Прямая главная дорога спускалась с холма от форума прямо к реке. Там она проходила мимо паромной пристани и будущего предмостного укрепления. На форуме она пересекала Декуманус Максимус, считавшуюся главной улицей, с второстепенной дорогой, идущей с востока на запад и расположенной на полпути вдоль реки. Мы с Еленой какое-то время ехали по этой дороге и прошли через вход на форум.

Продолжалась неравномерная урбанизация. Некоторые жилые участки были застроены новыми кирпичными домами, другие же представляли собой почерневшие участки выжженной земли. Прошло почти пятнадцать лет после восстания, но восстановление все еще шло медленно.

После резни племен, несколько беглецов, должно быть, вернулись, чтобы вернуть свои земли, но многие из них умерли, не оставив потомков... или с потомками, которые больше не могли этого выносить.

Власти не хотели расставаться с, казалось бы, невостребованной землёй. Земельный кадастр предотвратил полномасштабную борьбу. В любом случае, места было предостаточно. Принять решение о продаже участков земли, где погибли целые семьи, было непросто. Так что могли пройти десятилетия, прежде чем все пустые места на этих заброшенных улицах будут заполнены.

Елена взяла меня за руку.

–Ты опять преувеличиваешь.

–Я ничего не могу с собой поделать.

– Я знаю, дорогая. Когда-нибудь все следы того, что было, исчезнут.

Было бы хуже, если бы все было исправлено немедленно.

«Отсутствие чувствительности», — согласился я.

«Одна из самых печальных вещей, что я когда-либо слышала, — мягко размышляла Елена, — это то, как губернатор примчался сюда, чтобы оценить ситуацию, прямо перед приходом разъярённых племён. Он знал, что у него недостаточно войск и что ему придётся пожертвовать городом ради спасения провинции. Поэтому он проигнорировал мольбы, но позволил всем желающим присоединиться к нему и его кавалерии».

Итак, как они нам позже рассказали, «все, кто остался – женщины, дети, старики и те, кто был глубоко привязан к этому месту, – были убиты». Некоторым людям Лондиниум был действительно дорог, Марко. Вот почему они остались – встретить верную смерть. Это душераздирающе.

Я сказала ей, что они идиоты. Я сказала это тактично. Я думала, что это было хуже, но она и так знала. Не было нужды грубить.

Оглядываясь по сторонам, пока мы искали унылый бар под названием «Золотой дождь», мы чувствовали, что это просто извращение – кто-то может испытывать симпатию к этому городу. В муниципалитете не было членов совета, которые бы курировали уборку или ремонт улиц. Несколько мрачных портиков венчали крыши из красной черепицы, служившие не столько тенью, сколько защитой от непогоды. Уличное освещение было роскошью. Через пару часов я уберусь оттуда как можно скорее.

«Это то самое место?» — спросила Хелена.

«Ты никогда здесь не был», — процедил я сквозь зубы.

– Нет, но я умею читать знаки, дорогая.

Я внимательно рассмотрел грубую фреску с неясным изображением луча света, проникающего через наклонное окно.

Краска так облезла, что я удивился, как Хиларис вообще увидела это название. Мы вошли. Притолок был низким. Большинство покупателей, должно быть, были тощими карликами.

Официантки, чьи короткие ноги я запомнил, там не было. Сам хозяин таверны взглянул на нас, когда мы вошли. Казалось, он недоумевал, что мы ищем в его баре, но это нормально. В Риме то же самое. Чтобы обслуживать публику, нужен особый тип человека: недружелюбный, туповатый, не разбирающийся в денежной системе и совершенно глухой, когда к нему обращаешься. Некоторые информаторы не намного лучше подготовлены.

Но у большинства из них здоровые ноги. Их ноги были покрыты мозолями, и по крайней мере у одного из них отсутствовал палец. Я заметил это, потому что рядом не было стойки; я сидел на табурете.

Мы нашли свой столик. Легко… столик был всего один. Так как мы должны были быть парой, путешествующей вместе, Хелена взяла мой кошелёк и пошла что-нибудь заказать. Я сел и улыбнулся, как человек, который не понимает, что такое иностранная валюта, и выпил бы больше обычного, если бы жена позволила.

Она тут же отказалась от роли «новоприбывшей» и выбрала свой собственный подход: «Не думаю, что мы сможем сегодня выпить вина. Я слышала, в вашем вине есть какие-то интересные добавки!»

-Что ты имеешь в виду?

–Трупы.

«Слухи распространяются», — коротко ответил владелец.

–Расскажи, что случилось?

«Никто его не видел». Он отмахнулся от сплетни. Возможно, это пошло бы на пользу его заведению, если бы ему нужно было беречь репутацию.

«Мы не могли не прийти и не посмотреть на это зрелище... У вас есть свежевыжатый сок?» Даже я нахмурился. Хелена совсем забыла, что находится в Британии.

«Мы подаём только вино». Просьба Элены была неуместна, но он сдержался от саркастического ответа. Слишком изысканно для него… или, скорее, требовало слишком много усилий. «Ну что ж, рискнём!»

«С нашим вином всё в порядке. Мужчина утонул в колодце», — строго поправил её мужчина.

«О! А можно нам посмотреть?» — взволнованно спросил он.

Он указал на дверь патио, придвинул к ней кувшин и предоставил нас самим заботиться о себе.

Елена вышла, чтобы быстро осмотреть колодец, а затем вернулась к нашему столу с кувшином.

«Стаканы, дорогой?» — насмешливо спросил я, изображая несуществующую аудиторию, но хозяин с очевидной деловитостью их принёс. «Спасибо, наследие!» Я налил стакан и протянул ему. Он ответил резким покачиванием головы. «Извини», — сочувственно пробормотал я. «Тебе, должно быть, уже порядком надоели гости».

Он ничего не сказал, просто пососал почерневший зуб.

Он снова молча стоял среди своих амфор в углу, глядя на нас. Обычно я пытался пообщаться с другими посетителями, но их не было. А с Еленой, пока этот человек нас подслушивал, разговаривать было невозможно.

Мы застряли. Застряли в тёмном, проветриваемом баре: небольшая квадратная комната с парой сидений, примерно тремя видами кувшинов с вином, никаких признаков закусок и официант, взгляд которого мог бы проломить мрамор. Я снова задумался, зачем Вероволько, такой весёлый и чрезмерно дружелюбный парень, пришёл сюда. Утром женщина клялась, что никто его не помнит и не знает, кто он такой. Но если то, что происходило в тот вечер, было признаком постоянных клиентов, забыть это было невозможно. Владелец, должно быть, успел пересчитать стежки на отделке туники Вероволько.

Конечно, она меня запомнит, даже то, что у меня на левой брови сорок семь волосков. С большим смущением мы допили и собрались уходить.

Поскольку терять мне было нечего, то, расплачиваясь с ним, я в шутку сказал:

«Золотой дождь... Хотел бы я, чтобы Зевс появился у меня в окне с горой денег! А я-то знаю, что он может спать с кем пожелает». Хозяин выглядел озадаченным. «Вы назвали свою таверну в честь мифа», — заметил я.

«Когда я приехал, его уже так называли», — проворчал он.

Когда мы подошли к двери, из тёмного коридора, который, похоже, вёл наверх, вышло несколько человек. Один из них, мужчина, прошёл мимо меня и направился прямиком к выходу, поправляя пряжку ремня совершенно узнаваемым образом. Должно быть, он был в отчаянии: его партнёршей была барменша. Она была такой же уродливой, какой я её запомнил. Это низкорослое, коренастое чудовище заставило пару монет звякнуть в ничтожной чаше для сбора пожертвований, а хозяин едва поднял на меня глаза.

Обслуживание клиентов, возможно, и входило в обязанности официантки, но в целом девушки выглядели лучше. Не хорошо, но лучше. Иногда гораздо лучше.

Она меня увидела.

«Моя девушка хотела осмотреть место преступления», — извиняющимся тоном сказал я.

«Нам придётся брать плату за вход», — резко ответила официантка. И, повернувшись к хозяину, она неприятно добавила: «Вы были здесь сегодня утром с аристократической публикой. Вы ещё какие-нибудь вопросы задавали?» Предупреждать его не было нужды; он уже знал, как отказаться от сотрудничества.