-Что произошел?

–Обычно… Гайо слишком много времени проводил вдали от дома.

–Где? В барах или на Играх?

– Ну, я знал, что ничего из этого там не было.

– Ого, я же говорила, что у меня много работы! – Майя, которая смеялась от души, уже поняла, в чём дело, благодаря Фамии.

«Это была правда, — преданно сказала Элия Камила. — Ей приходилось преодолевать огромные расстояния в поисках драгоценных месторождений».

– Как ты это решил? Ведь, я так понимаю, ты это решил, да?

–Радикально. Я заставила его осознать, что проблема существует: я сказала ему, что хочу развода.

–Как рискованно! Разве Хиларис не приняла это?

– Нет. И я тоже, Майя. Наш брак устроили родственники, но это было правильным решением. Мы были влюблены друг в друга. Иногда больше, иногда меньше; но это заметно, правда? Когда всё правильно.

– Что ты пытаешься мне этим сказать, Камила?

«Ну, тебе стоит высказать своё мнение. Нельзя доверять мужчине, когда он смотрит правде в глаза, знаешь ли. Майя, ты можешь потерять его ещё до того, как начнёшь. Можно так много потерять, если позволить обстоятельствам увлечь себя, думая, что все друг друга понимают».

В голосе сестры появились озорные нотки:

–Вы говорите о Норбано Мурене?

Элия Камила усмехнулась.

«Нет, — сказал он. — Я говорю о другом… и ты это знаешь».

Майя не стала спрашивать, кого он имеет в виду.

XXX

К ним присоединился арфистка Норбано. Его игра в любом случае заглушила бы шум их разговора, но обе женщины перестали сплетничать. Было ясно, что они не собираются говорить о Норбано Мурене; любой другой мужчина тоже был запретной темой. Если арфистка должна была вернуться с информацией для своего хозяина, эта проницательная парочка уже вычислила его. К тому же, он расстроил их планы.

Вскоре появилась Хелена. Я слышал, как она поставила стул перед группой садоводов. Было видно, что она раздражена, судя по тому, как она волочила ноги.

— Где наш мальчик? — тут же издевательски спросила Майя.

Я думал, ты весь день следишь за моим братом!

–Он встретил своего друга.

–Кто-нибудь из вас знает?

Елена не ответила.

Я подождал немного, а затем встал. Остальные стояли ко мне спиной, но Елена подняла глаза и увидела, как я зеваю и покачиваюсь, давая понять, что я провёл на балконе уже несколько часов. Возможно, она чувствовала себя виноватой за то, что сомневалась во мне. А может, и нет.

Я пошёл в нашу комнату, и она пришла почти сразу же. Ничего неприятного не было сказано, и я сразу же передал ей всё, что мне сказала Клорис.

У меня есть свидетельница, но я не могу её использовать. Тем не менее, если она сделает официальное заявление, это может подтолкнуть Фронтино к арестам. Возможно, если станет известно, что виновные задержаны, другие люди, которые чувствуют себя в безопасности, чтобы дать показания, дадут показания.

–Король Тогидубно захочет узнать причину той драки в баре.

– Я тоже хочу знать. Если Пиро и Энсамблс притворяются, что поспорили из-за счёта за вино, этого недостаточно.

Я хочу связать убийство Вероволько с вымогательством. Тогда Фронтино сможет положить конец этому рэкету.

Елена нахмурилась.

– Фронтино тебя поддержит, да?

–Да, но не забывайте, что его первой реакцией было преуменьшить проблему.

Я должен доказать, вне всякого сомнения, что происходит.

–И Петроний работает в том же направлении?

– Да… но Фронтино не должен знать. Если он узнает, у Петро будут серьёзные проблемы.

«Вот это да!» — усмехнулся он. «Почему вы никогда не можете сделать всё по-легкому?»

Я открыто улыбнулась.

-Идите сюда.

«Не играй со мной, Фалько», — прозвучал его голос так, словно он имел дело с Клорис.

«Нет, иди сюда». Я схватил её. Она была слишком поглощена рассказом Вероволько, чтобы сопротивляться. Я поднёс её нос к своему. Тогда мы были счастливы вместе. «Я очень люблю тебя, ты же знаешь».

«Не меняй тему», — резко сказала Елена Юстина, но к тому времени она уже целовала ее.

Я не торопился. Читатель, пойди и внимательно прочитай длиннющий текст по философии в течение часа. Совершенно очевидно, что тебе совершенно не нужно знать, что происходит.

Ну, теперь можешь возвращаться. То, что произошло, было очень приятно для человека, всю ночь и утро боровшегося с ревностью… но то, что могло произойти, так и не произошло. Вместо этого нас прервал осторожный раб прокуратора, который очень робко постучал в дверь спальни, разыскивая меня. Было непонятно, ожидал ли он увидеть там бурную супружескую бурю или полноценную порнографию.

«Чего вам нужно?» — вежливо спросил я. Я был полностью одет и почти не покраснел. Конечно, в юности меня застукала с поличным мать. Я мог в мгновение ока сделать невинное лицо. Клорис могла это подтвердить.

Давайте забудем о Хлорисе. (В то время я серьезно старался.)

«Сообщение». Раб передал мне табличку и убежал.

Это был таможенник Фирмо. Он хотел, чтобы я немедленно отправился на паром. Кто-то, как мне показалось, предположил, что мне стоит сообщить об обнаружении ещё одного тела.

XXXI

Тело всё ещё лежало на палубе. Меня ждали, прежде чем перенести его: Фирмо, пара его подчинённых и гребец, который управлял паромом взад-вперёд по команде. Воцарилась тишина, пока я любовался этим зрелищем. Остальные, видевшие его раньше, смотрели на меня больше, чем на ужасный труп.

Они вытащили его из реки тем утром, сказал Фирмо. Однако никто из нас не верил, что мужчина утонул. Это меня удивило. Почему-то после Вероволко я ожидал найти какую-то закономерность. Но никакой аналогии с убийством у колодца не было: этого человека забили до смерти.

Кто-то напал на него с методичной жестокостью. Судя по

Судя по ужасным ранам, которые он получил, это испытание, должно быть, длилось долго. Возможно, избиения продолжались и после его смерти. Пены на губах не было, хотя река могла её смыть. Я заглянул ему в рот и всё ещё не нашёл никаких признаков того, что он был жив, когда его бросили в воду. Фирмо и паромщик нашли это слабым утешением.

Тело запуталось в пароме; я полагаю, это произошло вскоре после того, как его спустили в Темзу. Смерть тоже, должно быть, наступила совсем недавно. Возможно, тем же утром, судя по свежести трупа. Он не успел ни полностью затонуть, ни раздуться, наполнившись газами. Хотя так всё было не так ужасно, паромщика больше беспокоила мысль о том, что он чуть не стал свидетелем того, как убийцы избавляются от тела.

В последний раз я видел, как кого-то убивали с такой жестокостью, в Риме. Бандиты жестоко избили одного из своих.

Этому покойнику было лет пятьдесят или шестьдесят. Я не могу описать его черты; лицо было ужасно изуродовано. Роста он был почти во всех отношениях невысокого, но руки и плечи у него были довольно сильные.

Кожа у него была красноватой, а на руках не было грязи, ногти и кутикулы были довольно чистыми. На внутренней стороне обеих рук виднелись следы от старых шрамов, похожие на небольшие ожоги, такие, как от соприкосновения с подставкой для посуды или краем печи. На нём была британская одежда с отложным воротником, столь распространённым в северных провинциях. Под кровью виднелся едва заметный след чего-то – тонкой серой грязи, прилипшей к швам и краям его коричневой туники. Ремня на нём не было. Я подумал, что мучители сняли его и использовали как ещё одно орудие для избиений, и что пряжка стала причиной некоторых небольших порезов, выделявшихся среди многочисленных синяков.

– Ты его знаешь, Фалько?

«Я никогда его раньше не видел…» Мне пришлось откашляться. «Хотя я рискнул бы предположить, кто это может быть. Если этот отвратительный налёт на нём когда-то был мучной пылью, это подсказка. Пекарь по имени Эпафродит исчез, а его лавка сгорела дотла прошлой ночью. Очевидно, он кого-то расстроил. Кого-то, кто, должно быть…»

думать, что лишение его средств к существованию не было для него достаточным наказанием... или недостаточным, чтобы напугать других людей.