Однажды Иван, Лёша Чёрный и я, Рома Белый, решили пойти на утренний клев. Я приготовил удочки, рюкзак с едой. Мы решили собраться с вечера, пойти к бабушке Лёши Чёрного, которая жила у старого вокзала, переночевать и утром от нее уже на электричке поехать на рыбалку. Я собрался, говорю: «Мама, я поехал!» Пятое-десятое. А мама говорит: «Меня тоже сегодня не будет, так что бери обязательно ключи». «Хорошо», – говорю, а сам думаю: «Вот жалко‐то! Квартира пустая, а я на рыбалку». Но я очень люблю рыбалку, поэтому несильно расстроился. Я прихожу к Ивану: «Ну чё, давай до Чёрного, а от него к бабушке». Мы собрались, еды какой‐то набрали, шашлык: маринованное уже мясо, я сам приготовил все. И вот мы с большими рюкзаками с едой, с выпивкой, пошли. С собой удочки, донки, червяки, приманки – все, что надо. Вещи какие‐то старые, чтоб не жалко пачкать. А уже достаточно поздно, часов одиннадцать-двенадцать ночи.

Приходим на старый вокзал, где живет его бабушка. А у бабушки, надо сказать, был волшебный подвальчик. Погреб. Там у нее стояло два ящика старой водки, еще в чебурашках. На этикетках было написано «Русская водка». И пробки не завинчивающиеся были, а из алюминия, с козыречком. Как‐то она называется смешно, вроде «кепка». Старая водка, чуть ли не 1980-го года, брежневская. Мы частенько оттуда тягали эту водку. Бабушка лазала туда за соленьями, а эти ящики стояли в углу – стратегический запас. Она‐то не пила эту водку. И накануне мы были у нее, то ли помогали, то ли что, залезли в погреб и натырили этой водки. Лёша стучится типа: «Ба, это мы!» – «Какие еще мы?! Ночь на дворе, идите откуда пришли!» Он ее не предупредил, что мы придем. А может, она обиделась, что водку из погреба утащили. Короче, мы стоим и понимаем, что бабушка нас не пустит. Реально не пустит. Ночевать негде. На дворе ночь. Иван говорит: «Я домой не пойду! Что за глупость! Мы собрались, отпросились, а тут такой облом – прийти домой, лечь спать, и ничего не будет!» Ну вот и что делать?

Стояли, думали, куда идти. И я говорю: «У меня свободная квартира. Пойдем, поспим, а утром поедем на рыбалку». И мы такие радостные от старого вокзала пытаемся добраться до меня. Денег нет, троллейбусы не ходят, трамваи тоже. И мы идем пешком на край света, на ПМК. Идти достаточно долго, часа полтора-два. Мы идем по дороге, по улице Дзержинского. Такие радостные, нам прикольно. Мы в походе – в походе ко мне домой. Сейчас сядем, выпьем. По пути еще прикладываемся чуть-чуть. Так, чтобы для настроения – тонус не терять. Останавливаемся периодически возле колонок, пьем воду – запиваем водку.

И вдруг кто‐то из нас говорит: «Смотрите, троллейбус!» Мы видим какие‐то огни. Номер, естественно, неизвестно какой, но мы‐то знаем, что идти он может только в мою сторону. Мы выбегаем на дорогу, орем: «Остановите, пожалуйста!!!» Он подъезжает ближе, и мы видим большой ЗИЛ с кузовом. А на табличке, которая нам светила из темноты, написано: «Милиция». Это оказалась большая милицейская машина, на которой в кутузку отвозят. Милиция, прикинь! Мы – в кусты. Все разбежались в разные стороны. Я никого не могу найти. Машина спокойно себе проехала. Мы кое‐как собрались. Смеялись очень долго.

С горем пополам дошли до моей квартиры. Проголодались жутко, решили поесть. Пожарили шашлык на сковородке. Чёрный начал какое‐то блюдо готовить: он все, что у нас было – сыр, обрезки, какие‐то остатки чего‐то, колбасу, овощи, – покидал на вторую сковородку и засыпал сыром, соусами залил, майонезами. И назвал это блюдо «Асимметруха». Надо же было закусывать молодым организмам! Мы выпили, просидели до утра. Я помню прекрасно, у меня был магнитофон – кассетник «Весна». Чёрный тогда очень любил группу «Чайф». У него была кассета с песней «Внеплановый концерт на кухне». И вот мы эту песню на кухне, пьяные все, распевали до утра…

Рассвело. И мне все‐таки приспичило пойти на рыбалку. «Всё, встаем и идем на рыбалку!» – «Да ты на нас посмотри, чувак! Какая рыбалка?!» Но я все‐таки вытащил их из дома. «Ладно, никуда не поедем, пойдемте к ближнему морю, сядем там где‐нибудь!» А ближнее море – это северный район, там металлургический завод и море. Еще есть лодочная станция в Андреевской бухте. И там, у этой лодочной станции, мужики что‐то ловят. Тарана какого‐нибудь. И мы опять же пешком поперлись с удочками через весь город. Червяков потеряли. У нас в рюкзаке остается колбаса копченая и хлеб. Мы приходим, садимся. Пьяные-пьяные. Разматываем удочки. Червей нет. Я говорю: «А давайте на колбасу попробуем!» Я режу колбасу. Закидываем – не берет. Понимаем, что без червяков рыбалки не будет. Мы идем к мужикам. У нас осталось немного водки. Предлагаем бартер: «Мужики, давайте мы вам водки и колбасу, а вы нам червей?» Они, конечно, согласились, дали нам червей. Но у нас все равно ничего не получилось, рыба не клевала. Я, помню, там бросил удочку, в лом было тащить ее обратно.

Мы опять вернулись ко мне и легли спать. Вот так вот мы съездили на утренний клев. А! Еще один раз я на рыбалку сходил. Я ведь очень люблю рыбалку. Меня трясет, когда я подхожу к воде… Я рано утром решил пойти на рыбалку. Взял с собой донки, резинку. Резинка – это груз, резинка и леска с крючками. Как действует эта штука? Ты берешь за груз, накалываешь на крючки червяков и зашвыриваешь подальше. Все. Груз падает, крючки уходят в воду. Когда рыба клюет, ты просто тянешь за леску, резинка растягивается, ты вытаскиваешь рыбу, снимаешь с крючка, потом отпускаешь, и резинка снова оттягивает в воду всю эту конструкцию. Не надо все время забрасывать: просто вытащил, снял и отпустил. Очень удобная вещь.

Я рано утром забегаю к Ивану (он по пути на море живет), говорю: «Иван! Пойдем на рыбалку!» – «Чувак, какая рыбалка? Я сплю!» – «Ну и сиди дома, а я побежал!» И я прибегаю на рыбзавод, на стенку так называемую – это бетонные плиты в воде, уходящие вглубь. Они как бы очерчивают акваторию рыбзавода. Я прибегаю, а там сидят утренние сонные мужики. Посмотрели на парня, который так бодренько забежал. Мне же не терпится скорее забросить, что я и делаю: быстро все разматываю, насаживаю червяков на эту конструкцию, размахиваюсь и забрасываю. И эта штука летит и… улетает в море. Я забыл все соединить. У меня все улетело: в руках остался кусок резинки. Я стою и вижу: все, кабздец! Я постоял, пнул со злости банку с червями и пошел домой. Понимаешь, какая картина? Сидят мужики, а тут чувак радостный прибежал на море, зашвырнул удочку в воду, пнул банку и ушел. Мужики так посмотрели на меня: ну нормально парень порыбачил!

Я захожу опять к Ивану, говорю: «Долбаная рыбалка! Дай мне какую‐нибудь удочку!» Он такой сонный: «Что такое?» – «Да я свою, блин, выкинул!» Он мне потом рассказал: прибегает Рома такой радостный – пошли на рыбалку, убегает, прибегает через десять минут – дай удочку, я свою похерил. Рыбак, блин!

Вообще, в городе рыбалка была достаточно популярная вещь. Можно было сидеть на набережной возле яхт-клуба с удочкой и ловить бычка. Люди ходят по набережной, а ты сидишь и ловишь рыбу. Потом собрал удочку, пошел домой, накормил кошку. Не могу похвастаться каким‐то сказочным уловом. Сазана как‐то поймал на донку килограмма на полтора. Мы специально ездили на реку Миус, что впадает в Азовское море, и там ловили рыбу. На обычную удочку поплавочную я поймал рыбу под названием чехонь. Сантиметров тридцать с копейками. Она такая вытянутая, тощая, но жирная. Когда ее солишь, прямо жир течет.

Потихоньку о нашей группе «Асимметрия» стали узнавать в городе. Она уже вышла с чердака. Мы выступали на всяких самодеятельных концертах по случаю каких‐то праздников или политических мероприятий, выборов. Это поддерживал местный комитет по делам молодежи. Что играть, мы не знали, и как это делать – тоже. Я начал писать песни, когда из группы ушел Лёша Чёрный. Не было у нас с ребятами никакой конкуренции! Была просто идея, мечта играть вместе. Не было такого – сесть, прислушаться друг к другу, чтобы как‐то все зазвучало ритмичнее. Мы просто играли, кто как умел и как хотел. Что‐то из этого получалось. Лидером был я – приносил песню, мы ее кое‐как делали, я тогда не мог отследить и понять многих музыкальных вещей. Профессионализм в тех условиях не очень‐то и рос, заниматься особых возможностей не было.