Об обстоятельствах наименования будущего писателя Даниилом узнаём из записной книжки его отца 17(30) декабря 1905 г. (день рождения сына): «Пришел батюшка и стал решать вопрос, как назвать сына. Сообща решили назвать Даниилом. Во I) сегодня день памяти Даниила. 2) 12 дней тому назад в 6-м часу видел во сне его, 3) по имени его „Суд божий“ можно назвать и свои личные страдания 14 дней в революцию России; 4) самый дорогой пророк для меня, из которого я строю свою философию…» (Полет в небеса. С. 538). Три латинские буквы под текстом настоящего стихотворения несомненно означают усеченную форму псевдонима Д. Charms, которую встречаем также в записной книжке Хармса под его автографом-«афоризмом»: «Будь краток и ѳ'юток. Д. Ch. 1925.» [ЧС; отмечено последовательное употребление Хармсом фиты (ѳ) вместо ферта (ф), которое связывается с разнообразно используемой им символикой окна (Герасимова, Никитаев I. С. 48); наиболее значимы для такого написания эротические коннотации – в знакомой Хармсу мистической и масонской литературе в трактуется как «страждующее <…> женское семя всей природы и твари», а у Гоголя, из которого у Хармса находим немало реминисценций, в «Мертвых Душах» говорится о фетюке, происходящем от в, «почитаемой некоторыми неприличною буквой».] Таким образом, 1922 годом можем уверенно датировать появление первого псевдонима (А. Александров, которому настоящий текст и подпись были известны, тем не менее, считал датой появления псевдонима 1925 г. – Полет в небеса. С. 13). Ж.-Ф. Жаккар приводит полный перечень впоследствие видоизменявшихся псевдонимов Хармса с датами их использования: Daniel Charms (1924 – sic!), Даниил Хармс (1924–1925), Даниил Ххармс (1929), Даниил Хормс (1930), Даниил Хаармс (1931), Хоермс (1931), Даниил Протопласт (1933), Д. И. Дукон-Хармс (1933), Даниил Дандан (1934), Даниил Шардам (1935), Чармс (1936–1937), Гармониус (возможно, в качестве скрытого псевдонима Харм…с, 1938), а также псевдонимы при публикациях детских произведений: писатель Колпаков, Карл Иванович Шустерлинг и А. Сушко (Jaccard I. Р. 299). См. также прим. к тексту 2.
По поводу смысла основного псевдонима Хармса существуют версии А. Александрова. Все они возводятся к французскому charm – «обаяние», «чары»: «И в немецком, и в английском языках это слово имеет такое же значение. Но, выбрав слово в качестве псевдонима, молодой поэт слегка изменил его звуковой облик. <…> и Daniel Charm превратился в Даниила Хармса. Скрытый смысл измененного слова можно перевести как Даниил Чародей или Даниил Колдун». (Полет в небеса. С. 14; см. также: Ежегодник I. С. 66). учитывая данные о серьезных занятиях Хармса магией (о них см. ниже), версию А. Александрова, вероятно, можно было бы считать весьма правдоподобной, если б не то мистическое значение, которое, судя по некоторым данным, Хармс (и его отец) придавали этой фамилии. О том свидетельствует, в частности, следующая дневниковая запись Хармса от 23 декабря 1936 года: «Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды». (Полет в небеса. С. 15). «Чародей» или «Колдун», кажется, не те имена, которые налагают на их носителя печать неудачи или несчастья. Впрочем, существует и такой вариант интерпретации значения псевдонима, который со слов Хармса передает его близкая приятельница А. Порет: «Мне он объяснил, что по-английски Хармс значит – несчастье, а Чармс – очарование, и что от одной буквы зависит многое» (Порет. С. 357). Действительно, английское Harm не так далеко по значению от того, что говорил Хармс. Однако, дело не в этом, а в том, что именно в соответствии с занятиями оккультизмом и магией Хармс должен был избрать себе псевдоним, значение которого не выявлялось бы так легко с помощью всего лишь познаний в английском (равно как немецком или французском) языке. Поэтому в качестве гипотезы предположим, что поиск расшифровки псевдонима писателя надо вести и в других языках.
Во-первых, следует учесть совершенно очевидное санскритское Dharma – «священный закон», «религиозный долг» и его исполнение, т. е. «праведность», «благочестие».
Во-вторых, необходимо обратиться к древнееврейскому языку, который Хармс изучал в том числе в связи с своими занятиями оккультизмом и магией, предполагавшими также знакомство с Каббалой (соответствующие рабочие выписки и заметки Хармса: РНБ). Тогда обнаружим: воспроизводимое в иврите как hrm (herem) означает «отлучение» (от синагоги), «запрещение», «уничтожение». Ввиду таких значений может, кажется, получить более определенное объяснение высказывание отца Хармса о жизненном неблагополучии сына, связанном с его псевдонимом.
В-третьих, учтём мифологического Харма, одного из сыновей Аристея (о нем см.: Иванов. С. 81).
В-четвертых, примем во внимание сообщение Е. Белодубровского о том, что учительницей немецкого языка в Петершуле, где с 1916 года учился Хармс, была Елизавета Васильевна Хармсен (Белодубровский).
В-пятых, необходимо учитывать основательные занятия Хармса мифологией, историей и литературой Древнего Египта, следы которых своеобразно трансформировались во многих его текстах (см. ниже). Самым ранним из известных свидетельств такого его увлечения является рисунок пером, изображающей некое лицо, с подписью: «Тот» и датой: «1924» (воспроизведение: Полет в небеса. С. 89). К тому времени относится начало дружбы Хармса с Введенским и Т. Мейер, которые тогда учились на Восточном факультете университета. Нет оснований для убедительных заключений о том, в какой последовательности расширялся круг интересов Хармса: от оккультизма к Древнему Египту или наоборот; несомненно лишь, что обстоятельные выписки из книги Папюса «Первоначальные сведения по оккультизму» (РНБ) и названное изображение одного из главных египетских богов Тота, бога мудрости и письма, которого греки отождествляли впоследствии с Гермесом Трисмегистом, носителем сокровенного знания всех поколений магов, – то и другое сосуществовало в сознании Хармса и реализовывалось в его творчестве.
Возвращаясь к теме происхождения псевдонима, необходимо, на наш взгляд, учитывать следующее: «Согласно представлениям египтян, часть человеческой души заключается в имени человека. Поэтому имя являлось постоянным объектом магических действий и заклинаний» (М. Матье. С. 44, сн.2). Трансформации, которые придавал своему псевдониму Хармс, напоминают как раз некие магические манипуляции, с одной стороны, прикрывающие истинное значение имени (которое, по канонам магии, не должно быть ведомо непосвященному), с другой – уберегающие носителя этого имени от неблагоприятного внешнего воздействия.
В заключение, выскажем предположение о возможной реализации в метаморфозах хармсовских псевдонимов яфетической теории Н. Марра, по которой близкое по звучанию слово находится во множестве языков и означает или идентичное или антиномичное (т. е. все равно подобное), вследствие чего сама личность (носитель имени) подтверждает свое древнее происхождение.
О псевдонимах Хармса см. также: Milner Gulland. Р. 248.
2. О том как Иван Иванович попросил и что из этого вышло*
Впервые – Jaccard, Устинов. S. 214–217. Автограф – ИРЛИ.
Отметим еще один псевдоним Хармса, отсутствующий в выше приведенном перечне. Здесь Хармс идентифицирует себя со знаменитым книжником, секретарем князя Андрея (XII в.), который пострадал за свои убеждения. Здесь впервые встречаемся с Иваном Ивановичем – персонаж с таким именем и отчеством будет еще неоднократно возникать в текстах Хармса – взрослых и детских. Иван Иваныч Самовар встретится в другой раз во фрагменте «Комедии Города Петербурга», датированном 4 сентября 1927 г. (см. т. 2 наст. собр.). Но комментируемый текст самим содержанием вызывает в памяти прежде всего Ивана Ивановича Самовара из знаменитого детского стихотворения, которым открывается детское творчество Хармса в печати («Еж». 1928. № 1), причем, обращает на себя внимание не только имя персонажа, а и схожая ритмика обоих текстов, и та же трехстрочная строфика, и своеобразная трансформация эротического сюжета комментируемого стихотворения в детском, где, напротив, Иван Иваныч «не дает». Обратим также внимание на профессию Ивана Ивановича – столяры также еще появятся в произведениях Хармса (см. 95 и т. 2 наст. собр.). Не исключено, что имя персонажа навеяно любимым писателем Хармса – Гоголем, в частности, из «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (сходство заглавия и сюжета – «ссора» – весьма показательны). Во всяком случае, имя Иван встречается у Хармса в более чем 20 текстах (Иван Иванович – в 5) и это корреспондирует частоте их появления у Гоголя («Нос», «Портрет», «Шинель» и мн. др.).
