Миниатюрные плакетки показывают две различные ипостаси богини: первая — это кроткая заступница, чадоподательница; вторая — богиня любви и распри (найдена в доме Техип-Тиллы, дочь которого была жрицей энту, супругой бога). Ритуальный бронзовый кинжал с железной рукояткой — символ Неригала, отца Иштар-Шавушки. Группа личных печатей, которая была отнесена Э. Порадой[25] к сирийской глиптике, датируемой 1600-1350 гг. до н. э. (времени господства Митанни), наглядно раскрывает слияние месопотамских, египетских и эгейских традиций, переработанных в собственном стиле, с изысканностью исполнения и тщательной прорисовкой деталей одежды. В сюжетах эту группу личных печатей отличает появление богини, поднимающей юбку или отбрасывающей полу одежды, и монстров с распущенными крыльями. Композиции и атрибуты каждой из пяти печатей не оставляют сомнений в причастности к теме священного брака, обряд которого описан в заклинательном тексте, изданном в серии руководств старух-колдуний[26]: покрывают землю плащом, затем, отбросив полу, прорезают землю кинжалом жениха, льют в разрез сначала масло, затем мед и вызывают духов отца и матери владельца кинжала, героя процедуры посвящения. На одной печати изображена Шавушка с поднятой юбкой с мечом в каждой руке; она стоит между двух правителей в коронах с уреями; перед ее лицом — звезда, позади затылка — полумесяц, над головой — крылатый диск, у ног широкий жертвенный сосуд (для масла и меда) и отрубленная голова антилопы; позади фигур плетенка вечности; над нею два грифона, под нею четыре потомка-воина. На другой печати в центре композиции — Шавушка стоит на тельце, поводок от морды которого держит ее брат, бог Бури, позади тельца молящаяся богиня-заступница; между фигурами звезда-розетка и диск в ладье полумесяца, повторенный над рогами тельца; позади сцены плетенка вечности, над нею две девочки, под ними лев — символ силы, выпрашиваемой только у Иштар-Шавушки. На подписной печати с именем Нурму Эла, сына Ир'иби, раба Адада, представлен бог Бури с тельцом в поводу, вместо богини — египетский знак жизни, анх, и Плеяды, подательницы жизни. Имеется печать, где Шавушка с откинутой полой бахромчатой одежды ведет за руку правителя, другой рукой подавая винный кувшин богу Бури; между богами молящаяся обезьянка, постоянный спутник возлияний богам, над нею широкий сосуд для меда; египетский знак жизни, анх, и отрубленная кисть руки, повторенные между богиней и правителем; сверху бычья голова; позади главной сцены плетенка вечности и над нею две сидящие фигурки льют жертвенное питье из своих маленьких кувшинов в большой на подставке; внизу шествие трех потомков. Представляет большой интерес сцена предстояния человека с посохом перед богиней, протягивающей ему винный кувшин, за нею богиня-заступница; позади человека в обрамлении плетенки вечности шествие троих потомков-воинов.

Органичное совмещение реальных генеалогий с героическими персонажами мифологии, за жертву дарующими силы, типично для всей древности. Любовь природных сил и властей (от домашних, берегущих имя семьи, до общественных, независимо от уровня развития институций) предполагается взаимной. Решение проблем насилием, нарушающим гармонию, выдвигает безбрачного героя, лишенного милосердия, как карнавальный Улликумми. Торжество насильственных режимов, типа Ассирийской империи, убивает прежде всего карнавальный сюжет, ставя во главе пантеона бога, лишенного супруги.

Заслуживает внимания характеристика грандиозного скального комплекса Язылыкая как очистительного — обнаруживается потребность милитаризованной державы в психологическом равновесии. Жрец очистительных обрядов и назывался «лекарем». Существенно, что чистота, достигаемая обрядом, нужна не только перед богами, но и перед людьми — оттенок, утраченный в средневековье.

Для всей Передней Азии амарнской эпохи автор отмечает открытость для синкретизма. Это роднит ее с эпохой эллинизма, сложившейся тысячу лет спустя. Разница в том, что направление импульса изменилось: если в амарнскую эпоху лидировал Восток с его дворцовой, резидентной, структурой, то в эллинистическую лидером стал Запад с преобладанием рыночных связей, изначально ориентированных на более открытые храмовые комплексы.

Читатель найдет в книге множество явлений культуры, усвоенных греками островов и побережья через хурритов, одного из самых многолюдных этносов второго тысячелетия до н. э.

Н. Б. Янковская

Вследствие скудости источников мы гораздо хуже осведомлены о хурритах, одном из самых важных древневосточных культурных народов, их языке, истории и культуре, чем о шумерийцах, вавилонянах, ассирийцах, хеттах и ханаанеях. И именно контраст между бесспорным значением хурритов в рамках древневосточного мира и малым объемом достоверных знаний о них породил разнообразие мнений и множество спекулятивных домыслов. Критическая оценка результатов, полученных к настоящему времени в области хурритологии, необходима по двум причинам. Во-первых, эти исследования осуществляются в нескольких узких областях, не всегда согласующих свои действия, что может легко привести к тому, что моменты, в которых их результаты соприкасаются, будут упущены из виду. Во-вторых, немногочисленные монографии о хурритах, имеющие большей частью давность в несколько десятилетий, обычно бывают построены вокруг определенной центральной концепции, предопределяющей выбор и трактовку источников, в то время как сама эта концепция успела в основном утратить свое значение. Предлагаемые «Очерки» представляют собой опыт свободного от какой-либо предварительной концепции связного изложения истории хурритов, сопровождаемого кратким обзором их религии; остальные аспекты культуры хурритов по причинам, указанным в соответствующих разделах, даются скорее конспективно.

Характер изложения определяется стремлением выяснить основные линии развития и наиболее важные проявления хурритской культуры. К сожалению, сплошь и рядом пришлось мириться с отсутствием критериев, позволяющих выбрать наилучшую из нескольких возможностей интерпретации источника. Из-за этого многие утверждения, несмотря на всяческое подчеркивание их предположительности и гипотетичности, могут показаться более категоричными, чем им надлежит быть. Следует также сказать, что в списке литературы предпочтение отдано новейшим; исследованиям (с их помощью нетрудно найти более ранние работы). Такой принцип отбора, естественно, не позволяет рассматривать предлагаемую библиографию как исчерпывающую документацию всей хурритологии, начиная с самого ее возникновения.

Хронология ранних периодов древневосточной истории еще окончательно не установлена. В данных «Очерках» даты для XV—XIII вв. до н. э. слегка укорочены (ср. по этому вопросу [Boese, Wilhelm, 1979]); даты до 1500 г. соответствуют так называемой «короткой хронологии»; и, наконец, даты для периода предшествующего времени кутиев (первая половина XXI в. до н. э.) даны согласно предложению У. В. Халло, то есть укорочены приблизительно на 60 лет. Хронологическая таблица, ограничивающаяся именами правителей, упоминаемых в данной книге, находится в Приложении. Все даты, касающиеся истории Древнего Востока, и при отсутствии соответствующего указания относятся ко времени до н. э. Наша передача хурритских имен не является ни фонологической, ни фонетической; она чисто условна. Некоторые авторы стремятся передать существующее и хурритском языке не фонемное, а аллофоническое противопоставление звонких и глухих согласных, то есть тяготеют к фонетической транскрипции, которая, однако, не может быть проведена последовательно. В предлагаемой здесь условной системе транслитерации принципиально используются глухие варианты (следовательно, Хепат, а не Хебат, Кушух, а не Кужуг и т. п.; исключения: z вместо s, w вместо f [или и).