И так всегда — наиболее индивидуальными для человека являются наиболее для него важные, наибольшим комплексом ощущений с ним связанные индивидуальности. Нечего удивляться, что дикарь уподобил солнце себе; я почти убежден, что многие русские крестьяне, несмотря на то, что комплекс их переживаний неизмеримо сложнее, чем у дикаря, несмотря на то, что в этих переживаниях главнейшую роль играют те, которые связаны с другими людьми, несмотря на влияние религии и кой-какие знания, все же питают к «солнышку» чувства несколько религиозного характера.
Наиболее близкое к нам — наиболее индивидуально, красочно и жизненно, наиболее далекое — наиболее упрощенно и абстрактно, наиболее приближается к идеальной абстракции — к понятию об единице.
Оно и понятно. Что является наиболее нам близким? То, что мы не можем в нашем сознании сильно упростить, не обесценив окончательно, в чем мы ценим индивидуальность близкую к нашей — другую человеческую личность, — мы признаем в ней самоценность. Меньшую ценность признаем мы за животной индивидуальностью, еще меньшую за растением и т. д.
У первобытного человека в тот период, когда его представление о времени было еще очень смутно, не было этих градаций ценности, этих различных степеней индивидуальности; вначале он все мерил собою, — но стал развиваться описанный нами процесс упрощения действительности и параллельно с этим становилась детальней скала ценностей.
Мы уже указывали выше, что страстное стремление закрепить во времени самую высокую, непререкаемую ценность — свою собственную индивидуальность заставило человека создать историю и искусства, — скульптуру и живопись. Не будем останавливаться здесь на сложном вопросе, что в ходе истории отвлекло человека от мысли, вначале бывшей ему ясной, о существовании и других ценностей, и других, не поддающихся сильному упрощению индивидуальностей — животных и растений. Но факт, что об этом настолько обстоятельно забыли, что Декарт считал животных простыми автоматами. Поэтому, так долго не появлялось истории животных и растений — их не считали на столько интересными, настолько близкими к нам индивидуальностями, чтобы их стоило рассматривать, как определенный исторический процесс, и только во второй половине ХІХ-го века появился Дарвин и эволюционная теория организмов.
Систематизирующая наука, упрощая действительность, создала индивидуальные абстракции — виды. Только благодаря такому упрощению наука могла охватить «всю природу» — закрепить хотя бы общие черты переживаний человечества. Но, как мы уже говорили, при этом получается некоторая экономия сил и сознательная деятельность может обратиться к обратному процессу — так сказать к частичному раскрепощению упрощенных индивидуальностей. У человеческого сознания остается более свободного времени и оно сейчас же наполняет его интересом к обиженным его предками индивидуальностям, восстановляя их в некоторых правах, признавая в них бо́льшую ценность, чем прежде, приближая их к своей собственной индивидуальности.
Эволюционная теория организмов могла появиться только благодаря тому, что до нее была установлена система Линнея и внимание человека, внимание науки могло остановиться на более мелких индивидуальных различиях внутри данного вида. Происхождение видов есть, собственно говоря, попытка написать краткую историю животных и растений, впервые признанных самоценными — индивидуальностями.
Такой же процесс намечается теперь и по отношению к неорганизованному миру, к так называемой мертвой природе, — начинается раскрепощение частицы материи, атома.
Науке для упрощения действительности нужно было признать атом неделимым и однородным, сохранить за ним только пространственную и массовую индивидуальность — создалась механика и некоторые части физики.
Благодаря получившейся экономии стал возможен обратный процесс — восстановление ценности и усложнения индивидуальности — выработалось понятие о нескольких десятках химических элементов,о некоторой индивидуальности частиц материи; мы стали отличать атомы разных элементов друг от друга, но в пределах одного — данного химического вида атомы остались однообразными, не отличающимися друг от друга. Развилась химия, появилась физическая химия.
Теперь наступает процесс обратной индивидуализации и в области атома. С одной стороны некоторые явления указывают на различие атомов одного и того же химического элемента, с другой — многие электрические явления, а особенно удивительные «истечения», испускаемые радиоактивными веществами, с несомненностью указывают на существование, иначе — на необходимость создания гораздо более мелких индивидуальностей, чем атом — электронов.
Но так как атом в физическом смысле существовал постольку, поскольку он был индивидуален, как определенное количество массы и движения, то разложение его на электроны и мысль об его индивидуальности в пределах данного химического вида, приводит к следующим последствиям. Во первых вносится смута в понятия о массе и движении, так как электрон является независимым от этих понятий, как индивидуальность еще более мелкая, еще более основная, чем атом, для характеристики которого были созданы понятия массы и движения; во вторых — является законное стремление дать историю развития атомов, как восстановленных ценностей, атомов, ставших индивидуальными настолько, что мы отличаем их даже в пределах одного и того же химического вида.
Про электрон — эту новую появившуюся индивидуальность — мы можем пока сказать только одно — это должна быть более упрощенная индивидуальность, чем атом, и потому символы материи и и движения, которым мы характеризуем последнего, слишком еще частны, слишком индивидуальны для нее; нужно искать более общего символа, который обнимал бы и материю, и движение; вероятно, таковым может быть энергия.
И с этой точки зрения притязания энергетики правильны, но стремление ее заменить материю и движение энергетическим символом и для частиц так называемой весомой материи является, по моему мнению, регрессом, так как обесценивает уже оцененную более широкую индивидуальность атома.
Итак, сознание для выражения индивидуальных переживаний — совокупности внутреннего и внешнего опыта — выработало два метода: один состоит в упрощении действительности и происходит в пространстве, другой, в восстановлении индивидуальных ценностей и происходит и в пространстве, и во времени. Не всегда они ясно противополагаются, и в истории человечества часто оба метода сливаются и спутываются в сложный, трудно распутываемый клубок.
В более чистом виде второй метод выражается в истории, в узком, смысле этого слова, в литературе, в скульптуре и живописи. Эволюционная теории в лице Дарвина, Спенсера, Крукса и многих других делает попытку внести этот метод во всю «природу» — дать историю развития всего-мира, всех переживаний человечества, всех оцененных им индивидуальностей.
Так человеческое сознание построило «мир», создавало «вещи» и само крепло и росло. Мы сотворили себе мир «по образу и подобию нашему» и не пойдем на выучку к метафизикам, чтобы они доказывали нам его бытие; мы не сомневаемся в его существовании, так как носим его в нашем мозгу, нервах, крови и мышцах. Но сознание — только незначительная часть нашей индивидуальности, под ним течет могучая жизнь — инстинкты, аффекты, страсти, воля, наша активность, наше творчество, великое нечто, создавшее и мир, и сознание.
Это нечто жило, проявлялось и творило, не зная ни добра, ни зла, ни мысли, ни времени, могучее в своем бессознательном одиночестве; но каким-то неведомым взрывом оно извергло из своих недр на поверхность маленькое сознание, и этот счетовод-мучитель начал разносить по разным графам великое тело, породившее его, и читать ему прописи и учить его морали. И гигант сразу захирел и почувствовал ужас, тоску и одиночество и увидел, что он не один.
С этого времени начинается человеческая трагедия. Сознание разъяв внешний мир на ряд упрощенных индивидуальностей, создав «вещи», реальность и время, начало разлагать и великое «я», его породившее. Прежде всего оно сказало: «я — дух, а ты — тело», и старалось уверить это «тело,» что оно подчинено ему, что оно должно управляться им — духом, сознанием, чтобы чувствовать себя единым и не мучиться своею раздвоенностью. Началась борьба «духа» с «телом», умерщвление плоти.
