Немногие примеры переводов вавилонских предзнаменований на хурритский язык уже упоминались. Тот факт, что аккадские сборники предзнаменований были известны и в восточнохурритском ареале, подтверждает табличка предзнаменований, касающихся землетрясений [Lacheman, 1937; Weidner, 1939—1941]; эта табличка относится к числу тех, что предшествуют большой канонической серии астрологических предзнаменований «Enūma Anu Enlil».
Разновидность так называемых премудрых сочинений представлена в Угарите восьмистрочным аккадским текстом в хурритском переводе i[Nougayrol, Laroche, 1955; Lambert, 1975; Faucounau, 1980].
Из эпической литературы Месопотамии на хурритском языке известен пока только цикл рассказов о раннединастическом царе Урука Гильгамеше; его с трудом удалось составить из многочисленных мельчайших трудноотождествимых и самих по себе непонятных фрагментов. Мы пока ничего не можем сказать о месте хурритской версии (или версий) внутри всей совокупности данного тематического цикла. Это вызвано тем, что поэтические произведения о Гильгамеше объединены в канонический цикл «Эпоса на двенадцати таблицах» только в конце второго тысячелетия, а более ранние (старо- и средневавилонские) версии известны нам лишь отчасти; сами же хурритские фрагменты, связанные с Гильгамешем (все они происходят из Хаттусы), чрезвычайно малы. И все же выясняется, что по меньшей мере два хурритских сочинения посвящены деяниям Гильгамеша; одно из них, занимавшее более четырех табличек, названо «Хувава», по имени демона кедрового леса, известного по таблицам 2—5 Эпоса на двенадцати таблицах, второе — «Гильгамеш». Хеттская версия сказаний о Гильгамеше, сохранившаяся значительно лучше, восходит, вероятно, к хурритским оригиналам [Kammenhuber, 1965; 1967; Salvini, 1977]. О достаточно длительной истории хурритского текста эпоса о Гильгамеше свидетельствует способ написания имени Гильгамеша (dBIL.GA.MES), примыкающий к староаккадским написаниям и к написаниям времени Исина и Ларсы.
ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Очерк изобразительного искусства, возникшего в хурритоязычном ареале, может быть пока лишь весьма отрывочным. Памятники монументального искусства почти отсутствуют; по-настоящему хорошо представлены только два вида прикладного искусства: керамика и цилиндрические печати. Они позволяют установить, что политическое единство государства Митанни явилось предпосылкой быстрого распространения разного рода новшеств. Чем больше оснований мы имеем говорить об «искусстве государства Митанни», тем проблематичнее становится понятие «хурритское искусство», подразумевающее традиционное единство форм выражения искусства в хурритском языковом ареале с конца третьего тысячелетия до XIV в. включительно; оно не подтверждается ни одним видом памятников культуры: нет ни соответствующей керамики, ни цилиндрических печатей.
Из северомесопотамского города Уркеш происходят две бронзовые скульптуры львов, держащих надписи, посвященные закладке храма Неригала, построенного Тишаталем; они и доныне являются единственным памятником художественного творчества, принадлежащим хурритскому центру конца третьего тысячелетия. Это весьма совершенные работы, созданные под сильным влиянием месопотамских изображений львов и не обладающие какими-либо признаками, которые могли бы быть объяснены местной традицией или же приписаны оригинальному творчеству.
На основании монументальных произведений, рельефов и скульптур периода Великого хеттского царства и времени позднехеттских городов-государств Южной Анатолии и Северной Сирии возникло представление о существовании традиции хурритского монументального искусства, восходящего к времени Митанни. То обстоятельство, что образцы этого предполагаемого искусства до сих пор не стали известны, связывали с неудовлетворительной археологической ситуацией в Северной Сирии. Однако высказывалось также мнение, что элементы малоазиатского монументального искусства, которые слыли чужеземными по происхождению, в действительности созданы в самой Малой Азии и, следовательно, отпадает необходимость ждать, не найдутся ли их исходные формы в материальной культуре периода Митанни [Moortgat, 1932; 1944; Bittel, 1950].
Рис. 6. Фигура льва из храма Неригала в Уркеше. Около 1970 г. до н. э. Рис. М. Лайхта
Самой замечательной круглой скульптурой из митаннийских владений XV в. можно считать изображение царя Алалаха Идри-Ми, сидящего на троне, украшенном по бокам львами. Статуя следует традиции древнесирииского искусства, однако совершенно лишена свойственного ему изящества лепки и элегантности линий [Matthiae, 1975, с. 479]. На рельефе, обнаруженном в колодце храма Ашшура в городе Ашшуре, изображено горное божество с двумя козами; по историческим и иконографическим соображениям этот рельеф датируется XV в. и считается характерным примером хурритского монументального искусства периода Митанни [Moortgat, 1932, с. 62 и сл.; 1967, с. 115 и сл.; Hrouda, 1971, с. 182]. Впрочем, не так давно было предложено датировать этот рельеф староассирийским временем [Klengel-Brandt, 1980]. В целом для монументального искусства можно, вероятно, допустить относительно тесные связи с местной традицией [Рагауге, 1977, с. 192], тогда как мобильность произведений мелкой пластики и прикладного искусства больше благоприятствует распространению определенных приемов, форм и мотивов на более широких географических пространствах.
Рис. 7. «Нузийская керамика» из Нузы (вверху) и Телль-Брака ((в середине); «Атшанская керамика» из Алалаха (внизу). Рис. по [Cecchini, 1965]
В XV в. в Передней Азии появляется оригинальная керамика, область распространения которой примерно совпадает с территорией государства Митанни в широком смысле, то есть с включением вассальных государств на востоке и на западе. Характерны как форма, так и декор этой керамики. Преобладают стройные кубки с очень маленькой ножкой, порой величиной с пуговицу. Декор — от красно-коричневого до почти черного — нанесен по темному фону и представляет собой геометрические фигуры (спирали, треугольники, ленты, имитирующие плетение, зигзаги), а также разные мотивы, относящиеся к животному или растительному миру (птицы, козы, пальметки). Так называемая «нузийская керамика» впервые появляется в Нузе и в IV слое Алалаха и держится до конца XIII в., то есть намного переживает конец государства Митанни. На поздней фазе из «нузийской керамики» развивается «атшанская керамика», получившая свое название по современному наименованию Алалаха; она отличается особенно изящным растительным орнаментом. По сочетанию цветов и некоторым декоративным мотивам прежде всего атшанская, но также и нузийская керамика напоминают критский дворцовый стиль, расцвет которого, однако, относят ко времени значительно более раннему, чем время появления нузийской керамики [Hrouda, 1957; Cecchini, 1965].
Откатанные на глиняных табличках из Аррапхи цилиндрические печати дали имя типу печатей, имевшему распространение во всем государстве Митанни и далеко за его пределами («киркукская глиптика») [Porada, 1947; Collon, 1975]. Подавляющее большинство этих печатей изготовлено из пасты или фаянса и обычно имеет лишь бегло нанесенный декор, часто выполненный при помощи бутероли (сверла с шаровидной режущей частью) («common style»). Печати из-за недостаточной прочности материала часто приходилось заменять новыми, и в некоторых случаях удается показать, что одно и то же лицо на протяжении примерно десяти лет пользовалось более чем пятью разными печатями. Наряду с такими простыми печатями, очевидно доступными даже беднейшим слоям населения, существовали печати из твердых материалов, главным образом из гематита, выполненные с большой тщательностью («elaborate style»). К самым выдающимся образцам этой группы принадлежат некоторые царские печати, и в частности печать царя Митанни Сауштатара (около 1420 г.) и, может быть» чуть более поздняя печать царя Аррапхи Итхи-Тешшупа.
