Многие коллеги любезно дали мне советы по частным вопросам и сделали полезные замечания по всей рукописи или отдельным ее частям. Сердечно благодарю за это И. Безе, Ф. Хааса, Г. Хоффнера мл., X. М. Кюммеля, М. Майрхофера, В. Л. Морана, В, Ортмана, X. Оттена и К. Дзакканьини. С берлинским центром, издающим «Корпус хурритских письменных памятников», я связан с момента его основания; благодаря ему мне довелось также участвовать во многих устных беседах и в переписке, что весьма содействовало работе над данной книгой.

Я также признателен Ф. Хаасу, И. Ренгеру, М. Сальвини, Э. фон Шулеру и И. Вегнер. Господин доктор Г. Р. Пуин, сотрудник Восточного факультета университета Саарланда, оказал мне услугу, проверив правильность написания современных топонимов, а господин М. Лайхт (из Саарбрюккена) прислал рисунок, за что я его тоже благодарю. Кроме того, я хотел бы выразить признательность госпоже Э. М. Монеке и господину М. Клайну (оба из Саарбрюккена), а также господину Г. Граафу (из Гамбурга) за помощь при чтении корректур.

Хурритология не представляет собой научной дисциплины, появившейся на свет внезапно, вследствие крупного археологического открытия, как это случилось, например, в 1906 г. с хеттологией благодаря обнаружению архивов города Хаттусы. Однако, учитывая, что библиографический обзор, приводимый ниже, начинается 1881 годом, данные «Очерки» могут послужить скромным даром к столетнему юбилею хурритологических исследований.

Г. Вильхельм. Апрель 1981

Хурриты принадлежат к тем древневосточным народам, былая роль которых забыта исторической традицией и выявлена заново в XIX в. по материалам археологических раскопок. Единственное, что сохранилось, — это наименование хурритов в форме hōrī(m), дошедшее до нас в Ветхом завете, где оно, впрочем, но подразумевает хурритов ни в историческом, ни в языковом смысле ([de Vaux, 1967]; иначе [Kammenluiber, 1978]).

Значение этого наименования до сих пор неизвестно. Несколько предложенных до настоящего времени толкований ([Hrozny, 1931, с. 286 и сл.; Ungnad, 1936; Speiser, 1941, с. 4; Dossin, см. [Pohl, 1951, с. 479; Diakonoff, 1972, с. 96, примеч. 14]) недостаточно убедительны. Все же заслуживает внимания связь huradi — «стражник», если это слово, засвидетельствованное в хурритском и урартском, равно как и в новоаккадском, в частности в ассирийском, а также в Угарите, действительно хурритского происхождения. В этом случае следовало бы выделить суффикс -(a)di, встречающийся и при других обозначениях лиц. Основа hur- со значением, относящимся к военной сфере, вполне может быть самоназванием этноса. Наконец, надо еще указать на имя Хурри, принадлежащее спутнику хурритского бога Бури, и на название города Хурра в области обитания хурритов [Speiser, 1941, с. 4].

Еще прежде чем в клинописной передаче всплыло само наименование хурритов, были замечены первые слова их языка (namall — «кровать», pitq — «ребенок»), встречающиеся в аккадском списке синонимов [Delitzsch, 1881, с. 236]. Эти слова имеют пометку su (-bir4ki), совпадающую с встречающимся в аккадских текстах названием страны Субарту. Несколько позже в дипломатических архивах фараонов Аменхотепа III и Аменхотепа IV (Эхнатона), обнаруженных при раскопках Эль-Амарны среднеегипетского периода, было найдено письмо в 494 строки, целиком написанное, за исключением аккадской вступительной формулы приветствия, на неизвестном языке (первая публикация [Winckler, Abel, 1889]; лучшая транслитерация [Friedrich, 1932]). Этот язык по наименованию страны отправителя (Mitanni, Mitani, Mittanni) был сначала назван митаннийским, а сам документ вошел в научную литературу под именем Письма из Митанни. Этот документ позволил достигнуть важных успехов: было установлено, что в нем встречаются слова из числа тех, которые в аккадском списке синонимов имеют пометку su(bir4ki) [Jensen, 1891]; выяснилось, что иноязычные глоссы в одном аккадском письме амарнского времени из среднесирийского города Туниба принадлежат тому же митаннийскому языку [Messerschmidt, 1899, с. 119 и ел.; Sayce, 1900]; и, кроме того, оказалось, что сюда же следует отнести многочисленные личные имена из старо- и средневавилонских текстов [Bork, 1906; Ungnad, 1909].

Начавшиеся в 1906 г. раскопки хеттской столицы Хаттусы (совр. Богазкёй, Богазкале) дали наряду с текстами на первоначально непонятном языке также и аккадские государственные договоры, из которых стало известно о существовании «страны Хурри» и «людей (страны) Хурри». Однако сначала читали «Харри», потому что знак HUR может также читаться har, а недвусмысленное написание наименования хурритов знаками hu-ur- стало известно много позже. Впрочем, правильное чтение было предложено достаточно рано, хотя и без приведения неопровержимых доказательств, Опитцем [Opitz, 1925] и Унгнадом [Ungnad, 1924]. Так как некоторые боги, призываемые в качестве свидетелей клятв, приносимых в государственном договоре между хеттским царем Суппилулиумасом и митаннийским царем Шаттивазой, имеют бесспорные параллели в индийской мифологии, то сначала «Харри» было поставлено в связь с наименованием арийцев, а «харрийский» язык воспринят как древнейший арийский (=индоиранский) [Winckler, 1907, 1910]. Эта гипотеза отпала после того, как на табличках из Хаттусы обнаружились тексты, язык которых был обозначен наречием hurlili (от хет. hurla — «хуррит»), а в самом этом языке нашлись совпадения с языком Письма из Митанни [Hrozny, 1915].

Хотя hurlili представляет собой наименование языка, которое имеет соответствие в самом Письме из Митанни (hurwohe, hurrohe — «хурритский») и основывается на самоназвании, тем не менее несколько ученых вслед за А. Унгнадом предпочли название «субарейский», по имени страны Субарту, принятому в Вавилонии [Ungnad, 1915; 1923; 1936, с. 133 и сл.]. Этот язык засвидетельствован личными именами уже в период III династии Ура [Hommel, 1913] и ранее [Thureau-Dangin, 1912], а наименование хурритов, напротив, известно только с древнехеттского времени; вот почему Унгнад хотел зарезервировать наименованиие «хурритский» для «субарейского» языка богазкёйских текстов, хотя им самим было установлено отсутствие существенных различий между «хурритским» в предложенном им смысле и «субарейским» языком Письма из Митанни [Ungnad, 1924]. Только после неоднократных выступлений Э. А. Спайзера в пользу употребления «хурритского» вместо «субарейского» [Chiera, Speiser, 1926, с. 79 и сл.; Speiser, 1930, с. 129 И сл., 136 и сл.; 1933, с. 16 и сл.] это обозначение постепенно сделалось общепринятым (нем. Hurritisch, англ. Hurrian, франц. hourrite, итал. hurrico); по-немецки наряду с Hurritisch употребляются также формы «Churritisch», «Churrisch», «Hurrisch».

Корпус хурритских письменных памятников и поныне постоянно пополняется. Раскопки в Хаттусе, Мари, Угарите и Эмаре открыли новые хурритские тексты, в том числе весьма важные с лексической точки зрения, и число известных хурритских личных имен благодаря документам, обнаруженным в Нузе, Курруханни, Алалахе, Угарите и других местах, выросло до нескольких тысяч.

Хотя изучение языка, истории и культуры хурритов получило название хурритологии, последняя пока не стала самостоятельной областью науки о Древнем Востоке, такой, например, как ассириология (аккадистика), шумерология и хеттология; ею занимаются «по совместительству» представители названных научных дисциплин, уделяющие внимание тем или иным разделам хурритологии. Однако редкий ассириолог проникает в хеттологию настолько глубоко, чтобы быть в состоянии самостоятельно и критически использовать источники этой науки; то же vice versa касается и хеттологов, вследствие чего, к сожалению, акценты бывают расставлены весьма односторонне и в отдалении от магистральных путей исследователя, для которого хурритологическая проблематика является центральной.

В рамках хурритологии может быть выделено несколько крупных комлексных проблем. Наряду с хурритским языкознанием ими являются: так называемая «проблема хурритов и субареев», «проблема арийцев», изучение Нузы и история малоазиатско-хурритской религии (по богазкёйско-хурритским источникам и ритуалам из Киццуватны).