стать моим личным кризисом. Пытаться натянуть современные клинические диагнозы на персонажей сказок казалось мне верхом абсурда, но профессор будет в восторге.

Я зевнула так сладко и глубоко, что на глаза навернулись слёзы. Строчки поплыли, сливаясь в сплошную серую массу. Мысль о том, что нужно встать и умыться холодной водой, вдруг стала вязкой и неподъёмной. Голова сама собой склонилась к столу, и щека ощутила прохладную гладкость страницы учебника. «Пять минут, — пообещала я сама себе, проваливаясь в дремоту. — Всего пять минут…»

Мир исчез. Уютный свет лампы, гудение ноутбука, запах кофе — всё это схлопнулось в одну точку и погасло. Пришло ощущение падения, долгого и тошнотворного, будто внутри воздушного шарика. Исчезли образы и звуки. Осталась лишь густая, всепоглощающая темнота и холод, пробирающий до самых костей.

Бесконечное мгновение спустя падение прекратилось так же резко, как и началось. Меня будто швырнуло на что-то твёрдое и неудобное.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Первое, что я почувствовала — жёсткую, колючую ткань на теле и занозистую поверхность под спиной. Нос уловил тревожный букет ароматов: кислой капусты, застарелого дыма, сырого дерева и пыли. Я поёжилась от холода.

Открыла глаза. На мне — грубая рубаха, и это определённо не моя любимая пижама с котиками. Я провела рукой по ткани. Лён, похожий на мешковину.

Я в странном месте.

Чушь какая-то. Видимо, уснула на учебнике по психологии — вот мозг и выдал мне эксперимент в том же духе.

Тонкая полоска тусклого, серого света пробивалась сквозь щели в двери и слабо освещала окружающее пространство. Окон не было.

Я села, и тело тут же запротестовало. Всё затекло. Кожа зудела.

Так, ладно, мозг, признаю, спецэффекты на высоте. Полное погружение.

Я решила подыграть. Раз уж мне снится такой детализированный сон, почему бы не исследовать его? Я встала на ноги. Под босыми ступнями — холодный, неровный земляной пол, частично перекрытый досками. Сделала пару шагов, вытянув руки, и тут же наткнулась на что-то мягкое и сыпучее — мешок, набитый зерном. Рядом ещё один.

Мысль о том, что это сон, всё ещё казалась самой логичной. Я решила провести проверку, о которой читала в интернете. Нужно посмотреть на свои руки — во сне они часто выглядят искажёнными, с неправильным количеством пальцев. Я поднесла ладони к полоске света. Пять пальцев на одной, пять на другой. Никаких искажений. Правда, тело — будто не моё. Руки были какими-то… чужими. Тонкими, с длинными пальцами и бледной кожей, без следа моего любимого фиолетового лака на ногтях. Когда я успела его стереть?

Странно. Может, это не сон?

Так, стоп. Если это не сон, тогда что? Похищение?.. Бред какой-то.

Хотя… эти квесты сейчас на каждом шагу. И кто у нас в универе самый повёрнутый на таких вещах? Ну, конечно. Истфак. Это же на сто процентов их стиль: выкрасть сонную студентку-психолога, запереть в декорациях и всё ради бесценной «исторической достоверности».

Я замерла, прислушиваясь. Если это розыгрыш, где-то должны быть камеры. Должны быть слышны хоть какие-то звуки — гул машин, самолёт, что угодно.

Но вокруг стояла мёртвая тишина. Такая, какой у нас в городе не бывает даже глубокой ночью. А здесь — только моё дыхание и стук сердца в ушах.

Я снова осмотрела себя в тусклом свете. Длинная рубаха почти до пят. Волосы, упавшие на лицо, были гораздо темнее моих. Я потрогала их — мягкие, густые. Парик? Наверное, нацепили на меня, пока я спала. Вся эта теория с похищением была дикой, но она хотя бы объясняла реальность ощущений.

Размышления прервал звук. Громкий, протяжный скрип старых петель, донёсшийся из-за двери. Кто-то шёл сюда. Я инстинктивно отступила, в самую тень, и затаила дыхание. Игра игрой, но мне совсем не нравилось то, во что она превращалась.

Дверь распахнулась, и в проёме, очерченная светом пасмурного дня, выросла высокая женская фигура. За ней показались ещё две, пониже. Сердце ухнуло в пятки, и я вжалась в мешки с зерном, надеясь, что в темноте меня не сразу заметят.

Женщина шагнула внутрь. Лицо её было узким, с резкими чертами и тонкими, плотно сжатыми губами. Холодные глаза медленно обвели мою фигуру.

«Ясно, это у нас главная злодейка», — пронеслось у меня в голове. Вид у неё был такой, будто она по утрам полощет горло лимонным соком просто для удовольствия.

Следом в сарай (теперь я поняла, что это сарай) ввалились две девицы. Одна — румяная и круглолицая, её сарафан опасно трещал на талии. Взгляд — пустой, но любопытный, как у телёнка. Вторая же — её противоположность: тощая, остроносая, с ехидной ухмылкой, будто приросшей к лицу. Обе смотрели на старшую женщину, словно пара дрессированных пуделей, ожидающих команды хозяйки.

«А это, видимо, группа поддержки. Приспешницы», — мысленно окрестила я их. — «Назовём их Простушка и Язва».

Главная злодейка, наконец, перестала шарить по мне глазами. Я заставила себя выпрямиться и выйти из тени, решив, что прятаться — плохая тактика. Если это розыгрыш, нужно показать, что я не боюсь.

— Василиса, — проскрипела она, холодно и неприятно, как мокрая тряпка.

Я вздрогнула. Василиса? Как в той сказке, из учебника? Так вот, значит, какой у них сценарий. «Выживание в русской народной сказке». Оригинально. Интересно, Баба-Яга тоже будет?

Я решила подыграть. Молча кивнула, глядя женщине прямо в глаза.

— Опять дрыхнет до обеда, лежебока, — вставила Язва, смерив меня презрительным взглядом. Простушка рядом согласно хихикнула.

— Молчать, — отрезала Главная злодейка, даже не взглянув в их сторону. Её внимание было полностью сосредоточено на мне.

— Хватит прохлаждаться. Работы сегодня непочатый край. Слушай и запоминай, и чтобы к вечеру всё сделала.

Я слушала, и брови медленно ползли на лоб. Список заданий, что мачеха отчеканила ледяным голосом, казался абсурдным.

— Первое: вот этот мешок, — она ткнула носком сапога в мешок, о который я споткнулась в темноте. — В нём пшеница вперемежку с рожью. Чтобы к закату всё было разобрано по разным плошкам. Второе: печь. Чтобы стала белая как снег, а не чёрная, как твоя душа. Третье: наноси полную бочку воды. И четвёртое… — Она сделала паузу, наслаждаясь моментом. — Наткать десять аршин полотна. И чтобы было тоньше паутины. Всё поняла?

Она серьёзно? Это даже для квеста перебор. Уровень сложности — невозможно.

Чувство справедливости, вскормленное годами цивилизованной жизни, взбунтовалось. Сон это или розыгрыш, но такие правила меня не устраивали.

— Постойте-ка, — сказала я, инстинктивно выставив руку ладонью вперёд, как будто могла остановить этот поток бреда.

Мачеха замолчала на полуслове и вперилась в меня взглядом. Кажется, она не привыкла, чтобы ей отвечали.

— Давайте будем реалистами, — продолжила я, стараясь говорить уверенно. — Перебрать целый мешок — это работа на неделю, а не на день. У меня что, микроскопы в глазах и моторчик в пальцах? А наткать столько полотна… Для этого нужен как минимум ткацкий станок, несколько дней обучения и работы.